====================
–Можно ли простить измену?
– Можно, но зачем? Когда любят- берегут,
боятся потерять. Раз изменяют, значит
больше не любят, если потерять не боятся.
Тогда зачем прощать и оставаться с человеком,
который отказался от тебя?
Ринат Валиуллин. "В каждом молчании
своя истерика".
Смахивая с глаз непрошенные слезы, лёжа ночью в постели, Ева вспоминала, как разбитая и униженная, сбегала из родного города. Сбегала от мужа, который убил в ней всё живое, растоптал, выжег, не оставив ничего после себя. От друзей, которые, вместо поддержки и сочувствия, сказали: "Терпи, он – твой муж. Да, мужчинам даётся большая власть, чем женщинам. Им многое позволено. Кому ещё ты нужна, тем более с ребёнком?"
Ева закрыла глаза, и ей вспомнился тот злополучный день. Утром она отпросилась с работы, пробежалась по магазинам, покупая самые дорогие и любимые её мужем продукты, ведь в тот день была их годовщина свадьбы – 10 лет! Блаженная улыбка не сходила с её лица. Словно во сне, она видит себя со стороны, как придя домой, в надежде, что сегодня, наконец, угодит своему мужу, и всё станет как раньше, он обнимет её, пригладит её волосы, вдохнёт их аромат и скажет, что обожает их запах. Что, наконец, он обратит внимание на их дочь и проявит к ней ту любовь, которую так жадно ждёт Лиза. Окрылённая своими мечтами, она проходит по коридору всё с той же улыбкой на лице, не замечая непривычного шума, исходившего из спальни, идёт на кухню и начинает разбирать пакеты с покупками. Наконец, до неё доносится странный звук, и она угадывает его смысл: стоны страсти, издаваемые какой-то чужой женщиной вперемешку с хриплым рычанием уже знакомого голоса – её мужа! Еве становится нечем дышать, одной рукой она хватается за горло, второй интуитивно нащупывает стену. Она резко отворачивается, зажмурив глаза, пытаясь отгородить себя от этого звука, который заполнял всё пространство вокруг неё, расползался по кухне и, казалось, проникал во все углы и щели их квартиры. Воображение её рисовало образы сумасшедшего совокупления, которое происходило в спальне. Воздух, окружавший её уплотнялся, становился осязаемым, приобретал краски.
Появившаяся неведомо откуда сила заставила Еву пошевелиться и открыть глаза. И только сейчас она увидела перед собой тарелку, причём это была любимая тарелочка Лизы. О Боже, на ней были небрежно разбросаны и вмяты, как мёртвые тела на поле боя, окурки от сигарет. Где-то пепел из тарелки вывалился на стол и был размазан, словно кровавые пятна. Она взяла тарелку в руки, пристально вглядываясь в этот хаос. Ева вдохнула табачный дым, от которого её тошнило. Взгляд от тарелки с трупами пополз дальше к откупоренной бутылке с коньяком и двум бокалам. Казалось, кто-то незримый подтолкнул Еву сзади, и она маленькими шажками пошла на источник шума, который бил в её ушах в барабаны и эхом отзывался в самом центре её сердца, разрывая его изнутри, уничтожая, не оставляя ни одного живого кусочка. Она больше не улыбалась.
Подойдя к месту преступления, она поняла, каким ничтожным оказалось её воображение, рисовавшее похотливые сцены измены. То, что увидела она перед собой, не могло происходить в реальной жизни, по крайней мере, так ей казалось. К изголовью кровати наручниками была прикована женщина. Первое, что бросилось Еве в глаза, – это её неестественно яркие рыжие волосы. Прежде ей не приходилось встречать такой цвет. Длинные кудри, словно змеи, торчащие из головы Медузы Горгоны, были раскинуты по кровати во все стороны. Ее ноги, обутые в блестящие чёрные сапоги, доходившие до самых бёдер, были разведены в стороны. Под стать этим сапогам на руках были надеты перчатки, закрывающие локти. Её голая, откровенно торчащая из корсета грудь вздымалась от тяжёлого дыхания хозяйки. На её шее был надет кожаный ошейник с шипами. От него тянулась тонкая металлическая цепочка, другой конец которой держал в руках муж Евы. Он стоял на коленях между её ног и то и дело дёргал эту цепь на себя, отчего голова женщины рывками поднималась и опускалась обратно на подушки. В другой руке мужчина держал длинный хлыст, на конце которого была зафиксирована кожаная петля. Судя по красным отметинам на теле женщины, этот хлыст причинял ей немалую боль, но, похоже, ей это нравилось.
