– Николай?
– Да, жалко, конечно, но что тут сделаешь, несчастный случай, – развел руками председатель.
– Ладно, пойду, буду ждать тебя вечером.
Как только он вышел из машины и выпрямился в полный рост, с крыльца дома напротив послышался шепот и недовольное цоканье языками. Девочка ойкнула. Максим заметно напрягся, втянул голову в плечи. Это было неприятно, грязно, как-то низко, но Тимофей словно и не замечал косых взглядов. Подошел к калитке, с легкостью вытащил ее из единственной уцелевшей петли и положил рядом с забором. Мужчины заохали, девочка прикрыла рот ладошкой. Цирк им, что ли? Максим нахмурился.
Петрович снова завел мотор, развернул машину, и они поехали к нему домой.
В доме, где Тим провел первые десять лет своей жизни, пахло все также: отсыревшим деревом, печеными яблоками, мамиными духами с ароматом сирени и свежей сдобой. Мама обожала печь сладкие лепешки – бесхитростные, из постного теста, посыпая сверху сахаром. Они всегда казались ему самым вкусным лакомством.
– Дашенька, ты? – позвал слабый женский голос из кухни.
– Это я, мам, – ответил Тим, снимая свои ботинки у дверей, где стояли лопаты, ведра и грабли, должно быть, еще с осени.
Женщина ахнула, что-то упало, послышался шорох и какая-то возня.
– Ой, Тимоша, – пролепетала она, поспешно натягивая на ноги валенки, в которых проходила всю зиму. Слишком суставы ломило от сквозняков.
Тим вошел в просторную кухню с широким окном.
Мать сидела в кресле у печки, с книгой в руках, на деревянном столе с выцветшей клеенкой стояла тарелка с супом и кружка чая, уже остывшие.
– Ты что это ничего не ешь? – нахмурился Тим, не решаясь подойти к ней ближе.
– Совсем аппетита нет, – пожала она худыми плечами. Некогда каштановые волосы ее поседели, сама как-то высохла, сильно постарела за последний год.
– Ой, что это я сижу! – всплеснула руками. – Тима, хочешь чай? Я твоих любимых лепешек напекла, как знала, что ты сегодня приедешь…
Старушка медленно поднялась с кресла, провела ладонью по волосам, как будто проверяя, не выбились ли локоны из прически – привычка с молодости. У нее всегда были густые и непослушные волосы, слегка вьющиеся и блестящие, настоящая гордость для самой Нины и зависть для ее соседок и подруг.
– Мам, не суетись, – Тим сам подошел к плите и поставил чайник на конфорку. – Ты бы поела лучше!
Но она лишь всхлипнула и прикрыла рот руками, из уголков ее голубых глаз в мелкой сеточке морщин покатились слезы.
– Ой, Тимочка, я так рада, что ты приехал, бедный мой! И досталось же тебе, как несправедлива жизнь, как несправедлива!
Ну вот, приплыли. Этого он и опасался, сейчас попробуй, успокой!
– С калиткой-то что случилось? – он постарался как-то отвлечь ее.
– Да петля проржавела еще осенью, Сережка там возился с ней, да так и не смог починить, – старушка утерла лицо узловатыми пальцами.
Тимофей коротко кивнул – работы невпроворот. Нужно было достать из сарая папины инструменты, починить калитку и забор, выкорчевать репейники, пока еще земля сырая, перекопать огород.
Мама смущенно куталась в шаль, не зная, о чем поговорить с сыном, но, кажется, нервничала больше обычного. Села за стол, обвила пальцами чашку с горячим чаем, которую ей налил Тим, вздохнула, нахмурилась, глядя куда-то в сторону.
– Тима, я так виновата перед тобой, – вдруг сказала она.
– Не надо, мам, ты ни в чем не виновата, я же понимаю, что же сделаешь, раз так сложилось…
Но старушка мотнула головой, как будто не об этом речь.
– Тимочка, ты не понимаешь, – шепотом сказала она. – Я-то и сама не знала, поначалу, отцу не верила, а он пытался меня переубедить, нужно было слушать его. А я! Ну что, дуры мы, бабы! Теперь мне уже недолго осталось, а ты, пожалуйста, будь осторожен. Лучше тебе вообще уехать!
