– И тебе помогут твои духи, – скривил подобие улыбки Мэйтанус.
Шаман Лиам покинул кабинет императора так же тихо, как и проник сюда, через дверь, украшенную гобеленом.
Лиам шагал через залы и комнаты дворца, словно тень. Изящная потолочная лепнина, белая и позолоченная, картины на стенах, известных придворных художников, наборный паркет из дорогих пород дерева, выполненный лучшими мастерами империи Ардимален, это нисколько не интересовало мужчину. Спустившись на пару этажей, он оказался в комнате, больше напоминающей молельню, нежели жилое помещение. Комната, украшенная яркими пейзажными росписями, без каких-либо образов Всевышнего, с небольшими синими колоннами. По периметру была уставлена деревянными скамьями, покрытыми темным сукном. Пол был выложен светлым камнем, покрыт шерстяным ковром, вышитым яркими узорами. Освещалась комната свечами, расставленными по периметру, в чугунных канделябрах или стояли в нишах, закрепленных собственным воском.
Такова была комната, в которой Лиам нашел, наконец, покой. В молельне его уже ожидали. Тщедушный молодой человек, обладавший широким большим носом, зелеными, как молодая поросль, глазами, толстыми губами, узкими скулами, волосы его были коротко подстрижены так, что цвета было не разобрать. Он рассматривал пейзаж на одной из картин, украшавших молельню. Одет он был в простое платье, которое носили студенты – серый камзол и темные брюки. Резко повернувшись, услышав шаги шамана, он за секунду задержал дыхание. То ли от страха, то ли от неожиданности.
– Мой господин, – преклонил молодой человек колено, с благоговением принял руку шамана для поцелуя, – я здесь, чтобы служить Вам!
Позволив поцеловать свои пальцы, без особого удовольствия, кстати, Лиам сел на ближайшую скамейку, позволив студенту стоять в своем присутствии. Лиам говорил тихо, глядя в глаза посетителю.
– Гершик, ты явно не рассчитал свои силы на последнем празднике. Пришлось мне лично объяснять государственным слугам государя мотивы, побудившие тебя говорить непристойности об императорской семье. Кто называл императора кровавым разбойником?
– Я каюсь в своих словах, Лиам! – повысил голос Гершик, подняв глаза на шамана, отчего лицо его исказилось в неподдельном мучительном раскаянии, – Я клянусь, что не давал себе отчет в словах и мысли мои расступились, как только я позволил себе выпить лишнего. Прошу простить меня! Вы ведь не доложите об этом императору? У меня на руках младшая сестра и больная мать. Не оставьте семью без кормильца! Прошу Вас о снисхождении и вверяю Вам свою судьбу.
Молодой человек сцепил пальцы в молитве и закрыл глаза, ожидая решения шамана.
– Не должно раскаявшемуся отроку стоять на коленях, – проговорил тихо Лиам, осторожно дотронувшись до плеча студента. Как только юноша поднялся с колен, Лиам посмотрел в глаза его и произнес:
– Огненная вода превращает человека в свинью и без помощи духов, заставляя грешить намеренно. Послужи на пользу нашему императору, и твои грехи я отпущу. Хочешь побывать на настоящей императорской охоте? По глазам вижу, что желание перебарывает здравый смысл.Так вот, один выстрел заставит всех говорить о тебе, ты прославишься и решишь многие проблемы. За это я одарю тебя, а твоя матушка получит хорошую прибавку к пенсиону, сестрицу твою я удачно выдам замуж. Что скажешь?– Гершик любит мать и сестру, но не настолько любовь к ним сильнее здравого смысла, – поднял глаза молодой человек на шамана, – ценой жизни моей моя сестра удачно выйдет замуж?– Это охота, мальчик мой, – одними губами улыбнулся шаман, – зверя всякого много в лесу Винансена. Даже император рискует своей жизнью, начав охоту.
– Я согласен, – кивнул юноша, протягивая руку шаману.
– Приглашение на императорскую охоту я пришлю тебе завтра утром. Не промахнись, Гершик, – произнес растянуто Лиам.
– Постараюсь, – прошептал юноша, пожав руку Лиама.
