— Приятного аппетита! — воскликнула её старшая сестра, и все члены семьи пожелали друг другу то же самое. Казалось, ничего не могло нарушить эту идиллию. Бабуля Смит протянула слегка дрожащее копыто к пирожкам, взяла один и поднесла его ко рту… как вдруг обронила его. Её конечности начали дёргаться, как при приступе эпилепсии, и сама она свалилась на пол с громким стуком.
— Бабуля! Что с тобо… — спохватился Биг Макинтош, но в эту же секунду в его горле словно встал ком, и он, выпучив глаза, стал задыхаться, будто кто-то просто-напросто перекрыл доступ к кислороду. Упав на пол, как и пожилая пони, жеребец потянулся к ней — его копыта содрогались, а в испуганных глазах и неподвижных губах застыл немой крик. «Не умирай!..». Однако сердце бабули Смит уже не билось.
Эпплблум закричала в унисон с Эпплджек. Боль, нежданно пронзившая их тела, была слишком сильной и так же, как и в случае с остальными, намертво пригвоздила их тела к полу.
— Эппл… джек… — малышка с трудом могла говорить. Впрочем, как и дышать. — Ч-ч-что п-происх-ходит?..
— Полз-зи ко… мне, Эпплб-блум… — голос старшей сестры хрипел и был едва слышен.
— Я… не х-х-хочу… умир-рать… — глаза кобылки налились горячими слезами, и те тонкими прозрачными ручейками потекли вниз по щекам. Казалось, им не было конца.
Эпплблум потянулась навстречу сестре, которая тянула к ней копыта, скорчившись от боли. Их тела слабели с каждой секундой.
— Всё буд-дет хоро… Кха-кха-кха! — похоже, Эпплджек переставала дышать, как и Биг Макинтош, чьё сердцебиение уже практически угасло.
— Нет, сестра! — пронзающий остатки души, крик кобылки на секунду отрезвил пони.
— Не бойся. Я… рядом…
Эпплджек в последнюю секунду заключила младшую сестру в объятиях, и их души отделились от тел, всё так же — в обнимку — улетая в жерло демиурга.
В бутике мод Рэрити вовсю кипела работа. Ярко светило солнце. Его лучи пробивались сквозь фиолетовые занавески, окрашивая обстановку в оттенок этого же цвета. Кобылка в красных узких очках прострачивала свой ещё неготовый шедевр — прелестнейшее вечернее платье цвета фуксии. Швейная машинка глухо отстукивала целые ритмы. Закончив последний шов, Рэрити облегчённо выдохнула, ловким движением смахнула пот со лба и поправила слегка взъерошенную гриву. Послышался негромкий стук маленьких копытец о ступеньки — Свитибелль спускалась к своей сестре.
— Рэрити, давай поиграем!
Кобылка посмотрела на неё полными мольбы глазами. Увидев это, та просто не смогла ей отказать.
— Хорошо, дорогая.
Рэрити встала из-за рабочего места и направилась к выходу, подзывая за собой младшую сестру. Свитибелль, обрадованная, побежала в свою комнату за мячиком, и уже через несколько секунд она стояла на улице вместе с ним.
— Ах, просто чудесная погода! Не так ли?
— Ага… Отбивай! — весело выкрикнула кобылка, бросив Рэрити яркий разноцветный мячик. Та подставила копыта, чтобы отбить, но вдруг не удержала равновесие и свалилась на спину прямо в пыль. — Хи-хи-хи, неуклю-южая! — младшая пони рассмеялась над своей старшей сестрой, но вместо смешка в ответ услышала крик, от которого её сердце содрогнулось. Она подбежала к ней и спросила:
— Что с тобой?
— Я н-н… не знаю! — визжала пони; зрачки её перепуганных глаз в несколько раз сузились, а сама она тяжело, со свистом дышала. Свитибелль не понимала, что происходит. До этого момента всё было нормально: сестра занималась пошивом новой коллекции, они вместе болтали, порой играли, когда Рэрити была не занята — всё просто шло своим чередом. Малышка начала плакать, не зная, как помочь. — Свит-тиб-б… — из последних сил попыталась произнести швея, но вдруг голубые глаза тотчас же сомкнулись, а грудь перестала подыматься.
— Рэрити?! Рэрити! — кричала младшая, проглатывая солёные слёзы. — Н-нет… П-пожалуйста… — она прильнула к сестре и навзрыд, пуще прежнего зарыдала, надеясь, что та услышит, откроет глаза, обнимет её и успокоит, скажет, что всё в порядке. Но, увы, от вечного сна не было суждено проснуться ни ей, ни кому-то другому.
