Боже, надо было видеть, что тут случилось с Лизой! Она буквально кубарем скатилась с постели и несколько минут волчком вертелась по кухне, не зная, за что схватиться и что предпринять. Наконец, накинув юбку вместо кофты, а кофтой повязав голову вместо платка и завернувшись в одеяло, она, точно совершенно потеряв голову, помчалась в сени, а оттуда в сад к дереву с колоколом.
При этом злосчастному Воркуну, подвернувшемуся некстати под ноги Лизе, снова попало.
Но что значит один прищемленный кошачий хвост в сравнении с тем, что Лиза проспала – впервые за всю свою службу в Лесном убежище!
Через какую-нибудь минуту она уже у колокола, хватается за веревку и трезвонит изо всех сил так, как будто усадьба горит.
– Бим-бом! Бим-бом! – изо всех сил вызванивает колокол.
– Гав! Гав! Гав! – громко вторят ему не вовремя потревоженные Полкан и Рябчик, очевидно возмущенные этим ранним трезвоном, так бессмысленно прервавшим их сонные собачьи грезы.
Лиза продолжает отчаянно звонить, как бы желая наказать себя за излишнюю сонливость, и при этом что-то бормочет.
Лиза звонит. Обиженным лаем ей вторят собаки; жалобно аккомпанирует им оскорбленный кот.
Давясь от смеха, Кодя проскальзывает в спальню, ныряет в постель и беззвучно хохочет, зарывшись головой в подушки…
Глава IX. О том, что произошло дальше
– Что это?
– Разве уже звонят?
– Как рано!.. Кажется, вот-вот недавно только легли…
– Почему нет солнца сегодня?
– Может быть, солнце проспало?
– Да неужели уже девятый час?
– Ах, я совсем не выспалась!
– И я! И я тоже!
– У меня голова болит!
– А я точно не засыпала!
– Вставайте, вставайте, девочки! Пора! Слышите, как там, внизу, трезвонит Лиза!
Бледные, заспанные, не отдохнувшие за ночь, девочки нехотя поднимаются со своих постелей.
День выдался, как нарочно, пасмурный, и солнце взошло в облаках. Поэтому никто из обитателей Лесного убежища и не заметил ничего необычного в раннем пробуждении.
Утомленные, невыспавшиеся девочки спустились вниз на утреннюю молитву, выпили молока и затем прошли в классную. Марья Андреевна, усталая не меньше их, приказала развернуть тетрадки, взять перья, и начался обычный урок.
Воспитательница на большой черной доске, подвешенной на одной из стен классной комнаты, писала слова и целые фразы. Все девочки, кроме Ляли-малютки, еще не умевшей писать, переписывали их начисто в свои тетрадки.
«Роза – красивый нежный цветок, который хорошо пахнет», – выводила крупными буквами мелом на доске Марья Андреевна.
Саша-растеряша, окончательно потерявшая голову в это необычное утро, не менее тщательно выписывала детским почерком в своей тетрадке:
«Коза плаксивый влажный петух, который от холода чахнет…»
Потом, вместо того чтобы обмакнуть в стоявшую перед ней чернильницу перо, она без малейших колебаний отправила туда собственный палец и была несказанно удивлена, что вместо точки у нее получилась огромная, величиной с медный пятак, клякса.
Не клеилась работа и у других девочек.
Софочка, совсем еще сонная, выводила на своей страничке в рифму: роза – заноза, коза – слеза… колбаса… Дальше этого дело не подвигалось.
Потом началась всеобщая зевота.
Малютка Ляля, чертившая палочки карандашом на отдельном листке бумаги, зевнула первой.
За ней – белокурая Наташа. Еще через минутку – Катя, потом Вера, Наля-сказочница, Маня, Сара, Большая Липа – словом, все по очереди, одна за другой.
За ними следом зевнула и сама Марья Андреевна.
Чтобы развеять себя и детей от невозможной дремоты, Марья Андреевна объявила преувеличенно громким голосом:
– Я буду рассказывать вам сказку, дети, а затем заставлю каждую из вас повторить.