По обнаженной спине мужа струились капли пота. Каждый мускул его тела был напряжён, словно камень. Глаза его были затуманены похотью. Он тяжело дышал, издавая при этом грудное рычание. В этот момент он был похож на демона, властвующего над своей рабыней, в самом сердце своего подземелья. Таким его Ева не могла представить даже в самом страшном сне.
Ева так и продолжала стоять в открытых дверях комнаты, держа в руках тарелку, не в силах отвести ошеломлённый взгляд от происходящего.
Внезапно рыжеволосая женщина повернула голову. Она улыбнулась Еве накрашенными алыми губами, обнажив при этом белоснежные зубы. На её лице не отразился ни испуг, ни угрызения совести. Лишь улыбка, победная, жестокая, злая.
В этот момент муж Евы, державший до этого ситуацию под контролем, устремил свой взор на причину неповиновения своей рабыни, ведь она улыбнулась, а это жёсткое нарушение. Он увидел в дверях свою жену, которая смотрела на него, на чужую женщину и на всё, что происходило, казалось вовсе не с ней. Неизвестно сколько времени продолжалась эта немая пауза. Затем мужчина опустил голову, отчего его светлые волосы, мокрые от пота, закрыли лицо и положил на кровать плеть с цепью. Он сошёл на пол, грациозно подошёл к тумбочке, стоявшей возле кровати, взял ключ и, не торопясь, начал расстёгивать наручники, освобождая свою рабыню.
Наконец, он нарушил гробовое молчание, повисшее в комнате:
– Почему так рано?
Еве не нашлась, что ответить, она с ужасом следила за его движениями. Он снял со стула одежду и подал женщине, которая уже сидела на кровати и потирала запястья. Одеваясь, женщина перебросила волосы через плечо, разгладила складки на чёрном шёлковом платье. Всё это она проделывала с такой лёгкостью, словно только что пробудилась ото сна, приняла душ и собиралась позавтракать.
– Женя, у нас сегодня годовщина, – произнесла Ева запинающимся, хриплым голосом. Она была настолько поражена их реакцией. Похоже, что никто не чувствовал себя виноватым.
Мужчина посмотрел на неё. В его глазах она прочла лишь гнев, вперемешку с жестокостью.
– Ну так и не портила бы её своим приходом. Пришла бы со своей чёртовой работы вовремя, и тебя бы осчастливили, – говоря это, он надел брюки и рубашку.
Разговаривая с мужем, Ева наблюдала, как рыжеволосая женщина собирала по комнате в небольшой чемоданчик разные аксессуары и предметы, которые она видела впервые в жизни и назначения которых даже не хотела представлять. Громким щелчком закрылись замочки, рыжая повернулась к своим зрителям, окинула взглядом комнату: "А не забыла ли чего?" и сказала, обращаясь к своему господину:
– Я готова. Проводишь меня? – голос её был словно лава, которая огненным потоком растекается и сжигает за собой всё живое.
– Конечно, Елизавета, пойдем, – ответил муж, словно Евы тут и не было.
Они оба встали перед Евой, ожидая, что она их пропустит. Она отшатнулась в сторону. В ушах её пульсировал голос мужа: "Конечно, Елизавета… Елизавета… Елизавета… Боже, ведь так зовут их дочь. Как он настаивал на этом имени, когда родилась малышка. Неужели это всё связано?!"
Она слышала их голоса в прихожей и звук открывающейся входной двери:
– Я же говорила, что дома – это плохая идея.
– Ничего, переживём. Рано или поздно это случилось бы.
– Тогда до встречи? – заискивающим голосом спросила та, которая только что лежала прикованная к их постели.
– Конечно, я позвоню.
