Прошло несколько месяцев с тех пор, как Лина попала в рабство. Она ни разу не говорила со своим хозяином, если не считать вынужденных фраз, служивших ответами на вопросы. Оставить их без внимания можно было только ценой здоровья. Хозяин пришел грустный и молча уселся на стул. Лина исподлобья наблюдала за ним, не говоря ни слова.

– Я никогда не хотел просто сделать тебе больно, – после долгого молчания сказал он.

Лина прислушалась, но не шелохнулась.

– Для вас все кажется нормальным… вы гуляете, трахаетесь напропалую, не задумываясь о том, что будет чувствовать тот, кому вы достанетесь… если бы я опоздал, ты бы стала такой же, как все эти швали, трясущие своими дырками, как пряниками, перед всяким отрепьем. А разве такой ты хотела бы быть, а, Лина?

– Нет, – ответила та. Она не помнила, чтобы называла ему свое имя. Но он с самого начала знал его. Вполне возможно, она сообщила его при знакомстве, которого совсем не помнила. Но оставалась надежда и на то, что он узнал его от Маши. Могло ли это означать, что он не убил ее? Вряд ли… ведь с его взглядами на жизнь и строгими требованиями к женщинам он не стал бы мириться с такой, как она. Маша не была девственницей, и хозяину бы это вряд ли понравилось.

– Вот и я о том же! – оживился он. – Ведь ты должна понимать, что я о тебе забочусь, дурочка.

Со стороны хозяин казался вполне нормальным. Но уверенность и фанатизм, с которыми он вещал совершенно абсурдные для Лины вещи, убеждали ее, что он невменяем. А ведь со временем именно эта уверенность и заставила её поверить ему. Он так рьяно отстаивал свои идеи, что Лина невольно задумалась, вдруг за этим нечто большее, нежели просто безумие.

– Когда-нибудь ты поймешь, что я прав. Я надеюсь, что это произойдет как можно скорее, и нам обоим не придется так сильно мучиться. Понимаешь?

– Угу, – Лина кивнула, хотя с трудом улавливала суть его слов.

– Я правда не хочу, чтобы ты страдала. Я хочу сделать тебя счастливой. Ты должна это понять. Должна. Подойди ко мне, зайка, – хозяин нежно улыбнулся, что на первых порах было редким явлением.

Лина медленно подошла к стулу, уже зная, что последует дальше. Она ненавидела это, но все реже сопротивлялась. Она знала, что хозяин в любом случае сделает свое дело вне зависимости от того, будет она сопротивляться или нет. Отличие заключалось в том, что при повиновении она не оказывалась избитой.

– Я же люблю тебя, – притянул к себе Лину хозяин и усадил на колени. – Когда-нибудь ты поймешь это и тоже меня полюбишь. Вот увидишь. Скорее всего, ты меня уже любишь, просто не знаешь. Но я помогу тебе поскорее понять это.

Из глаз Лины потекли слезы, ее била мелкая дрожь, но она сидела в молчаливом ожидании, мысленно убеждая себя, что все это происходит не с ней.

Это кто-то другой сидел на коленях у этого ненормального. И кому-то совершенно другому, а вовсе не ей, он залезал под юбку и хозяйничал в трусиках этой совершенно незнакомой девочки, которой Лина абсолютно не являлась и к которой не имела никакого отношения.

Она продолжала безмолвно повторять себе: «это не я, это не я, не я…» – а он гладил кого-то другого по влажному от слез лицу, думая, что делает этой другой приятно.

– Тебе нравится? М? Нравится? – спрашивал он, нависая над какой-то незнакомой Лине девушкой, распластанной на полу.

Та другая девчонка кивала, чтобы он ее не ударил. А он верил ее лжи и ускорял темп. Он не разрешал той несчастной закрывать глаза и отворачиваться, заставлял смотреть на его вспревшее тело. Он красовался перед ней, зная, как напрягаются его мускулы при каждом движении.

Незнакомая Лине девочка чувствовала, как на ее грудь, живот и лицо опускалось что-то влажное и ослизлое. Она ощущала это на губах и неимоверным усилием заставляла себя сдержать рвотный позыв. Ведь она, Лина, помнила, как хозяин злился, если ее тошнило от спермы. Когда подобное случилось впервые, он пытался заставить ее вылизать все, что она сблевала. Тогда Лина отказалась, за что хозяин избил ее до полусмерти.

– Сходи в душ, – сказал он, удовлетворенный и довольный собой. – Только не долго.

Сам лег на кровать и закурил сигарету.

– Эй, ты скоро?! – крикнул он, когда ему показалось, что Лина слишком задержалась.

– Иду, – ответила она, смывая слезы.

– Не одевайся, – приказал он.

