– Ваше Величество во многом право. Я не сомневаюсь в мудрости своего правителя, и не имею права просить о снисхождении. Ведь мудрейший Возлюбленный Всевышнего назначил меня, скромного военачальника, генерала Вашей армии на пост наместника Винансена, сельское хозяйство поднимать. Из военной службы Вы определили меня на гражданскую. Чем Вы сами руководствовались, о, мудрейший? – уголки губ нервно задергались. Генрих прекрасно понимал, что рискует жизнью, произнося такие слова вслух.

Однако Мэйтанус встал со стула, обитого зеленым сукном, и подошел к окну. Прищурил темные глаза, он повернулся к Генриху спиной и произнес.

– Вы талантливый военачальник, Генрих. А талантливые люди талантливы во всем. Я полагал, что вы справитесь с поставленной задачей, и не будете ломать систему, выстроенную за многие годы. Кажется, я ошибся в вас.

– Какое взыскание Вы на меня наложите, мой повелитель? – послышался ровный, лишенный теперь всяких лишних эмоций голос. Обреченный, но все еще спокойный.

– Мне надо подумать, – ответил император и повернулся лицом к собеседнику, – скажите, Генрих, в силе ваше предложение о проведении традиционной охоты в Винансене? Кажется, месяц назад вы первый настаивали на этом.

Генрих пытался прочитать во взгляде императора хоть какую-нибудь эмоцию, но не смог. Что в мыслях у Мэйтануса было известно только ему. Вопрос снова завис в воздухе, а Генрих снова провел по волосам рукой.

– Разумеется, сир. Через неделю состоится королевская охота. Я с нетерпением буду ждать дорогих мне гостей. С нетерпением будет ждать дорогих гостей и моя супруга Эйлин. Давненько она не показывалась в свете, посвятив себя дому. Итак, мой повелитель, добро пожаловать в Винансен.

Генрих натянуто улыбнулся, заметив, как Мэйтанус изогнул правую бровь. Кажется, он напомнил императору о своей супруге не случайно. Разговоры о супруге Генриха были настолько животрепещущими среди придворных, что лишь ленивый не говорил о необъяснимом затворничестве красавицы Эйлинв имении мужа, Лаэрго.

– Вот и отлично, тогда мы обсудим сложившуюся ситуацию на месте. Я вас больше не задерживаю, Генрих.

Мэйтанус кивнул и проследил за тем, как Генрих взял кожаную папку и церемониально поклонился. Мэйтанус пристально наблюдал за Генрихом, затем отвернулся к окну, когда тот скрылся за дверьми. Император глубоко вздохнул и продолжал созерцать звездное небо в окне, высотой от пола до потолка.

Тишина, которая наступила после ухода Генриха из кабинета, заставила Мэйтануса немного успокоиться. Еще минуту назад император кричал и возмущался, и вот теперь все стихло. Тишина давила на уши. Освещенный лампами и свечами кабинет казался темным и неуютным, холодным и маленьким.

– М-да, надо поменять цвет стен, синий меня утомил, – тихо проговорил словно Мэйтанус, барабаня пальцами по стеклу.

Взгляд его упал на отпечатки пальцев, которых на окне осталось слишком много. Раздумывая над очередным проектом, император имел привычку барабанить по любой поверхности, поэтому ногти его были всегда тщательно подстрижены.

– Да и выговор лакеям надо сделать, плохо убирают, – добавил он, напряженно вглядываясь в темноту. Он прислушался, словно ожидая услышать нечто такое, что может вернуть его из задумчивости. Спустя минуту до ушей Мэйтануса донесся тихий скрип, который бывает у межкомнатных дверей. Неприметная дверь в углу, скрытая гобеленом с изображением цветов, открылась, запустив в кабинет мужчину. При свете свечей черная высокая фигура выглядела скорее устрашающе, чем внушительно. Возможно потому, что одет он был в длиннополый камзол из черного сукна, под которым была заметна черная бархатная туника, подпоясанная тёмно-коричневым тонким ремешком. Темно-синие брюки были заправлены в сапоги, словно мужчина только что вернулся с улицы и теперь имеет к императору срочное и неотложное дело. На шее у мужчины висело несколько амулетов: небольшой белый клык, выкованная из железа витиеватая буква, очень похожая на «М», еще пара камней, вероятно защищающие от негативного воздействия. При свечах черты его лица осветились, теперь можно было разглядеть пришельца, так бесцеремонно нарушившего уединение императора. Черты лица человека в черном были схожи с императорскими. Но все отличались большей тонкостью. Правильной формы губы его были плотно сомкнуты, отчего казались тонкими. Прямой нос, широкие скулы, черные миндалевидные глаза, широкие темные брови. Весь образ вошедшего мужчины не мог быть незамеченным, такое лицо нельзя было не запомнить, увидев однажды, хотя бы мельком.Черные волосы его были перехвачены на затылке темной лентой. Мужчина вместо приветствия лишь склонил голову на бок, не произнося ни слова.

