– Что с тобой? Тебе плохо? – честно говоря, я растерялся от такой резко произошедшей перемены.
– Ничего, ничего. Сейчас пройдет…
Прошло минут десять, а мама так и сидела в коридоре на принесенной мной из кухни табуретке, держалась за сердце, приговаривая: «Ничего, ничего. Сейчас пройдет. Не волнуйся». Я сидел рядом на стеллаже для обуви и решительно ничего не мог понять. Точнее почти ничего. Единственное, что мне было очевидным, что телеграмму доставили все же «по адресу». Но чтобы какая-то телеграмма, точнее какие-то два четверостишья вызвали у моей матери такую реакцию – еще 20 минут назад трудно было представить…
Корвалол все-таки помог. Разведенный почти пополам с водой и распространивший специфический свой запах на весь коридор он почти снял сердечную боль моей внезапно расчувствовавшейся мамы.
– Сережа, не нужно никуда носить эту телеграмму. Это нам.
– Знаешь, я догадался, – ухмыльнулся я, – теперь жду объяснений. Я знаю, что ты пламенно любишь поэзию, но чтобы довести себя до предынфарктного состояния от телеграммного четверостишья… И это, в общем, не Пастернак…
– Нет, это не Пастернак… Это Куприянов. Пойдем на кухню, я тебе все объясню. Наш коридор не располагает к длительному рассказу.
– Мы познакомились когда мне было шестнадцать… кажется, шестнадцать… На танцплощадке. Я очень любила танцплощадки. Танцевала я так себе, но поход на танцплощадку был для меня, как праздник. Мне нравились всё: небольшой усталый оркестр, красиво одетые мужчины и женщины, (ведь на танцы надевали если и не самое лучшее, то, как минимум, праздничное), кружащиеся в танце пары, расстроенные девушки, стоящие по над стенкой, желающие выглядеть развязными перед приятелями парни… Даже драки добавляли какой-то романтики всему происходящему, хотя, конечно, вслух я их всегда осуждала. Так вот. В один из летних вечеров мы с подружками Ниночкой Шевяковой (помнишь, она приезжала лет пять назад с внуком?) и Леной… Леной… Как же ее фамилия… Тьфу ты черт, проклятый склероз. Ну, не важно, пошли мы как-то на танцы. В общем, все как обычно. И там, на танцах, мы увидели двух курсантов из мореходки, и одного из них откуда-то знала Ниночка. Конечно то, что они были курсантами мореходки, я узнала от Ниночки, я-то в военной форме ничего не понимала, да и сейчас ничего не понимаю. Одним словом, подруга подозвала их. Знакомый моей подруги был невысокого роста плотный парень, который все время что-то рассказывал, жестикулировал и сам первым смеялся над своими шутками. Его спутник был повыше и поуже в плечах. Весь вечер он молчал, танцевать не ходил, и было видно, что его сюда просто уговорили придти, наверно под предлогом возможности быстрого и легкого знакомства с какой-нибудь девушкой. Очевидно, ему очень не нравилось все происходящее и он просто, как говорят, «отбывал номер». Он то смотрел в пол и курил, то смотрел на меня, причем, как только я обращала на него внимание, он отводил взгляд. Меня этот парень ничем не заинтересовал, поэтому и воспринимался как часть танцплощадной, если так можно сказать, декорации. Мы весь вечер танцевали, невысокий морячок все время что-то рассказывал и смеялся. Ниночка смеялась вместе с ним, но я даже не вникала, о чем они там разговаривали. Я всецело наслаждалась происходящим, и смех моей подружки, жестикуляция одного морячка и постоянное молчание другого воспринимались мной как просто некие фрагменты одного массивного и завораживающего полотна. Н-да, для разговора на кухне о танцплощадке предложение получилось слишком уж высокопарным (мама улыбнулась). Как и все хорошее, танцы закончились, и люди стали расходиться по аллейкам парка, в котором собственно все и происходило. Наши новые знакомые вызвались проводить нас, точнее вызвался проводить нас, конечно, знакомый Ниночки, а его товарищ просто покорно шел рядом и молчал. Мы вышли из парка, и говорливый морячок предложил еще погулять. Мои подружки согласились, а я сказала, что устала и пойду домой. Они втроем еще долго меня уговаривали, но, поняв, что бесполезно, начали прощаться. И тут промолчавший весь вечер парень вдруг вызвался провожать меня. Это было, пожалуй, первое, что я услышала от него в этот вечер. Я прикинула, что возвращение домой в сопровождении парня все лучше, чем возвращение вечером одной, и поэтому приняла предложение. Мы пошли. Я спросила, как его зовут, прикинувшись, что не расслышала на танцах. Он сказал, что его зовут Сашей, и предложил пойти пешком, даже не спросив, в какую сторону мы идем. В общем, мы долго шли и разговаривали. Саша уже не казался, молчуном, наоборот, он оказался довольно интересным собеседником. Вот так мы