Тут еще и Кикимора в огонь масла подлила.

Сказ о чужих заблуждениях

Уж такова была Кикимора, что не могла не подмешать дегтя в чужую бочку. Кащей ее не жаловал, можно даже сказать, презирал, но Кикимора была отменной разносчицей сплетен, и в общем, бесплатным информатором Кащея.

Доносила Кикимора обо всем, что творится в лесу, не по велению долга, а по призванию души своей кикиморной. Такие кикиморы трепещут перед сильными мира сего, ненавидят и трепещут, в три погибели сгибаются в поклонах, лебезят и кикиморят всех подряд, в болоте зависти топят. Поэтому щедрый ворох сплетен «а-ля кикимора» был живой желтой прессой к завтраку и ужину Кащея Могучего, Кащея Всесильного. А Кащей всегда был рад не платить, если была такая возможность. Вот и слушал радио на волне «Кикимора», читал дрянную газетенку.

Кстати, сама Кикимора тоже интересовалась кое-чем у Кащея. Вот про Василису спросила в этот раз.

– Завела себе забаву, Аленкой зовут. Аленка на коленях зеленка. У нее теперь все время на эту девчонку уходит, – ворчливо сказал Кащей. – Не жалует больше она меня.

Издав многозначительное «М-м-м» Кикимора замолчала, а после небольшой паузы ехидно проронила:

– Наслышана я была об этом странном удочерении. А это еще вопрос, кто такая есть Аленушка. Тебе ничего в голову, Кащеюшка, не приходит?

– Что ж тут такого? Девчонка обычная, деревенская. Играет с ней Василиса как с куклой.

– Не скажи. Так о кукле не пекутся. Где это наша Василиса лет тринадцать назад пропадала? Кажется, в заморские дворцы каталась. Не там ли девчонку нагуляла?

– Намекаешь…Так-так, – Кащей нахмурил косматые брови. – Это что ж получается: дочь у нее внебрачная отыскалась? Не нравится мне эта Аленушка. И когда это Василиса успела опузатиться и родить? И от кого? Кто посмел?

В общем, наш Кащей дважды ошибся в чужих детях: о сыне Айги он не догадался, решил, что парень – новое ее увлечение, а вот чужую для Василисы девочку принял за ее дочь. С этих его заблуждений и началась череда событий.

Ванюша, сын Айги, огребал по полной. Неприятности на паренька так и сыпались. Благо еще при нем всегда двое из ларца были. Так он, недотепа, умудрился себя в азартную игру втянуть и ларец проиграть. Двое из ларца теперь стали появляться из мешка.

– Нет, Айга, мы так не договаривались, – запыхавшись от быстрого бега, примчавшись к ней с жалобами, возмущался один из близнецов. – Мое тэквандо уже не тянет, да и брат весь в синяках. Этот Иван словно нарочно проблем себе ищет.

– Терпеть придется, если не хотите на Колыму, – монотонно пробубнила Айга. У нее самой с новоявленным отпрыском теперь ни минуты покоя не стало. Про модные шмотки забыла, стала, как настоящая яга, одеваться. От нервов весь маникюр обкусала.

– Девять лет! Наши лучшие годы мы на всяких упырей, с которым твой дурень связывается, тратим. Имей совесть, бабушка!

– Чегой! – встрепенулась Айга и с размаху запустила в близнеца шлепанцем, с острым каблуком, между прочим.

– Вот, еще один фингал! – взвыл близнец.

– А это за то, что так и не научился женщин уважать! Нашел себе бабушку! При мне, чтоб даже слова такого не произносил, иначе вовек из рабства не вылезешь! Пшел прочь! И Ванюшу моего береги, как зеницу ока. Братец твой умней тебя будет, не пошел ко мне канючить. Мне хоть тэквондо, хоть морковь-до, ваше дело кулаками махать, чтоб жив мой…, – тут Айга осеклась, она чуть было не ляпнула, – «сыночек родимый». – Так, чтобы подопечный мой был жив и здоров.

Ушел близнец, свою долю проклиная, а по дороге на Марью Потаповну нарвался.

– Ой, парень, на тебе лица нет! – ужаснулась она.

– Вашими, тетенька, стараниями. Жизнь вы молодую двух пацанов загубили! – в сердцах крикнул он.

– Чай голодный? – жалостливо спросила пекариха. – Постой, я пирогов тебе в дорогу соберу.

«Одно утешенье, хоть пирогов от пуза нажрусь», – подумал близнец, и пока добирался до братца и Ивана с сумой и без ума, умял все пироги.

А Айга уже стала понимать, что причина Ваниных бед – вовсе не случайности.

