Конечно, Тайка жалела о многом. У каждого в жизни случались ошибки, которые хотелось бы исправить. Но на них люди учатся. А промахов не допускает только тот, кто ничего не делает.

Она качнула головой, уверенная, что справится с искушением, и птичка перепорхнула с ее плеча на одну из красных нитей, натянутую между двумя стволами березок, и зацепилась за нее коготочками, балансируя:

– Ну, тогда смотри, коли такая смелая.

Тайка потянулась к нитке – и в тот же миг отдернула руку. Стало вдруг боязно. Шутка ли: вся ее судьба проходила перед глазами – такая прямая, осязаемая. А к ней, будто цветы к солнышку, тянулись другие нити-судьбы. Рыжая и косматая мохеровая – это наверняка Пушок. А серая, как волчья шерсть, видимо, Никифор – вон как, с самого детства переплелись (а домовой, говорят, любил ее в люльке качать). Бабушкина темно-синяя (ее любимый цвет, кстати) крепко скручивалась с Тайкиной ниткой в начале, но потом отходила все дальше и дальше, соединяясь с другой – изумрудной с золотинкой. Следить за переплетениями было безумно интересно. Ох, сколько еще встреч и разлук ей предстояло пережить на своем веку! Интересно, а которая из нитей принадлежала Яромиру? Да и нитка Лиса тут, наверное, тоже была? Хорошо бы отыскать ее, чтобы понять: надо ли в ближайшее время опасаться появления Кощеева сына?

От размышлений ее отвлек звонкий птичий голосок:

– Чего уставилась, ведьма? Никак работу уже закончила?

– Вообще-то да, – Тайка кивнула на распутанные нитки, чьи кончики рядком лежали на пожелтевшей осенней траве. – Передай своей хозяйке: дело сделано.

– Добро, – пташка перелетела на ветку и почистила соломенный клюв о кору. – Стало быть, награда тебе причитается.

– Мне ничего не надо, – Тайка захлопала глазами. – Я от чистого сердца помочь хотела.

– Не спорь, а сперва выслушай, – птичка издала странный звук: то ли всхлип, то ли смешок. – Меня не зря весточкой кличут: я могу передать от тебя послание кому угодно и куда угодно. Хочешь – в Явь, хочешь – в Навь или даже в мир мертвых.

– Вот это да! – Тайка раскрыла рот от удивления. – А в Дивье царство можешь?

Птичка моргнула глазами-бусинками. Должно быть, это означало «да».

– Тогда лети, крылатая, в Дивью столицу к царице Таисье и скажи ей, что я люблю ее очень-очень. И что мне поговорить с ней надобно. Пусть она починит зеркало и приснится мне как можно скорее.

– Будет сделано.

Расправив соломенные крылья, весточка взмыла в небо и вскоре затерялась среди осенней листвы в сплетениях ветвей.

Тут бы Тайке и проснуться, но что-то удержало ее на Границе – будто бы какое-то дело осталось несделанным. Она вдруг заметила, что рядом с ее судьбой кружит, не приближаясь, еще одна нитка – тоненькая, васильковая. И чем дальше тянется – тем тоньше становится: вот уже почти с волосок, потом с паутинку, а потом – оп-па – и обрывается. Тайка сама не понимала, отчего вдруг так больно заныло сердце – она ведь даже не знала, чья это ниточка. Но руки уже сами потянулись все исправить. Она привязала свободный кончик васильковой нити к своей и покрепче затянула узелок. Вот, так-то будет лучше!

Миг – и весь нитяной узор стал меняться на глазах. Налетевший ветер взметнул Тайкины волосы, обсыпал ее сухими листьями. Над головой громко раскаркались вороны, а в сплетении нитей тревожно зазвенели колокольчики, но вскоре все стихло, и только знакомый шепот Матушки Осени прозвучал будто внутри головы:

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, ведьма!

Ох, хотела бы Тайка и в самом деле знать это! Но, к слову, своего она добилась: васильковая ниточка окрепла и потянулась с места обрыва дальше, пока совсем не затерялась в листве. Чья же она все-таки?