Сделав небольшую паузу, она начала певучим голосом, растягивая слова:
– В некотором царстве, в некотором государстве, – тут молодая воспитательница зевнула еще раз, стараясь скрыть зевок от своих слушательниц, – жил был царь с царицей и с маленьким царевичем. У царевича была забавная игрушка, – опять зевок, еще более продолжительный, – очень забавная игрушка, а именно – небольшое гладкое зеркальце, в котором отражалось все, что он делал доброго или дурного, и…
Снова зевок, который Марья Андреевна всеми силами старается подавить, и опять плавно течет ее сказка:
– Царевич видит в зеркале все свои дурные и хорошие поступки, и… и… и…
Глаза у Марьи Андреевны слипаются, как только могут с непривычки слипаться глаза у впервые поднявшегося с зарей человека. Она делает еще одно усилие побороть сон, широко раскрывает глаза и неожиданно замечает странную картину.
Ее маленькие девочки, начиная с Большой Липы и кончая маленькой Лялей, громко и дружно всхрапывают, упав головками на свои тетради. Девочки спят. Двенадцать головок, забыв обо всем, видят свои сонные грезы. Только двенадцать… А где же тринадцатая девочка? Марья Андреевна прекрасно видит, что место вихрастой девочки за учебным столом пустует. Куда могла скрыться эта Кодя? Воспитательница волнуется. Да где же она? Марья Андреевна делает движение, намереваясь встать со стула, но, обессиленная, падает на прежнее место. В тот же миг проказник-сон подкрадывается и к ней, и учительница засыпает так же сладко, как и ее двенадцать воспитанниц, сидящих за столами…
Глава X. Кодя становится вождем
Так где же, однако, Кодя?
На большой лесной поляне дремлет прозрачное синее озерцо. Ветви ракит, свесившись у берега в воду, купаются в его чистой воде. На его гладкой поверхности отражаются мохнатые сосны, ясное голубое небо и пролетающие стаи диких уток и гусей… А в самом озере ходят стайки жирных серебристых карасей.
Озорник Слава и его младшая сестричка прекрасно знают о богатствах лесного озера. Еще с вечера брат с сестрой раздобыли большую корзину, обтянули ее парусиной, привязали к ее днищу якорь в виде большого кирпича, вырезали отверстие в парусине и опустили в это отверстие на дно корзины размоченные в воде хлебные корки – это отличная приманка для карасей.
Накануне вечером дети Симановские сбегали на лесное озеро, – благо Валерия Сергеевна разрешила им ходить туда, так как озеро было неглубоким и вполне безопасным, – столкнули корзинку в воду, а с утра пораньше поспешили пойти посмотреть на свой улов.
Каково же было удивление обоих, когда они увидели на берегу озера веселую вихрастую девочку, вчерашнюю новенькую, Кодю Танееву, с ее забавной внешностью развеселого мальчугана!
Она стояла у самой воды и бросала в озеро камешки, целясь, как настоящий мальчишка.
– Почему ты так рано встала? Почему не вовремя звонят в колокол? – осведомился Слава, подходя к новенькой и окидывая ее любопытным взором.
– Ха-ха-ха! – весело расхохоталась Кодя. – Это по моей милости! – и, не оставляя своего занятия, она рассказала детям про свою забавную проделку с часами.
– Ха-ха-ха! – залились в свою очередь Слава и Люся, выслушав ее рассказ.
– Гав! Гав! Гав! – выразил свое сочувствие общему веселью и Жучок, прибежавший помогать своим юным хозяевам в рыбной ловле.
– Ха-ха-ха! Гав! Гав! Гав! – не менее сочувственно отозвалось лесное эхо.
– Ты, однако, молодец, девчонка! – весело крикнул Слава, хлопнув Кодю по плечу. – Ты мне ужасно нравишься, откровенно говоря. Словно ты и не девочка вовсе, а свой брат-мальчуган… Девочки Убежища, все, кроме, пожалуй, одной Софы, такие недотроги! Насморка боятся, кашля боятся, собаки боятся, грозы боятся, не говоря уже о темной комнате, которой они трусят больше всего. Ни по бегать с ними, ни порезвиться! Толкнешь их нечаянно, – ревут; ноги промокнут у них – сейчас же это «кхи-кхи-кхи» да «кха-кха-кха» – кашель. Мы с Люськой терпеть таких не можем! Правда, Люська? – с живостью обратился он к сестре. – Ни ты, ни я, мы ведь таких не выносим!