Гершик покинул молельню, двигаясь спиной к выходу, наблюдая, как шаман следит за ним и его попытками выбраться из душной комнаты. Оставшись в одиночестве, Лиам дотронулся до белого клыка, висевшего на шнурке, задумчиво на него посмотрел. Большим пальцем он аккуратно отвинтил верхнюю часть клыка и высыпал из полости небольшое количество желтого порошка себе на запястье. Закрутив крышку, Лиам лизнул порошок с запястья и шумно проглотил. Мужчина закрыл глаза и шумно выдохнул. Лиамобвел черными глазами молельню и взмахнул рукой. Вмиг подул легкий теплый ветерок, которого хватило, чтобы задуть все свечи. Оставшись в темноте, шаман покинул помещение так же тихо и незаметно, как и прибыл сюда.
Молодой человек, склонил голову над листом пергамента и старательно выводил слова. Почерк был изумительным, аккуратным и ровным, словно он всю свою недолгую жизнь только этим и занимался. При свете желтой лампы, стоящей на письменном столе, молодой человек щурил глаза каждый раз, когда начинал писать предложение. Подняв голову, он долгое время смотрел на лампу, сдавая глазам отдохнуть от долгого напряжения. При свете лампы цвет глаз молодого человека казался темно-синим, но при дневном освещении были серыми, как море в непогоду. Прямые пепельно-русые волосы его были перехвачены на затылке белой лентой, несколько прядей спадали на высокий лоб. Молодой человек, что-то прошептал губами, поднося гусиное перо к кончику прямого правильного носа, и снова углубился в письмо.
Одет он был в белую рубашку, ворот был расстегнут так, что обнажалась рельефная ключица, темные бриджи, белые чулки, которые сковывали атлетически вылепленные ноги, а обут в кожаные башмаки с простыми железными пряжками.
Молодой человек сидел довольно просторном кабинете, стены которого были обиты деревом. Темно-синее сукно письменного стола, идеально сочеталось с обивкой мебели, расставленной в комнате. Диван, три кресла, с позолоченными ножками и подлокотниками, небольшой стол, на котором расположились несколько фужеров и графин с темной жидкостью. Два книжных шкафа, словно отражения стояли друг напротив друга, были наполнены книгами. Они лежали, стояли, поддерживали друг друга, им было тесно в этих шкафах.
Как только молодой человек услышал, как дверь из темного дерева приоткрылась, резко поднял голову, дыхание его участилось. Он отбросил перо и начал искать сюртук, висевший позади него на стуле.
– Расслабься, Алоис, это всего лишь я, работай, – улыбнулся вошедший в комнату Лиам и захлопнул за собой дверь, подойдя к столу.
Молодой человек поднял серо-голубые глаза на шамана, продолжая сжимать перо. Лиам взял несколько исписанных листов бумаги и быстро ознакомился с содержанием. Затем он вытянул листы впереди себя и долго сравнивал написанное, подняв правую бровь.
– Ты не говорил, что умеешь писать абсолютно разными почерками. Что это дар или ты в детстве подделывал документы матушки? – задал провокационный вопрос шаман, отложив листы, внимательно посмотрел на молодого человека.
– Не скрою, милорд, была попытка подделать несколько подписей, матушкиного управляющего,– улыбнулся Алоис, зажмурив глаза, чтобы немного расслабить их.
– Но несколько подписей ничто по сравнению с вашим почерком, – покачал головой Лиам, присев в кресло неподалеку от письменного стола, жестом указав молодому человеку не делать лишних протокольных движений.
– О, милорд, – протянул Алоис, – мотив, побудивший меня заняться чистописанием, прост. Когда я был маленьким, иногда проказничал так, что отец запирал меня в библиотеке на пару часов. Сначала я недвижно сидел это время, а потом освоился и предпринял попытки читать книги, сначала искал буквы, потом понимал предложения, затем и прочитывал всю книгу. После того, как я немного подрос, отец разрешил мне пользоваться его библиотекой. Я даже составил картотеку библиотеки, хотя она у отца уже была. Однажды я обнаружил книгу «Тридцать три письма к мужчинам» популярной романистки, Энрики Падд, времен молодости моего деда. Я прочитал эти письма, а потом представлял, каким почерком она могла писать эти письма друзьям, юристам, философам, соседям. Вот откуда я научился писать разными почерками.