Ведь если сидеть в парке, то останешься в нем на всю жизнь. Вырастешь, станешь высоким и взрослым, в паху и на подмышках отрастут волосы, вырастет грудь, рыжая шевелюра сваляется в колтуны, голос будет не писклявый, а какое-нибудь меццо-сопрано, а потом состаришься и умрешь – но так и не проснешься.
Пейзаж настолько однообразный, что описывать его бессмысленно: так, зеленая трава, обломки чего-то ржавого – наверняка следы парка, который пытается разрастись, поглотить тут все, прямо как раковая опухоль – да красное небо. Ни тропинки, ни дороги, только огромная, в рост человеческий, кислотно-зеленая трава.
Разговаривать не хотелось – да и о чем бы они разговаривали? В другое время Саша бы спросила, каково это, – жить в другой стране. Ведь у иностранцев, наверное, все иначе? О чем думают? Какое у них мировоззрение? Но солнце немилосердно жгло затылок, трава хлестала по ногам, а по лицу тек пот солеными каплями.
* * *
– Река, – Эрик изрек очевидную вещь. – Дальше не пройти.
И правда. Река. Саша однажды была на Волге, когда поехала к бабушке на поезде. Она тогда была совсем маленькой и вечно сетовала на то, что никогда не сможет переплыть Волгу.
– Если потрудишься, то переплывешь, – улыбнулась ей тогда бабушка и потрепала по голове. И четырехлетняя Саша тогда сжала кулаки и твердо решила заняться плаванием, чтобы спустя много лет, сильной, смелой пловчихой взять и переплыть эту самую Волгу.
Правда, на плавание ее так и не отдали – мама запретила, по здоровью. А эта река куда больше Волги, и даже моря – несется куда-то вперед, а течение такое быстрое, что брошенная в воду палка уже через мгновение была от Саши в пяти метрах. Вброд ее точно не перейдешь.
– Что ж, – пробормотала Саша, – Видимо, придется поворачивать назад.
– Прошу вас, Саша, давайте не будем поворачивать, – Эрик заплакал. – Я не хочу, не хочу опять возвращаться в этот парк, не хочу проходить через это все снова, пожалуйста, не надо…
– Но если другого пути нет, то что нам тогда делать? Вы умеете строить лодки? Я – нет.
Они так бы и препирались, если б не услышали странное хоровое пение. Так пели ребята у костра в лагере, когда Саша поехала в первый и последний раз в позапрошлом году. Ее там, конечно же, затравили, такую, как она, будут травить везде и всегда, но когда главарь их отряда, Миша, доставал гитару и пел, она готова была простить им все обиды.
– Да, – пел незнакомый бас, – и если завтра будет круче, чем вчера…
Лодка – не пластиковая байдарка, не надувное нечто, которыми пользуются разве что неопытные новички, которые ни разу не ночевали в походе, нет, самая настоящая, суровая, деревянная, огромная лодка – плыла по реке, а в лодке, работая веслами, сидели самые странные люди, которых Саша только видела в своей жизни.
Во-первых, вся компания был в зипунах, несмотря на то, что солнце светило так ярко, что резало глаза. Во-вторых, эти люди носили такие густые бороды, что лиц было невозможно рассмотреть. В-третьих, они все пели песни ужасно немелодичными, но до странности красивыми голосами.
– Хэй! – один из туристов, в очках-полумесяцах и седой, резко затабанил, да так, что лодка едва не просела. – Смотри-ка, пассажиры!
– Пассажиры, – забурчал молодой парень на корме. Усов и бороды у него не было. Только модная стрижка да очки в роговой оправе. Да портрет какого-то политика на футболке. – Делать нам нечего, кроме как еще пассажиров набирать. Самим не протолкнуться.
– Леша, тихо, – буркнул турист в очках-полумесяцах. – Может, им помощь требуется. Давайте, табань!
Лодка остановилась, обрызгав Сашу и Эрика ярко-зелеными брызгами. На месте брызг на одежде остались ярко-фиолетовые пятна.
– Ну, рассказывайте, кто такие, куда путь держите, – турист в очках-полумесяцах подмигнул.
– А… а в-вы кто такие? – пискнула Саша.
– Мы, сестренка, туристы. Путешественники по чужим снам. Нам, понимаешь ли, в Государстве скучно, вот и плаваем по Пограничью. Ищем таких, как вы, бедолаг, да спасаем. Вы сколько тут уже? Судя по вот этому – палец туриста ткнулся Эрику в грудь – не менее двух месяцев. Еще месяц – и все, крышак бы поехал. Только в дурку и ложиться. А вы куда, собственно, направляетесь?
