Несмотря на неистовство бури, грохот валов и раскаты грома, Герберт крепко спал. Сон в конце концов свалил и Пенкрофа, которого море приучило ко всему. Не спал лишь один Гедеон Спилет. Он упрекал себя в том, что не пошел вместе с Набом. Что случилось с бедным парнем? Почему он не вернулся?
Журналист ворочался с боку на бок на своем песчаном ложе, не обращая внимания на бушующую стихию. Порой его отягощенные усталостью веки слипались, но тотчас же какая-нибудь новая мысль отгоняла сон.
Около двух часов ночи крепко спавший Пенкроф почувствовал, что кто-то толкает его в бок.
– Что случилось? – вскричал Пенкроф, просыпаясь и овладевая своими мыслями с быстротой, свойственной морякам.
Журналист стоял, склонившись над ним.
– Слушайте, Пенкроф, слушайте! – прошептал он.
Моряк насторожился, но ничего не услышал, кроме воя бури.
– Это ветер, – сказал он.
– Нет, – возразил Гедеон Спилет. – Мне послышалось…
– Что?
– Лай собаки!
– Собаки?!
Пенкроф вскочил на ноги.
– Да!
– Это невозможно! Да еще при таком вое ветра.
– Вот… слушайте! – прервал его корреспондент.
Действительно, в минуту затишья Пенкроф услышал отдаленный лай.
– Слышите? – спросил корреспондент, сжимая его руку.
– Да… да… – ответил Пенкроф.
– Это Топ! Топ! – вскричал проснувшийся Герберт.
Все трое ринулись к выходу из Камина.
Выйти было трудно. Ветер, дувший в лоб, толкал их обратно. Только уцепившись за скалы, они смогли кое-как удержаться на ногах.
Тьма была непроницаемая. Море, небо, земля были одинаково беспросветно черны. В продолжение нескольких минут журналист и двое его товарищей стояли, оглушенные бурей, заливаемые дождем, ослепленные песком. Но вдруг до них снова донесся собачий лай.
Это мог лаять только Топ. Но был ли он один или сопровождал кого-нибудь?
Моряк пожал руку журналиста, приглашая его остаться на месте, – слова не были слышны – и бросился в пещеру. Через минуту он возвратился, держа в руках пылающую головню. Подняв ее над головой, он резко свистнул. В ответ раздался уже более близкий лай, и вскоре в пещеру вбежала собака. Герберт, Пенкроф и Спилет последовали за ней.
Моряк подбросил в костер сухие ветки, и языки пламени осветили коридор.
– Это Топ! – вскричал Герберт.
Это действительно был Топ, великолепный англо-нормандский пес, получивший от скрещивания двух пород быстрые ноги и тонкое обоняние – два огромных достоинства для охотничьей собаки.
Это была собака Сайруса Смита.
Но она была одна – ни инженер, ни Наб не следовали за ней.
Непонятно, каким образом инстинкт мог довести собаку до Камина, где она никогда не бывала. Но еще более непонятным было то, что Топ, выдержавший борьбу с непогодой, не казался усталым.
Герберт притянул собаку к себе и ласкал ее. Топ радостно терся головой о руки юноши.
– Раз нашлась собака – значит, найдется и ее хозяин! – сказал журналист. – В дорогу! Топ поведет нас!
Пенкроф не спорил. Он понимал, что с приходом собаки его печальные предположения потеряли почву.
– В дорогу! – подхватил он.
Он тщательно укрыл золой тлеющие угли, чтобы сохранить огонь, забрал остатки ужина и пошел к выходу, свистнув Топу. За ним последовали Герберт и журналист.
Буря достигла наивысшего напряжения. Сплошные тучи не пропускали ни одного луча света. Выбирать дорогу было невозможно. Лучше всего было довериться инстинкту Топа. Так и поступили. Спилет и Герберт шли следом за собакой, а моряк замыкал шествие.