Лина безвольно опустилась на пол душевой, спрятала голову в руках. Спрятала себя от того, что с ней случилось, и от того, что этот тип намеревался повторить снова, как только она выйдет из ванной.

– Ляг рядом.

Он похлопал по кровати.

Его голое тело все еще блестело от пота. Лину передернуло. Ей нужно было к нему прикоснуться. Она повиновалась. Хозяин обнял ее и повернулся лицом. Лина неподвижно лежала на спине в ожидании его последующих действий.

– Мне нравится запах твоего тела, – сказал он. Хозяин всегда заставлял Лину мыться до и после близости, если считал, что она недостаточно чистая. Но к себе он относился менее требовательно, хотя уличить его в неопрятности было сложно. Всегда чистые волосы, умыт, помыт, побрит, одежда – свежа и выглажена, если только он не приходил прямиком с работы или с огорода. Но и тогда от него не несло, как из подворотни. Это мало радовало Лину, она в любом случае не переваривала его запах, потому что он напоминал ей о самых ужасных моментах ее крохотной жизни. – И мне нравится, когда ты такая, – он замолчал.

– Какая? – нерешительно спросила Лина, чтобы отвлечь его от поцелуев, покрывавших ее губы.

Он улыбнулся. Это было первое, что Лина произнесла по доброй воле, и что не выглядело руганью или мольбой.

– Тихая, – ответил он, – послушная, покладистая. Такая, какой должна быть настоящая женщина.

Заинтересованность Лины оказалась для хозяина первым свидетельством того, что скоро ее удастся сломить. И не только благодаря страху, но и по иным причинам, прочившим светлое будущее. Видя, что она снова молчит, он вернулся к своим поцелуям. А она принялась судорожно соображать, о чем еще можно спросить, чтобы если не прервать, то хотя бы отсрочить неминуемое.

– Как тебя зовут? – пролепетала Лина, не сумев придумать ничего поумнее.

Тот отстранился, изучающе разглядывая ее.

– Хозяин, – произнес он после долгой паузы и, поняв, что ему нравится, как это звучит, сказал: – Теперь ты будешь называть меня «хозяин». Поняла?

– Да, – выдавила Лина.

– Не правильно, – шлепнул он ее по щеке. – Еще раз. Поняла?

– Да… хо-зя-ин… – уже пожалев о своем вопросе, процедила Лина .

С тех пор это имя прочно засело в ее голове. Ссо временем даже в мыслях она стала называть его не сволочью или скотиной, не мразью или дегенератом, а только Хозяин и никак иначе.

– Как прошел твой день? – спросил хозяин, расстегивая рубашку.

– Я ждала тебя… – потупив глаза, ответила Лина. Со временем требования смягчились, и хозяин больше не ждал, что после каждой фразы она будет добавлять его «имя».

– Умница, – он поцеловал ее в лоб. – Ты все сделала, что я просил?

– Да, – Лина кивнула и расторопно указала на корзину с готовыми вязаными вещами и коробку с украшениями из бисера.

– Когда я уйду, сядешь за шитье. Нужно три платья сорок четвертого размера с пятьдесят шестой страницы третьего тома и один костюм с сорок второй максимальный, для жиртрестов. Все запомнила?

– Да, – закивала Лина и быстро записала задание в блокнот.

Хозяин мельком глянул в ее заметку и довольно улыбнулся.

– А пока у тебя более важное задание, – сказал он, стягивая майку, у меня спина жутко затекла, тебе придется постараться.

Лина усердно разминала ставшее родным тело. Она знала его каждую клеточку, каждую родинку. Когда-то бывшее противным, оно превратилось в предмет поклонения и обожания. За него Лина беспрестанно благодарила судьбу. Впервые оно не вызвало у нее отвращения после того, как хозяин не появлялся гораздо дольше обычного. Это было около семи лет назад, тогда Лина все еще думала о свободе, но уже мало верила в то, что ее мечты станут явью. На нее давно был наложен запрет самоудовлетворения, и она с трудом справлялась с потребностями тела. Запасы еды уже кончались, а хозяина все не было. Лина начала бояться, что он не придет вовсе, и она умрет с голоду. Но он пришел. И впервые она поймала себя на мысли, что рада его появлению. Именно в тот день, увидев его обнаженным, она в самый первый раз не испытала и намека на отвращение. Стоило ему прикоснуться, как наваждение исчезло. Но начало было положено. И с тех пор раз за разом ее отношение менялось, превращаясь из ненависти в то, что зовется любовью. Говорят, между этими чувствами всего один шаг, но Лине пришлось преодолеть огромный путь. Путь, полный страданий, непонимания и отчаяния. Сперва хозяин был очень жесток и совершенно непонятен Лине. Но потом он изменил свою тактику – нежность действовала куда эффективней насилия. О нём он, впрочем, не забыл до сих пор.