Тайка коснулась ее пальцем, моргнула – и осенний лес пропал. Она вдруг оказалась у излучины Жуть-реки. Вроде знакомый изгиб: та же осока, россыпь перловиц и мелких камешков, вот только берега почему-то показались непривычно заросшими. Тайка озиралась по сторонам и находила все больше отличий. Например, кривой черемухи у излучины не было вовсе, а на месте старого дуба, чей ствол несколько лет назад раскололо молнией, торчал из земли маленький дубок всего в руку толщиной.

С той стороны реки на высоком берегу, свесив с обрыва грязные босые ноги, сидела девушка в белой рубахе и широком голубом сарафане. Ее черты показались Тайке знакомыми. Они явно уже встречались. Но где? Когда?

Она закатала джинсы и, войдя в воду по колено, замахала руками, чтобы привлечь внимание.

– Эй ты! На том берегу! Слышишь меня?

Девица встрепенулась, вскочила на ноги и приложила ладонь ко лбу, закрываясь от солнца.

– Тайка, ты? Стой! Не вздумай плыть сюда. Оставайся на своем берегу!

Хм… И голос тоже был знакомым…

Кажется, девушка в сарафане заметила ее замешательство и замахала ей рукой:

– Не помнишь меня? Я – Василиса. Та, что и прекрасная, и премудрая, два в одном.

Брови Тайки взметнулись вверх.

– Э-э-э… Прежде ты выглядела иначе!

Лицом эта Василиса действительно была похожа на ту, которую Тайка встретила однажды в Сонном царстве, когда Лис-Лютогор усыпил ее своим заклинанием. Этих девиц можно было бы принять за сестер, но никак не за одну и ту же девушку. Обычно люди с возрастом не менялись так сильно, чтобы из невзрачной серой мышки превратиться в писаную красавицу. Если, конечно, в ход не шли колдовские чары…

– Такой я была прежде, – неохотно пояснила Василиса. – До того, как стать Кощеевой невестой. Но это не важно. Послушай меня: ты обязательно должна встретиться с Лисом…

– Еще чего! – фыркнула Тайка. Возле ее ноги проплыла темная рыбина, мазнув скользкой чешуей по коже. Бр-р! По спине пробежали мурашки, а вода вдруг стала очень холодной. – Не хочу его видеть. Он мой враг!

Василиса всплеснула руками.

– Сейчас же вылезай из воды! Живо!

Не думая, Тайка одним прыжком оказалась на берегу и, с размаху шлепнувшись прямо на острые камешки, потерла ушибленный копчик. Мышцы ног запоздало свело судорогой, и она, сжав зубы, чтобы не заорать, принялась разминать икры.

А Василиса все кричала с того берега:

– Он поклялся, что не причинит тебе вреда, если вы встретитесь во сне. Я за него ручаюсь. Он мой сын!

– Ага! Так ты та самая Василиса?!

Тайка, конечно, и сама уже догадывалась, с кем имеет дело. Но одно дело строить предположения, а другое – увериться на все сто. Ишь ты, лисья матерь!

Налетевший порыв ветра сносил слова вниз по реке, будто бы пытался помешать Василисе передать весточку.

– Прошу тебя, просто выслушай его! А потом сама решишь, что делать дальше. Вспомни, я помогла тебе выбраться из Сонного царства! Неужели ты не веришь мне?

– Ага, только засунул меня в это Сонное царство как раз твой любимый сынок, – Тайка скрипнула зубами. – Тебе-то я, может, верю, а вот ему…

– Помоги нам, Тайка!

Василиса кричала что-то еще, но ветер усилился, и вскоре ее слов стало совсем не слышно. Тогда она просто сложила руки на груди в молитвенном жесте.

Над головой сверкнула молния, раздался оглушительный раскат грома, а браслет-Кладенец на Тайкином запястье вдруг стал обжигающе горячим. Она вскрикнула от боли… и проснулась.

За окном занимался бледный рассвет, громкоголосые птицы пересвистывались в кустах, росших за окном. В доме, похоже, все спали – с террасы не доносилось ни звука, ни шороха. И только отчаянный крик Василисы до сих пор стоял в ушах: «Помоги нам, Тайка!»

– Ты, Тай, что-то сама не своя нынче.

Пушок так мурчал и ластился к ее руке, что Тайка невольно начала подозревать рыжего негодяя в корысти. Наверняка он пришел не просто так поболтать, а вознамерился вылизать кастрюльку, когда Тайка закончит взбивать яйца с сахаром для праздничного пирога.