– Ты все слышал? – обернувшись к вошедшему мужчине в черном, произнес Мэйтанус.

– Разумеется, – кивнул мужчина, подойдя ближе.

Человек в черном провел пальцами по столу, близ которого еще несколько минут назад стоял Генрих. Потер кончики большого и указательного пальца друг о друга и понюхал.

– Неужели он оставил после себя запах, шаман? – спросил Мэйтанус, следя за действием мужчины.

– Конечно, и для этого не обязательно наносить на себя капли духов. Я знаю, чем пахнет вор, – проговорил тихо мужчина, не глядя на императора.

– Лиам, – назвал Мэйтанус человека по имени, – второстепенный запах вора – возмездие. Ты ведь этого хотел?

– Реган желал возмездия, – покачал головой мужчина, – у младшего сына династии, у Регана Сайнола Кайрена однажды украли невесту. Шаману Лиаму не следует копаться в чужом прошлом.

– Сколько лет прошло, а ты так и не успокоился,– отозвался после недолгого молчания Мэйтанус, – и даже после того, как принял силу. И после того, как сам женился и твоя супруга подарила династии принца Корригана.

– Ценой своей жизни, – продолжил мужчина в черном, – поэтому Лиам – плата за этот дар.

Он отбросил все протокольные условности и сел в ближайшее кресло, и воззрился на Мэйтануса. Это был разговор неофициальный, родственный, по душам, который необходим был им обоим.

– Я желаю восстановить справедливость, возлюбленный брат мой, – чуть расслабленно проговорил Мэйтанус, – неужели ты не желаешь вернуть прежнюю любовь? Генрих обречен, жизнь его отсчитывает последние часы. Он слаб, чтобы бороться против меня и системы. После того, как Генрих уйдет в мир предков, ты сможешь вернуть свою любовь, которая принадлежит тебе по праву! Одно слово только, Реган!

Глаза Мэйтануса заблестели, словно он предвкушал охоту с риском.

– Какая выгода тебе от его ухода? – сложив домиком пальцы, спросил Реган.

– Мне нужен свой человек в Винансене. Отправить в отставку Генриха слишком просто, – объяснил Мэйтанус, – подумай, Реган. Эйлин будет твоей, как ты об этом и мечтал.

– А как быть с детьми Генриха? Кажется, у него тоже есть маленькая дочь? Неужели отправится вслед за своим папашей? – поднял бровь Реган, глядя на старшего брата,– Мэй, это слишком большая жертва. Даже предки ее не примут. Хочешь почувствовать на себе силу их проклятия?

Мэйтанус закрыл глаза, расслабившись в кресле. Он барабанил по подлокотнику, усиленно соображая, решая судьбу ни в чем не повинного ребенка.

– Дочь Генриха должна исчезнуть, и упоминаться лишь в прошедшем времени. Ардимален велик. Неужели в нем не найдется место маленькой девочке, дочери Эйлин? Надеюсь, ты меня правильно понял?

Мэйтанус поднял бровь и пристально вгляделся в лицо Регана. Мужчина в черном выдержал взгляд собеседника. Глубоко выдохнул и так же утонул в мягком кресле, положив правую ногу на левое колено.

– Кажется, ежегодная королевская охота устраивается во владениях Генриха? С удовольствием поохочусь в этих краях, – ответил Реган, закрыв глаза.

– Твое присутствие на охоте будет необходимым, – кивнул Мэйтанус, – кто-то должен задабривать духов леса, в котором мы принесем кровавую жертву своих прихотям.

Шаман встал с кресла и поклонился императору.

– Мне пора, Ваше императорское величество. Надеюсь увидеть Вас завтра в добром здравии. Да помогут духи нам в этом.