Свирепствовавший с неслыханной силой ураган превращал струи ливня в водяную пыль. Однако одно обстоятельство благоприятствовало потерпевшим крушение: ураган дул с юго-востока, то есть прямо в спину им, и не только не затруднял, но даже ускорял ходьбу. К тому же надежда найти исчезнувшего товарища прибавляла силы. Потерпевшие крушение не сомневались в том, что Наб разыскал своего хозяина и послал за ними верного Топа. Но был ли инженер еще жив или Наб вызвал своих товарищей только затем, чтобы отдать последний долг его праху?
К четырем часам утра они прошли около пяти миль. Пенкроф, Спилет и Герберт промокли до нитки и страдали от холода, но ни одна жалоба не сорвалась с их уст. Они были готовы следовать за Топом, куда бы умное животное ни повело их.
– Сайрус Смит спасен, Топ? Не правда ли? – спрашивал Герберт.
И собака лаяла в ответ.
Около пяти часов утра стало рассветать. В шесть наступил день. Облака неслись высоко в небе с огромной быстротой. Моряк и его спутники находились не меньше чем в шести милях от Камина. Они шли теперь вдоль плоского песчаного берега. Справа, параллельно берегу, тянулась гряда скал, но теперь, в час высокого прилива, видны были только их верхушки.
По левую руку побережье было окаймлено дюнами, поросшими чертополохом. Берег производил впечатление дикой просторной песчаной площадки.
Кое-где росли одинокие искривленные деревья. Резкий юго-западный ветер пригибал их ветви к земле.
Далеко в глубине, на юго-западе, видна была опушка леса.
В эту минуту Топ стал проявлять признаки сильного возбуждения. Он то бросался вперед, то возвращался назад, к моряку, как бы упрашивая его ускорить шаг. Собака покинула берег и, руководствуясь своим великолепным чутьем, без тени колебания свернула к дюнам. Люди последовали за ней.
Местность была совершенно пустынной. Ни одного живого существа не было видно вокруг. За кромкой дюн виднелась цепь причудливо разбросанных холмов.
Это была маленькая песчаная Швейцария, и, не будь острого чутья собаки, невозможно было бы ориентироваться в ней. После пяти минут ходьбы по дюнам журналист и его товарищи подошли к гроту у основания невысокого холма. Тут Топ остановился и залаял. Пенкроф, Спилет и Герберт вошли в грот.
Здесь они увидели Наба на коленях перед телом, лежащим на подстилке из трав. То был инженер Сайрус Смит.
Здесь они увидели Наба на коленях перед телом, лежащим на подстилке из трав. То был инженер Сайрус Смит.
Глава восьмая
Жив ли Сайрус Смит? – Рассказ Наба, – Следы ног. – Неразрешимый вопрос. – Первые слова. – Сличение следов. – Возвращение в Камин. – Пенкроф в ужасе
Наб не шевелился, Пенкроф задал ему только один вопрос:
– Жив?
Наб не отвечал. Гедеон Спилет и Пенкроф побледнели. Герберт скрестил руки на груди и словно окаменел.
Но было очевидно, что, поглощенный своим горем, Наб не заметил товарищей и не слышал вопроса моряка.
Журналист опустился на колени перед неподвижным телом и, расстегнув одежду на груди инженера, прижал ухо к сердцу. Минуту – она показалась всем вечностью – он прислушивался, стараясь уловить слабое биение.
Наб выпрямился. Он смотрел на товарищей блуждающими глазами. Истощенный усталостью, разбитый отчаянием, он был неузнаваем. Он считал своего хозяина мертвым.
После долгого и внимательного исследования Гедеон Спилет поднялся с колен.
– Сайрус жив, – сказал он.
Пенкроф в свою очередь опустился на колени. Его ухо также уловило чуть слышное биение сердца и еле заметное дыхание.
По просьбе журналиста Герберт побежал за водой. В ста шагах от входа в пещеру он нашел пробивающийся сквозь пески прозрачный ручеек. Но под рукой не нашлось ни одной раковины, в которую можно было бы набрать воду. Юноша намочил в ручье свой носовой платок и бегом вернулся в грот.
К счастью, этот влажный кусок полотна вполне удовлетворил Гедеона Спилета: он хотел только смочить губы инженера. И действительно, несколько капель свежей воды оказали свое действие почти мгновенно. Вздох вырвался из груди Сайруса Смита. Герберту показалось даже, что он пытается что-то произнести.