– Оставь своего щенка внизу, Ильза, – сказала им вслед фрейлейн Раймар. – Ведь не возьмешь же ты его с собой в спальню! Отдай его по пути горничной, она выпустит его на двор и за ним присмотрит.

Но фрейлейн Гюссов в душе ничего не имела против Боба и не посчитала необходимым передать его прислуге.

– Ты, как я вижу, очень любишь свою собаку, Ильза, – заметила она, когда они проходили через коридор.

– Да, я ужасно люблю Боба, а мне не позволяют оставить его у себя, – девочка прижалась щекой к головке щенка и опять чуть было не расплакалась.

– Не горюй об этом, дорогая, – утешила ее фрейлейн Гюссов, – это не так страшно! Тут ты его скоро забудешь. У нас двадцать четыре пансионерки, и ты скоро подружишься с ними. У тебя нет братьев и сестер?

– Нет, – ответила Ильза, которая совсем не стеснялась фрейлейн Гюссов. – Я одна.

– Ну, вот видишь! Оттого ты так и привязалась к своему Бобу, что тебе не с кем было поболтать и побегать! А теперь у тебя будут подруги-ровесницы и ты совсем не будешь скучать. Смело можешь отдать Боба папе…

Они поднялись по лестнице и попали в большую залу, из которой вело несколько дверей. Фрейлейн Гюссов отворила одну из них, и они очутились в прелестной комнате, окна которой выходили в сад. У одного окна росла громадная ветвистая яблоня, усыпанная почти спелыми плодами, которые, казалось, можно было достать рукой…

Комната была обставлена очень просто: две кровати, два комода, два ночных столика, два шкафа, большой умывальник и несколько стульев – вот и все убранство.

Когда фрейлейн Гюссов с Ильзой вошли, девочка лет шестнадцати, читавшая у окна, быстро поднялась со стула.

Это была стройная, хорошенькая блондинка с голубыми глазами. Когда она улыбалась, на щеках у нее появлялись ямочки.

Ильза сейчас же догадалась, что это и была англичанка Эллинор Грэй.

– Нелли, представляю тебе твою будущую подругу, Ильзу Маккет. Надеюсь, что вы полюбите друг друга!

– О да, я очень буду любить ее! – сказала Нелли, выговаривая слова с сильным английским акцентом. – Собака тоже будет здесь оставаться? – полюбопытствовала она.

– Нет, – улыбнулась фрейлейн Гюссов.

– О, как жаль! Such a sweet little dog[4]! – добавила юная англичанка на родном языке, не находя слов от восхищения.

Это прозвучало так забавно и Нелли выглядела такой озорной, что Ильзе сразу понравилась ее будущая соседка.

Она с удовольствием осталась бы с Нелли, чтобы поболтать, но фрейлейн Гюссов позвала ее с собой: она хотела показать новенькой классы.

Сначала она открыла дверь в музыкальную комнату, потом они прошли в рисовальную, а затем очутились в так называемой «большой зале»:

– Здесь у нас бывают экзамены, а иногда и маленькие празднества, – пояснила фрейлейн Гюссов.

Но Ильза не слушала: она с ужасом устремила взгляд в открытую дверь, где увидела парты.

«Вот где мне придется сидеть часами вместе с другими девочками, не шевелясь и не имея возможности встать, когда захочется»! Эта страшная мысль тяжелым камнем легла на ее бедное исстрадавшееся сердечко.

– В какой класс ты думаешь поступать? – спросила ее фрейлейн Гюссов. – Судя по возрасту, ты должна быть в первом[5]. Ты привезла с собой книги? Ну, а каковы твои познания в иностранных языках? Ты, вероятно, свободно говоришь по-французски и по-английски, раз твой папа писал, что у вас в доме всегда была француженка или англичанка.

В этот момент внизу прозвенел колокольчик. Ильза очень ему обрадовалась, поскольку положительно не знала, что ответить на расспросы фрейлейн Гюссов. Она только сказала, что не знает, насколько владеет этими языками, но что ей легче всего объясняться по-французски.

– Ну, оставим это пока, – махнула рукой фрейлейн Гюссов. – Не будем сегодня думать об уроках. Завтра все узнаем, когда тебя станут экзаменовать. Пойдем теперь вниз, нас звали к обеду.