– Чей-то подлый замысел, и я, кажется, догадываюсь – чей!

Она схватила метлу и помчалась на разборки в терем вражины своего.

Влетев в окно, сбила с ног Кащея, села на него верхом, древком метлы ему на горло надавила и давай давить еще сильнее. Хрипит Кащей, а она:

– Задавлю тебя, изверг поганый!

– Айга, – давай увещевать ее Василиса, – остынь! Он же бессмертный!

– А это мы сейчас и проверим! Раздавлю по яйцу, вот и смерть его отыщем.

– Совсем очумела?

Кащей, все же сильней был физически, сбросил с себя щупленькую Айгу. Но помяла она его изрядно.

– Чего тебе, чокнутая?

– Может, хватить уже меня донимать. Убытки мне нанес, с родней врагами сделал. Теперь еще парнишку моего обидеть решил. За него загрызу тебя, покоя вовек не увидишь!

Тут уж Василиса видя, что дело дрянь – смертельной схваткой запахло, – начала проявлять свою женскую дипломатию.

– Кащеюшка ненаглядный, что же ты с какой-то ягой связываешься, да она блестинки на твоем башмаке не стоит. Забудь ты про дуру эту стоеросовую, пойдем в койке покувыркаемся, прекрати ей мстить, она на голову больная. Обещай, что больше ее Ванятку прессовать не будешь. И, кстати, у меня есть медовуха отменная!

Так уж умела Василиса мужика умаслить, что он в ее руках как шелковая лента виться начинал.

– И то, правда, чего это я с бабкой чокнутой связался? – проворчал Кащей и процедил сквозь зубы, – убирайся, Айга. Ты свое получила, будешь впредь за языком следить. Твое слабое место мне отныне известно.

Вроде как заключив зыбкий мир с Кащеем, Айга ушла не вполне довольная. Подружка бывшая подстилкой кащейкиной стала, а ее, Айгу, уже на дню два раза бабкой обозвали. Кащей намекнул, что сила на его стороне, – вроде как за одно место держит он теперь ее.

– Ладно, выведаю я еще, где смерть твоя, паразит! Будет и у нашей избушки праздник!

Сказ о хозяйственном мужчине, успешном предпринимателе и его потребностях

Горыныч был крепкий хозяйственник, имя у него вполне соответствовало его личности и фигуре: высокий и мощный – гора горой, а про его «трехголовье» можно только байки рассказывать. Мол, одна голова падает – другая на ее месте вырастает. Так это о том, что из любой неприятности, из любого катаклизма Иван Горыныч выйдет легко, еще и с прибылью. Голос у него было мощный, басовитый. Такой жадный до жизни, темпераментный мужчина мог и на домочадцев, и на подчиненных поорать.

Женат он был не один раз, потому как щедрый и любвеобильный Горыныч любил женщин обожающих его. Следует заметить: обожающих его самого, а не только его деньги и статус. Вообще, любил он в обществе льстецов оды хвалебные слушать. Охоту любил, рыбалку, шумные застолья. При таком образе жизни и потребности соответственные были. Не покладая рук расширял свой бизнес Горыныч. Сделки новые заключал, до банкротства доводил конкурентов. Но потребности росли и множились. Вот захотела его новая жена терем о семи этажах. Мол, у Кащея только пятиэтажный. Чем мы хуже? Будет терем!

Затеял стройку Горыныч. Да так увлекся, что построив, продал терем иноземному чародею. Теперь женка девятиэтажный терем требует с садами висячими. Тут уж успевай поворачиваться.

Вот в этот самый момент и пожаловал к нему важный тип. О делах договариваться.

– С предложением я к вам выгодным, – бурчал низким голосом в свою бороду Чародей из земель юго-восточных.

– Каким же это? С удовольствием послушаю, – Горыныч сделал широкий жест рукой, демонстируя свое гостеприимство и готовность к «добрым» бизнес-отношениям.

– В здешних лесах можно ценное сырье выращивать на продажу, цех построить по переработке его. Открой дипломат, покажи наши образцы, – приказал он слуге.

Перед глазами Горыныча возник большой ассортимент разных таблеточек и порошков.

– Что это? Осмелюсь спросить, что за аптеку вы мне предлагаете?

– Именно! Аптеку по снятию ответственности и получению быстрого кайфа. Все деревни-города запляшут от радости, жители заботы выкинут из головы, будут бредовым фантазиям предаваться. А когда народец в бреду, им легко манипулировать. А самое приятное, что товар мой вне конкуренции. Кто подсядет на него – тот навеки нашим покупателем будет. Особенно его молодежь жалует, на танцульках употреблять любит. То есть это все гадость ужасная!