«Меня нашли!» – подумала я. Все пропало! Единственное, что могло бы меня спасти, – это найти выход и выбраться из ловушки!

Ничего не видя вокруг, я продолжала двигаться на ощупь. Шум рядом усиливался, а голоса наводили ужас! Они принадлежали тем, кто подкрадывается с преступными намерениями, стараясь казаться незаметными.

– Это воры! Или убийцы! – Теперь меня била крупная дрожь. Не отдавая себе отчета в происходящем, я наделала в штаны. Ком неимоверной тоски подкатил к горлу, когда я почувствовала горячие струи мочи, стекающие по ногам. Стыд и безысходность тяжело давили на сердце.

Скрип открывающейся двери вывел меня из оцепенения. Шаги, шорохи в темноте и дыхание кого-то запыхавшегося. Дыхание было явно не моим! Неожиданно чей-то голос совсем рядом со мной прокричал в темноте:

– Кто здесь?

Я чуть было не умерла от инфаркта! Обезумев от страха, почти потеряла сознание.

Тело ходило ходуном от дрожи, и я не знала, что делать дальше. Заметив краем глаза тень, приближающуюся в темноте, я дико закричала. Не помню, что выкрикивала, но помню свой визг, способный разнести вдребезги стекла:

– Помогите!

Я вдруг почувствовала, что на меня собираются напасть. Схватив первое, что подвернулось под руку, я с силой бросила предмет в сторону ненавистной тени.

– Что ты делаешь? – раздался чей-то хриплый голос.

– Это же бабушка! – прозвенел тонкий голосок, похожий на детский.

Я покрутила головой во все стороны, никого не видя рядом.

– Мама, что ты вытворяешь? Ты что, сошла с ума? – произнес хриплый голос в замешательстве. Казалось, он принадлежал раздраженному мужчине, которого только что разбудили, сорвав с кровати.

Одновременно с голосом вдруг зажглись все до одной лампочки огромной люстры. Неистово яркий свет ударил меня, как пощечина. Свет оглушил гораздо сильнее темноты, и на какое-то время я просто ослепла.

– Паразиты! – прорычала я. – Что вам от меня надо, бандиты?

Я лихорадочно пыталась ударить кого-нибудь из присутствующих.

Преступники разговаривали между собой или мне только казалось? Возможно, это было всего лишь эхо в ушах. Не могу вспомнить, поскольку в голове у меня начался ураган. Мысли летали и путались, как вихри ветра в безумном танце, чувства обрушивались, словно штормовые волны на берег, то переполняя, то опустошая голову.

Я поняла, что выхода не найти, и страх превратился в ярость. Свирепую животную ярость! Я стала сама не своя: нутро горело, и этот жар просачивался сквозь поры, заставляя сдирать всю одежду.

– Мама… – пробормотала тень.

Слово эхом отозвалось в моей голове… пять, шесть, десять раз. Тошнота подкатила к горлу. За спиной тени в этот момент раздался женский шепот:

– Иди сюда, малыш, пойдем спать. – Две тени, маленькая и большая, стали быстро удаляться по коридору.

– А почему бабушка голая? – спрашивал тонкий голосок в конце коридора. Другой голос не ответил, оставив меня один на один с сомнениями.

Тем временем самая крупная тень медленно приближалась ко мне.

Схватив серебряный чайник со столика, стоявшего рядом, я изо всех сил ударила тень по лицу. Раздался отчаянный крик боли, похожий на звук, издаваемый ослом. Голос кричавшего неожиданно показался мне знакомым, а тень вдруг превратилась в ребенка.

– Что ты вытворяешь, черт возьми?! – плаксиво заныл голос, а я попыталась еще раз ударить его. Кровь струилась по лицу из разбитой брови, а бандит был похож на раненного на ринге боксера. Решив, что теперь он точно меня убьет, я стала медленно передвигаться в сторону окна.

– Останови ее, она же может выброситься! – выкрикнул другой голос. В тот же момент кто-то вероломно набросился на меня сзади.

Не сдаваясь, я изо всех сил пыталась освободиться: одному я плюнула в лицо, другого, если это был кто-то другой, сильно укусила за руку и поцарапала. Я чувствовала, как мои ногти погружались в кожу и вырывали клочья мяса. Голос кричал, я тоже кричала! Поток ругательств, которые я извергала, перекрывал голоса.

