Да, Нина, ты существуешь.

Теперь я Нина?

Ты всегда была ею, просто теперь твоя сущность названа.

***

Нине выламывало кости, её скручивало и выворачивало. Это невозможно было представить. Но эти четыре буквы её имени казали ей слишком тесными, и в это короткое слово невозможно было втиснуть её саму. Она чувствовала, что должно быть что-то ещё. Четыре буквы – это так мало. 14 дней – это так мало.

Она лежала, не двигаясь, не могла пошевелиться, иначе рука человека в белом может дрогнуть, и рисунок не получится красивым. Что будет на этом рисунке, она не знала. Его тёплая рука, одетая в белую резиновую перчатку, плотно припечаталась к её щеке. В воздухе было еле слышно жужжание.

У него в руках была зажата белая ручка, которая заканчивалась тоненькой иголкой. Он протыкал кожу на её лице и заполнял эти проколы краской. На её щеке должен появиться рисунок.

Он колол её снова и снова. В уголке её глаза собралась слеза, она росла, наполнялась и потом перекатилась через веко, скатилась по виску вниз, оставляя после себя мокрый свет.

– Всё готово, – сказал человек в белом.

Она поднялась, он дал ей зеркало. Кожа от уколов раскраснелась и разбухла. Она увидела кривые полосы на правой щеке, чёрные и белые. Тоненькая волна соединила пространство между бровей.

– Татуировка на лице – это последняя мода, – сказал человек в белом. – Работодатель лично утвердил образцы рисунков. Обычно мы такие вещи согласовываем с творцами, но у вас есть всего четырнадцать дней, так что быстрее было решить всё самим.

– А вы можете написать на моей руке моё имя?

– Это ещё зачем? Такого распоряжения от Работодателя не поступало.

– Я забываю своё имя. Я хочу, чтобы оно осталось со мной.

Человек в белом отвернулся от неё, он прижал сжатый кулак к уху и затих. Видимо, разговаривал с кем-то по гарнитуре.

– Я посоветовался, и кодексу Мира ваше желание не противоречит. Так что ложитесь на стол.

Он снова надел защитную маску и взял машинку для татуировок. Она впивалась Нине в руку, заставляла её страдать. Когда в жизни нет ничего больше, страдание кажется счастьем.

***

На неё обрушились все её страхи. Она упала с высоты своего белого и понятного Мира санатория в тёмную безызвестность последнего круга, где ей нужно будет общаться с его обитателями. А вдруг за эти четырнадцать дней у неё ничего не получится, и она уйдёт в забвение?

Люди в белом вели её на первое выступление. Они следовали по каким-то бесконечным коридорам, лестницам и пролётам, перешагивали через протянутые провода и нагибались для того, чтобы пройти в узкую щель в стене. Одинокие лампочки сверкали и гасли, сверкали и гасли. Она видела этот путь вспышками. Спина человека в белом, темнота, собственные ноги, переступающие через лужу чего-то тёмного, капающего из трубы, темнота, шприц, темнота.

Она вспомнила, что хотела на первое выступление надеть своё счастливое кольцо, темнота, она поняла, что больше не вернётся в санаторий, темнота. Темнота заканчивалась, и она оказалась в гримёрной. Её усадили на стул перед большим зеркалом, украшенным миниатюрными лампочками жёлтого цвета. Откуда-то появилась толстая женщина в переднике. Она была одета в старый замасленный халат в цветочек, её большие груди разрывали пуговицы халата в стороны. В образовавшихся отверстиях можно было видеть её бледную кожу с родинками и бородавками. Передник был присыпан какими-то мелкими белыми частицами.

Она встала сзади кресла, большими руками взяла в руки пучок тонких волос Нины. Толстыми пальцами помяла их, пристроила справа за ухом, потом ровно посередине, потом подвернула кончики, как будто отрезала.

– Что будем делать? – послышался в гарнитуре её грубый голос.

Она достала электронную сигарету и задымила. Нина перестала видеть себя в зеркале.

– А-а-а-а, знаю я вас всех, вам главное, чтобы по-модному было.

Она подняла с пола чан с водой, окатила Нину, вода скатывалась в щели железной решётки, которой был устелен пол.

– Знаешь, я ведь тоже в какой-то степени творец! – произнесла она и подняла указательный палец вверх.