Когда они спустились в столовую, Ильза услышала, как фрейлейн Раймар рассказывала отцу о введенных ею порядках во время обеда. Так, например, вновь поступившая сидела рядом с начальницей. А еще в пансионе принято еженедельное дежурство: две пансионерки накрывают на стол и следят за тем, чтобы все приборы были чистыми и стояли на месте.

Герру Маккету, по-видимому, нравились эти порядки, и он с удовольствием смотрел на молодых девушек, которые имели веселый и вполне довольный вид.

Ильза тоже осматривалась, но ее интересовали не новые подруги, а их передники. Да, светленький передник был на каждой пансионерке, и Ильза начала сомневаться, что фрейлейн Раймар согласится сделать для нее исключение.

После молитвы была подана еда. Все блюда оказались хорошо приготовленными и сытными, герр Маккет мог не беспокоиться на этот счет.

После обеда герр Маккет начал прощаться. Фрейлейн Раймар все-таки позволила Ильзе проводить отца в гостиницу и побыть с ним до отъезда.

Нелли, услышав об этом, стрелой помчалась наверх и принесла Ильзину шляпку и перчатки. Ильза поблагодарила ее, а герр Маккет крепко пожал англичанке руку.

– Благодарю вас, фрейлейн, большое спасибо, – сказал он. – Возьмите под свое покровительство мою маленькую дикарку, – прибавил он, сердечно глядя ей в глаза.

– Oh, sure[6], – ответила Нелли, – я буду очень любить ее!..

– Ну, Ильза, как тебе понравилось в пансионе? – спросил герр Маккет, когда они вышли на улицу. – Признаться, я уезжаю со спокойной душой: я передаю тебя в прекрасные руки!

– Мне тут совсем не нравится, папа! А эту фрейлейн Раймар я просто боюсь! Вот увидишь, папа, она меня возненавидит! Почему она придралась к Бобу и не позволила мне оставить его при себе?!

– Ты ведь все слышала! Нельзя так настойчиво добиваться своего, Ильза! – ответил герр Маккет недовольным тоном.

– Теперь и ты начинаешь ворчать на меня! Раньше ты никогда не говорил со мной так строго, – обиженно проговорила Ильза.

При мысли, что никто на всем свете ее не любит, даже папочка, она почувствовала себя такой несчастной, что не выдержала и тут же, прямо на улице, громко зарыдала.

Герр Маккет растрогался. Он взял дочь под руку и принялся ее утешать:

– Ильза, деточка моя, что же люди подумают? Такая большая девочка и вдруг плачет на улице…

К счастью, они уже приближались к гостинице, а там, громко лая и визжа от радости, их встретил Боб. Ильза, все еще плача, взяла его на руки, чтобы приласкать.

Поезд, которым должен был уехать герр Маккет, отходил от станции в пять часов вечера. Время до отъезда пролетело незаметно. Чем ближе становился момент разлуки, тем взволнованнее была Ильза и тем больнее сжималось сердце отца. Герру Маккету стоило больших трудов не уступить просьбам Ильзы и не взять ее с собой.

– Будь благоразумна, доченька, – уговаривал он, скрывая слезы.

Но Ильза твердила свое:

– Я убегу из пансиона, я буду вести себя так плохо, что эта противная начальница выгонит меня вон!

Ее рыдания разрывали душу отца, и он начинал серьезно опасаться намерений дочери, хотя и надеялся, что она не исполнит своих угроз.

Ильза хотела проводить его на вокзал, но этого герр Маккет не допустил.

– Нет, Ильза, сначала я завезу тебя в пансион, а потом отправлюсь на вокзал один, так будет лучше! А теперь пойдем, дорогая, – сказал он и обнял дочь в последний раз, когда увидел, что их экипаж уже у подъезда. – Обещай мне быть умницей, доброй и послушной девочкой! Ты увидишь, как скоро ты привыкнешь к новой жизни, если только сама этого захочешь!

Ильза повисла у отца на шее и, казалось, не отпустит его. Ей вдруг стало стыдно за свое поведение, за то, что она так мучила своего доброго папу все эти дни.

– Папочка, милый мой, не сердись на меня, дорогой, единственный! Ведь ты один меня любишь и жалеешь на всем свете!