Бандиты были гораздо сильнее меня и в конце концов одержали верх. Я вдруг поддалась, перестав сопротивляться. Резкая боль от укола в плечо была последним, что я запомнила перед тем, как лишиться чувств…

Вокруг меня раздавались сразу несколько голосов.

– Надо бы ее помыть, она вся перепачкалась… – сказал кто-то.

У меня кружилась голова; устремив взгляд прямо перед собой, я увидела… потолок. В каком же положении я находилась?

Меня уже успели перенести в другую комнату, где свет был не таким ярким и невыносимым. Приятное тепло накрывало все тело, ноги и руки удобно отдыхали на чем-то мягком. Дыхание еще не восстановилось, но я постепенно успокаивалась. Единственное, что продолжало усиливаться, была пустота в голове: полное неведение ни где, ни кем я была.

Попыталась заговорить, но у меня ничего не получилось. Из горла вырывались только слабые стоны, которые я была не в состоянии контролировать. Временами стоны превращались в икания новорожденного ребенка. Кто-то предложил мне стакан воды, но я не смогла проглотить ни капли, едва не задохнувшись.

В конце концов сон свалил меня, и глаза закрылись сами собой. В тот момент, когда я проваливалась в сон, произошла странная вещь: я проснулась. Никакого логического объяснения, но, потеряв сознание, я как будто пришла в себя и поняла, кем была. Я словно переходила из одного измерения в другое, выключая одну часть себя и включая другую. Прости, Господи, за слова мои: я умирала и воскресала одновременно.

Я перестала задыхаться, сердцебиение выровнялось. Все происходило наоборот: я спала с открытыми глазами, и невероятное чувство радости наполняло все тело. Беспричинная, бессмысленная радость сумасшедшей женщины.

На противоположной стене висела большая картина с изображением Божьей Матери и ребенка. Я улыбнулась картине напротив, и Матерь Божья улыбнулась мне в ответ. Я была уверена: улыбка играла на ее губах. Это был знак! Я улыбнулась всем, кто был вокруг. В голове звучал гимн о сотворенном чуде, от переизбытка эмоций глаза наполнились слезами. Слезы заменили кровь в венах, я плакала всем телом. Соленая влага лилась из глаз, из рук, изо рта… Я походила на ту иву из песни, что от пролитых слез склоняется так низко над рекой, что ветки и листья касаются водной глади.

Чем больше я плакала, тем больше хотелось.

Противоречивые чувства переполняли душу: боль от нелегко прожитой жизни и облегчение от отпущения грехов.

Значит, неспроста я обращала все молитвы именно к Божьей Матери. В каждой безвыходной ситуации она приходила на помощь, стоило только попросить. Даже в день, когда после одной из самых жестоких бомбежек Неаполя в августе тысяча девятьсот сорок третьего года нам на головы рухнул дом. Никогда не смогла бы забыть тот день. Бомба упала прямо на здание рядом с пожарным депо, на площади имени Карла III. Обломки и камни моментально похоронили всю нашу семью. Никто из соседей не верил, что кто-то из нас остался в живых. Всем на удивление, как черви из-под земли, мы начали выползать из-под обломков. Счастливые черви, грязные, покрытые пылью, вылезшие из огромной мясорубки, которая перемолола камни и тела, кровь и плоть вместе со щебнем и мусором.

Черви, но живые! Мы смотрели друг на друга без слов, пытаясь унять дрожь от пережитых потрясений и от счастья, что дышим. Как прекрасна была жизнь в тот момент! Тот, кто никогда не смотрел смерти прямо в глаза, вряд ли смог бы понять то состояние!

В тот день под падающими бомбами моим единственным оборонительным щитом была молитва, а оружием – четки. Я обращалась к Помпейской Божьей Матери, шепча молитву о спасении в платок, плотно зажатый в кулаке, – тот самый, которым потом перевязали Лине рану на плече.

Бомбежка застала нас врасплох, не дав возможности укрыться в бомбоубежище. Не помню точно, сколько длилась атака, но мне она казалась бесконечной. Все это время я повторяла молитву, выстреливая слова, как пулеметную очередь. С неба летели бомбы, а из-под обломков выстреливала моя молитва.