– П-понимаете, – слышать русскую, живую речь было просто как бальзамом на сердце. – Я отказалась подписывать соглашение, и оказалась тут. А тут и Эрик, и нельзя проснуться… В общем, я практически ничего не понимаю, – со вздохом подытожила Саша. – Только разве что то, что нам с ним нужно попасть на метро.
Отчего-то турист расхохотался, басом. Да и остальные тоже хохотали вовсю, и даже самый молодой, в футболке с политиком, визгливо похихикивал. Саша уже привыкла, что над ней смеются, и приготовилась уже ощутить то самое щемящее чувство в груди, но отчего-то его не было. Да и смеялись, они, кажется, не над ней вовсе.
– Экая незадача, сестренка, – турист потрепал ее по голове. – Надо же, какая ты смелая революционерка. Отказалась, значит, принять гражданство Государства, и тебя просто выбросили на произвол судьбы. О чем только они думают! Так бы грелась сейчас где-нибудь на выдуманных Мальдивах, а теперь только и думаешь, как бы проснуться. Тебе еще повезло, что ты не попала в Ловушку.
– В Ловушку?..
– Это сложно объяснить, – разглагольствовал тем временем парень в футболке с политиком. – Ты просто вроде как в знакомом месте, но что-то тебе кажется ужасно не так, как на самом деле. И вот ты напрягаешься, напрягаешься, пытаешься углядеть ту самую важную деталь, которая все меняет…
– И оказывается, что ты находишься, например, на семнадцатом этаже шестнадцатиэтажного дома. Хочешь спуститься вниз, на шестнадцатый, проходишь пролет – и снова оказываешься на том самом семнадцатом этаже, – продолжил турист в очках, поглаживая необъятный живот в зипуне. – Или, например, вышла на несуществующей станции метро, которой и не было-то никогда. Хочешь попасть обратно – и не получается. Это и есть ловушка. И люди, которые никогда по снам не путешествовали, могут там просидеть целую жизнь – проснуться-то нельзя.
– Мы, конечно, спасаем по возможности, – лениво ответил парень в футболке, – но всех не спасешь. Некоторые седыми из таких ловушек выходили. Бывает, спрашиваешь, что такое видели – молчат. А мы и не спрашиваем, а то кошмары будут сниться.
– Уж помолчал бы, Атеист, – хмыкнул турист в очках. – Сам-то не хотел их вызволять.
– А вам бы, Альберт Андреич, всех на своем пути подбирать. Кошек, собачек, птичек с перебитыми крыльями…
– Ладно, – пробасил один из сидящих в лодке – И так уже заболтались. В общем, слушай сюда, девочка: мы можем подбросить вас до метро. Нам все равно по пути – Атеисту скоро на пары. Но место в лодке только одно.
В сущности, Саша, наверное, с самого начала догадывалась, что будет именно так. Именно поэтому, ни разу не колеблясь, она кивнула на Эрика.
Глава 5
Город, где сбываются худшие страхи
Когда-то Президент был очень маленьким и радостным мальчиком, который так же, как и вы, любил играть и веселиться. Он вырос, занял почетный пост со своей прекрасной женой и принялся вести Государство к свету. Однако взбунтовались Тёмные твари и потребовали у Президента ключи от Государства. Ясно, зачем: как ты, мой милый маленький читатель, любишь вечером поесть с чаем малинового варенья, Тёмные твари любят лакомиться чужими страхами.
Но отказался Президент и еще больше укрепил границы. И тогда Тёмные твари начали угрожать самому светлому, что было у Президента: его детям. Мальчику и девочке. И тогда пришлось Президенту принять страшное решение: отправить гонцов в Реальность и оставить детей там. Найти им родителей, которые были уверены в том, что это их дети, а вовсе не Президента, да стереть всю память о мире снов.
Дети были спасены, укрыты надежно в Настоящем мире, до которого Тёмные твари никогда не смогли бы добраться. Только вот с тех пор Президент ни разу не улыбнулся. И запретил всем своим подданным улыбки и смех. И теперь никто больше не смеется в Дворце, а сам Президент молчит и перебирает бумаги. И так будет всегда, пока не случится чудо и не вернутся к Президенту его дети.
Сказки про Президента для самых маленьких