Снова здорово! Что это с ней? Память что ли отказала?
– Так я уеду, мам, не волнуйся, мы с отцом дом построили, помнишь? Я там и живу, в лесу.
– Не туда, – мама с тревогой уставилась на его капюшон, как будто в самые глаза смотрела, сквозь плотную ткань. – Там опасно, нужно совсем тебе переехать, понимаешь?
Да что с ней такое сегодня? Тим даже выпрямился от неожиданности.
– Ох, это я во всем виновата, – усмехнулась с горечью. – Какая же глупая я была! А под конец жизни глаза-то открываются, теперь все как наяву вижу! Люди трусливые и глупые не того сына предлагали мне…
Договорить она не успела. Дверь скрипнула, и мама тут же прижала дрожащие пальцы ко рту.
– Тетя Нина? – позвал женский голос.
Тим быстро встал и отошел в угол, чтобы ненароком не испугать девушку. Но когда Дарья вошла в комнату, то все равно вскрикнула и прижала руки к груди. В детстве она часто играла с его братьями, он прекрасно ее помнил: рыжая коса, веснушки, острый подбородок и пухлые губки бантиком. Не девочка, а кукла. Она и сейчас была красивой, только какой-то измотанной, уставшей, глаза больше не светились беззаботностью, кисти рук в узловатых жилах, как от тяжелой работы.
– Ох, прости, Тима, не ожидала, – она смущенно отвела взгляд и поставила на стол сумку с продуктами. Даже пальто снять не успела.
– Что это вы не едите? – строго спросила она. – Нельзя так, Нина Анатольевна, вы же не маленькая, должны понимать!
– Да я… это…
Мама замялась, не зная, как оправдаться.
– Не вкусно? Пересолила, что ли?
Даша принялась доставать из сумки продукты: апельсины, яблоки, пакет риса, пачку масла, какие-то консервы.
– Спасибо, что заботишься о ней, – пробурчал Тим, как обычно краснея и заикаясь при девушках. – Петрович рассказал про Николая… Что случилось?
– Говорят за оголенный провод случайно схватился… До сих пор не понимаю, он же электриком пятнадцать лет отработал, ерунда какая-то!
– Мне жаль.
Девушка кивнула, подняла на Тимофея лицо и грустно улыбнулась.
– Трудно было первое время без него, сейчас уже привыкаем, дочка первый класс закончила, представляешь?
– Да, быстро время летит, – вздохнул Тим.
В старших классах Даша встречалась с его братом Сергеем, как раз в то время, когда Тим ушел с отцом в лес. Почему-то он не сомневался, что они поженятся, а потом вдруг услышал про какого-то Николая, приехавшего на работу из соседнего села. Дескать, быстро у них все закрутилось, любовь с первого взгляда. Сергей так переживал, что пить начал, потом вроде взялся за ум, но так и не мог жениться до тридцати двух.
Тимофей извинился и вышел из дома: работы было много, а пока Даша с мамой посидит, можно было и что-то полезное сделать.
– Хороший он, – вздохнула Нина Анатольевна, протягивая руку Даше, чтобы та измерила давление тонометром.
Дарья выглянула в окно. Тимофей чинил забор.
Да, и правда молодец, сразу приехал, как Петрович его позвал, а Сергей с Иваном даже звонить забывали. Люди в поселке болтают всякое, любые неурядицы вешают на этого великана, а он ведь всегда таким безобидным казался, робким мальчишкой. Ну, подумаешь, чуть крупнее других детей этого возраста.
Став матерью сама, Даша очень сочувствовала Нине Анатольевне. Ее младший сын был тоже немного нелюдимым, садик не любил, других детей стеснялся, а психолог из областной больницы вообще поставила ему диагноз – заторможенное умственное развитие. Но она-то прекрасно знала, что сын ее просто тяжело переживает гибель отца, и никакой он не отсталый. Теперь она смотрела на Тимофея и его проблемы с другой точки зрения. А ведь детьми они часто над ним смеялись, обижали, кидались камнями и грязью. Теперь было ужасно стыдно за все это.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».