Острая боль пронзила сердце Свитибелль. Была ли это боль от утраты, либо иная боль, не знал никто — однако она сжала маленькое сердечко настолько сильно, что оно лопнуло, разорвавшись на куски.
Две сестры лежали рядом. Изо рта младшей капля за каплей падала кровь, окрашивая белоснежную шёрстку старшей в ярко-красный цвет…
— Ю-ю-ю-ху! — безоблачное небо наполнялось радостными криками, а с земли слышался задорный детский смех.
— Рэйнбоу, ты лучшая! — крикнула Скуталу так громко, как могла, чтобы Дэш, которая ловко проделывала всяческие пируэты, демонстрируя их кобылке, услышала её. Когда возглас дошёл до ушей голубокрылой пегаски, она пулей опустилась вниз и с размаху дала пять своей самой преданной фанатке.
— Ха! Как и ты, Скуталу! — Рэйнбоу подмигнула ей и вновь взметнулась в небо. Её радужная грива развевалась на ветру; она хотела показать, как высоко может подняться всего за несколько секунд. С помощью крыльев пегаска почувствовала какие-то колебания. Они показались ей странными, но она продолжила лететь. И зря. Внезапно она перестала ощущать крылья, а они, в свою очередь, — её слушаться. Дэш камнем полетела вниз. Там, на земле, издающая уже совсем не радостные крики, Скуталу уже была вжата в грязь.
До земли осталось несколько десятков метров. Послышался треск ломающихся костей. Ничего не было видно: своим «приземлением» Рэйнбоу подняла вокруг себя гигантские столбы пыли.
— Спаси меня! Спаси! Мне страшно! — пронзительный, будоражащий душу детский крик заполонил слух Дэш, раздаваясь эхом по всему сознанию, и эти слова были сильнее боли, которую она испытала, ударившись о землю.
— Д-держ-жись, Ск-к… кутал-лу… — пегаска медленно пробиралась к ней. Её не останавливали ни переломанные в мясо ноги, ни перекосившиеся крылья, ни льющаяся как из ведра кровь. Она кашляла ею, но не останавливалась, хотя голова гудела от боли, а тело, пребывающее на грани, слушалось буквально через раз.
Оставались считанные сантиметры. Вот-вот, ещё совсем чуть-чуть, и Рэйнбоу дотянется до Скуталу, защитит её, спасёт, и тогда всё будет хорошо. — Вс-с-сё буд-дет хорош-шо… — еле слышно шептала Дэш, повторяя эти слова раз за разом, ещё и ещё. — Не бойс-ся, Скуталу… Я с тобой… — однако её сознание помутнело, а через мгновение и вовсе отключилось. Навсегда.
Ни Скуталу, ни Рэйнбоу Дэш уже не дышали.
Флаттершай пребывала на кухне, готовя для своего питомца еду. Пегаска напевала себе под нос красивую спокойную мелодию, которую она часто использует, чтобы зверьки засыпали быстрее. Вот, последний ингредиент — морковь — добавлен, осталось только смешать, что она и сделала.
— Энджел! Ты где, Энджел? А ну-ка иди сюда, мистер! — наверняка малыш опять либо капризничал, либо дурачился. По крайней мере, так думала Флаттершай. Вздохнув, она направилась к выходу из кухни и решила поискать его самостоятельно. Тут ничего не поделать: такой уж у него противный характер. Какая ирония: «ангельское» имя зайчика вовсе не соответствовало его поведению.
Закрыв за собой дверь и подняв взгляд, Флаттершай увидела то, отчего потеряла дар речи. Миска, которую она держала, с громким звуком свалилась на пол и укатилась куда-то вдаль, а приготовленная Энджелу еда вывалилась и рассыпалась. Все её питомцы с неестественно вывернутыми конечностями валялись на полу и… не подавали никаких признаков жизни. Все: от ящериц до птиц…
Сердце пегаски вырывалось из груди. Она подбегала то к одному, то к другому. Она не знала, что делать, не понимала, что со всеми ними могло произойти. Из больших лазурных глаз крупным градом полились горячие слёзы. Больно. Очень больно. Доброе сердце разрывалось на части. Все мертвы. Все до единого. Все покинули её.
«Может, хоть кто-то жив?» — с надеждой думала Флаттершай, проверяя каждое существо. «Может, они просто решили надо мной подшутить?». Только вот отсутствие и дыхания, и сердцебиения доказывало обратное. Как бы ужасно не было это осознавать, но погибли абсолютно все…