Затем вытащила из ящичка рядом с зеркалом ржавые обрезки труб и кинула их в стоявшую тут же на плите кастрюлю с кипящей водой. Через пару минут щипцами начала вытаскивать трубки и накручивать на них волосы. Женщина резко тянула волосы на себя, Нине было трудно удерживать голову вертикально. Когда все трубки оказались на голове у Нины, она взяла палитру с красками, замесила в ней коричневый и зелёный и обильными мазками стала закрашивать лицо.

– Снимай! – указала она на платье.

Нина через голову сняла свой белоснежный наряд. Женщина сразу отправила его куда-то в самый тёмный угол и принесла оттуда явно на несколько размеров больше кофту и штаны с протёртыми коленками и локтями.

– Надевай!

Нина всё ещё находилась в полном страхе темноты, так что беспрекословно подчинялась этой толстой женщине. Та осмотрела её.

– Ты мне ещё заплачь! У нас тут настоящая жизнь, не то что в вашем санатории. Так что давай, выступи нормально! Эти люди целыми днями трудятся, и им нужен отдых.

Женщина в переднике выкрутила уже остывшие трубки, волосы Нины завились кудрями. Потом принесла какой-то засушенный веник, вытащила из него подгнившие помидоры на веточке, соединив их в венок, прикрепила к голове Нины.

– Иди, распни себя как следует, – и вытолкнула её за дверь.

***

Ум расползался по поверхности пола. От укола немного болело левое предплечье. Всё вокруг таяло. Её кто-то тянул за собой по полу, и она послушно следовала за ним. Потом он легонько толкнул её в спину, и Нина начала подниматься с колен, чтобы рассмотреть, где она оказалась.

Это была плохо освещённая комната, лучи прожекторов светили ей в глаза. За маленькими столиками сидели люди, они все смотрели на неё и чего-то ждали. Включилась музыка. Эту мелодию Нина сочинила пару месяцев назад, когда ей пришлось просидеть весь день в помещении с мигающим светом. Это было такое испытание для проверки себя. Она голосом подхватила ноты. Закрыла глаза, и её опять начало засасывать в мир страхов и противоречий, от которого она мечтала избавиться всю жизнь. Но у неё это выходило довольно плохо. Работодатель это заметил и отправил её на последний круг. Где, как она всегда думала, затерялись самые недоразвитые существа этого сверхразвитого Мира.

Сейчас эти существа были перед ней. Они внимательно слушали её музыку, медленно приближаясь к сцене. Ей хотелось как можно мрачнее рассказать эту историю, чтобы даже самые весёлые и даже самые чёрствые сегодня грустили вместе с ней. Но их слёз всё не было видно. И тогда она зарычала. Рычала громко и злобно, чтобы напугать всех. Махала руками и каталась по полу. А потом разбежалась и врезалась в стенку. Мятые помидоры с её головы разлетелись в разные стороны.

Сквозь дымку она услышала одобрительный топот ног. Существа хотели ещё. Но сегодня она уже не могла, слишком болела голова.

За сценой она завалилась в угол. Ей нужно было остановиться, чтобы подумать. Но она не могла этого сделать, потому страшные фантазии приходили снова и снова. Ей захотелось опять удариться головой, только сильнее, чтобы это всё исчезло раз и навсегда.

***

Сеанс с Психологом. Нина. Запись № 408

– Зачем вы это сделали?

– Я была расстроена.

– Вы с этим справитесь?

– Не знаю.

– Опишите, что вы сейчас чувствуете.

– Теперь меня ничего не тревожит.

– Это правильно. У вас слишком большие эмоциональные затраты. Вам нужно отдыхать.

– Я хочу получить энергию для чего-то большего.

– Не торопитесь, у вас ещё целых тринадцать дней.

– Я им понравилась?

– Они были в восторге. Вы именно то, что им нужно.

– Что теперь со мной будет.

– Вы будете жить на последнем круге Мира и готовить свои выступления. Полная свобода творчества, как и раньше.

***

На следующее утро Нина впервые проснулась в тишине. Женский голос остался в санатории. Теперь ей самой предстояло решать – это реальность или нет. У неё болела голова. Вчера во время выступления в клубе она покинула тело, а сегодня вернулась опять в свою тесную и неуклюжую оболочку. Она лежала на кровати и снова и снова вспоминала топот ног, одобрение публики.