и познакомились… Как-то я очень подробно все описала, тебе, наверно, не интересно… (мама на секунду задумалась и после некоторой паузы продолжила) Удивительно, но я помню все до мелочей, как будто все было вчера. А что было вчера не помню… Н-да, это склероз… Так вот. Он, узнав, где я живу, начал меня буквально подкарауливать перед домом, ждал меня часами, пока я ни приду из школы. Потом разведал, где я учусь, и ждал возле школы. Когда он сам учился, я не пойму?! Девчонки из класса смеялись и завидовали одновременно. А как же: парень, как нам тогда казалось, значительно старше, еще и в военной форме… Как тут ни завидовать… Наши сверстники еще совсем дети, а тут уже взрослый, аж 20 лет… Сейчас смех, конечно, но тогда мне это очень льстило… В общем, мы гуляли, болтали, ели мороженое в парке, ходили в кино… Потом как-то случилось, что я познакомила его со своими родителями. И он им сразу очень понравился. Он был такой, как тогда говорили, «положительный». Моим родителям он нравился гораздо больше, чем мне, и, как я теперь понимаю, они были совсем не против, чтобы мы поженились. Родители стали приглашать его к нам домой, и Саши становилось все больше и больше в жизни нашей семьи, и оттого мне все больше и больше казалось, что меня сковывают, привязывают к себе… Он писал стихи и как-то написал пару четверостиший моей маме на день рождения. Потом помог папе привезти картошку с рынка. Короче, родители были сражены и подкуплены. Он действительно был неплохой, и, как я теперь понимаю, совсем даже неплохой. Он был вежлив, учтив, умен и покладист. И еще он очень любил меня. Сначала меня это забавляло, а потом стало раздражать и чем дальше, тем больше. Ведь мне он даже не нравился, я к нему относилась, как к приятелю, и его настойчивое общество порой выводило меня из себя. А если разобраться, то меня бесила в нем всего одна черта. Одна. Но эта черта меня очень сильно раздражала. Это раздражающая черта – серьезность. Не смейся, да-да серьезность. Он был серьезен и рассудочен. А мне было 16 лет и меньше всего в жизни тогда мне хотелось быть серьезной. Или даже быть в обществе серьезных. Ведь, наверно, поэтому подростки и не любят находиться в компании людей много старше, которые обычно заводят разговоры на такие скучные и блеклые темы как быт, политика, дети… Вот ты смеешься, а вспомни себя, не таким разве был? Казалось, что жизнь беззаботна и легка. А то, что все так трудно живут – так ведь война только недавно закончилась, вот и трудности, а вообще – жизнь легка и беззаботна. Одним словом, я стала избегать, как могла, его общества. Бывало, прихожу домой, а родители мне с укором сообщают, что Саша просидел весь вечер, прождал, был напоен чаем и в итоге отправлен домой «так как уже было поздно». Дальше обязательно следовала фраза типа «Что ж ты парня-то мучаешь» или «В кого ж ты такая жестокая»… В общем, родители в данном вопросе были явно не на моей стороне.
Так прошел год. Ничего не менялось. Я, как могла, избегала Сашиного общества, он проводил время с моими родителями, ожидая меня у нас дома. В моей жизни все еще накладывалось на подготовку к грядущим выпускным экзаменам в школе и вступительным в институт: занятия с преподавателями, «подтягивание хвостов» по проблемным предметам, ты же знаешь, училась я не очень… Одним словом, суета и нервы, нервы и суета. У Саши тот год был тоже выпускным, и, по идее, он тоже должен был делать что-то вроде дипломной работы, впрочем, я этим никогда у него не интересовалась. Когда он и что писал, я не знаю, так как он все время проводил у нас дома в ожидании меня или, во всяком случае, мне так казалось. Для родителей он был уже почти родственником, и они знали «своего Сашу» намного лучше, чем я, были в курсе его жизни, учебы, успехов и неудач. Сейчас я даже думаю, что может родители знали его лучше, чем меня.... В общем, когда Саша в конце июня пришел с цветами и предложением жениться, родители нисколько не удивились. Я даже думаю, что он больше надеялся на благосклонность с их стороны, нежели с моей. Поэтому и пришел к нам домой делать предложение в присутствии, так сказать. Короче, он пришел и заявил, что, мол, ему по распределению уже нужно уезжать на какие-то там моря, и он предлагает мне выйти за него замуж. Дескать, он понимает, что мне нужно подумать, а еще и поступить в институт, поэтому он в случае согласия готов подождать и уехать пока без меня, но c надеждой или даже уверенностью… Я молчала, родители растерянно говорили, мол, сейчас рано об этом думать, нужно в институт поступать… Одним словом, прямого ответа Саша не получил и укатил куда-то на какие-то свои моря…
