Вий даже предположил, что, возможно, ошибается в том, что Миня, то есть Михаил Куровальсов, иностранный шпион или агент. Кто его знает? Вполне, допустимо, что он, на самом деле, истинный борец за свободу и нормальное существование нынешних нищих, то есть детей трубопроводов. Но в том, что он вечно живой, сомнений у него никаких. Не один раз Куровальсов ещё даст знать о себе.

– Ты знаешь, Денис, только абсолютному параноику кажется, – выразил свою точку зрения Вий, – что все происходящее в Обнуляндии – сплошной абсурд. Скорей всего, это жуткая реальность, которой не должно существовать нигде и никогда.

– Частично я согласен, что между реальностью и абсурдом иногда очень трудно провести границу. Да и завтра может показаться нелепицей то, что сегодня считается неоспоримой истиной.

– Я всегда предполагал, Друков, что ты разумный человек и многое понимаешь… Но только молчишь себе в тряпочку, не протестуешь. Впрочем, и я уже стал не тот. Устал доказывать недоумкам, что разумом они не обладают.

Далее он стал рассказывать то, о чём хотел изложить в своей, можно сказать, бессмертной книге «Я поднимаю веки».

Так получилось, что в Обнуляндии уже около полвека и особенные в последние двадцать лет с лишним чётко наблюдалось две реальности. Если сказать проще, то это две страны: одна, великая, но нищая, обездоленная, ограбленная и обманутая; другая – маленькая и ничтожная, жирующая на крови и костях подавляющего большинства… Парадоксально то, что они, всё же, пересекаются, но при этом являются разными… чуждыми друг другу мирами. А ведь совсем скоро они потеряют свои точки пересечения, сольются, став единым целым, да так, что всем чертям и двуногим свиньям у Большой Кормушки будет тошно. В этом Геннадий Феофанович тоже не сомневался.

Тут уж, как ни крутись, победит большинство, то есть нищие и бедные, проще говоря, дети трубопроводов и огромная масса людей, которые не считают себя таковыми и ещё надеются на нелепое… светлое будущее.

В данном случае, почти каждый всегда вправе посочувствовать «простым» людям страны и, в большей степени, самим себе, пополняющим ряды голодных и бездомных оборванцев, униженным, оскорблённым, ограбленным, доведённым до явного рабства. Очень неразумные и доверчивые люди едва-едва существуют, но верят в какое-то неопределённое и очень-очень далёкое положительное будущее.

Но, вместе с тем, писатель Вий несколько раз умышленно повторил, что в Обнуляндии свершается то, что можно и нужно считать жестоким и кровавым абсурдом. Но ведь он здесь не только реален, но и процветает.

Зловещие реформы самых последних лет, проведёнными Ночным Хоккеистом и его подельниками, в поруганной двуногими бесами стране настолько оригинальны, что основная часть народа уже не сомневалась в том, что, вероятней всего, родились они в тайных и очень специальных кабинетах, то есть в пыточных камерах самых различных иностранных разведок.

– Верховные чиновники нашей несчастной страны, – сказал Геннадий Феофанович, – всех мастей и скоростей безбедно жируют и обильно и регулярно прикармливаются бандитами и преступниками. По сути, мерзкое и обнаглевшее меньшинство уничтожает народ богатой, а для подавляющего большинства, бедной и несчастной Земли. Я долго ждал, когда кто-нибудь поднимет мне веки, но никто этого не сделал. Я набрался смелости и самостоятельно открыл свои глаза.

– Об этом лучше громко не говорить, Геннадий Феофанович. Мы не сможем противостоять бандитам с их круговой порукой. Да ведь у них великое множество вооружённых лакеев.

– Ну, передохнули, Денис, немного, и пойдём дальше, – Вий поднялся, вставая с одной из брошенных ржавых труб, сваленных в овраг. – Эти свиньи загадили всё! Берут, что плохо лежит, превращая страну в развалины. Они называют фирменный разбой бизнесом. Никакого… такого вот бизнеса не должно быть в нормально стране. Всё принадлежит тем, кто нынче нищ и беден, и точка!

Друков тоже встал на ноги. Он знал, что их разговор продолжится и по дороге. Ведь теперь они шли не наугад, а в тот посёлок, где проживают. Конечно, Денис мог бы даже и не слушать подобных рассуждений. Ведь он – процветающий скульптор, и как-нибудь на пищу, одежду и всё прочее сможет себе заработать, но теперь в этом абсурде, в котором он, получается, всегда существовал, Друков начал осознавать, понимать, что идёт планомерное и наглое разграбление страны и её народа. Причём, не только Ночной Хоккеист, но и мерзкие существа, подобные ему, утверждают, что так и должно быть.

Во многом Друков верил Вию, но, всё же, молчал, большей частью, находясь в некоторых сомнениях.

– Если ты не до самого конца доверяешь моему мнению и книге, в которой я всё изложил, – сказал Вий, – то послушаешь, что тебе сейчас скажут говорящие деревья.

– Опять ерундистика полная! Какие ещё, говорящие деревья?

– Самые обычные. Это сосны, которые в предыдущей жизни были людьми. Они всё видят и знают. Я часто прихожу сюда и советуюсь с ними по многим политическим вопросам. Ты знаешь, Денис Харитонович, эти сосны очень мудры.

В небольшую сосновую рощицу, Друков вошёл вслед за Вием, озираясь. Он ведь до сегодняшнего дня нигде и никогда не встречал говорящих деревьев.

Самым разговорчивым среди всех деревьев оказалась сосна среднего возраста и мужского пола по имени Валера. Собственно этот мужчина-дерево больше всех и говорил. Нет сомнения в том, что он пользовался здесь большим уважением.

Программа политического и экономического устройства будущего государства, которым, как и должно быть, в самой ближайшей перспективе к власти придут не партии, не кланы, не бандитские группировки, а профессиональные союзы. Вот, именно, через них должны происходить разного рода выборы и референдумы. Деятельность так называемых крупных отечественных и зарубежных бизнесменов обязаны оценивать суд и прокуратора.

Самое гуманное и справедливое, что можно было придумать в этом направлении – это обязательный процесс деприватизции, возвращение государству и народу всего награбленного ворами, бандитами, олигархами, чиновниками и теми, кто путём переворота и узурпации власти довёл народ страны до нищеты, лишил его не только элементарных прав, но и возможности по-человечески существовать.

– Смертная казнь и пожизненные сроки здесь обязательны, – заметил Валерий. – У них нет жалости к детям трубопроводов и, в целом, к народу, значит, палачей и бездельников не стоит беречь. Они не нужны ни народу, ни государству. Дорого обходятся их «шалости». Нормальные люди всегда травят тараканов, и это не считается преступлением или проявлением антигуманности.

– Да и разницы в заработных платах и разного вида доходов в двести-триста раз быть не должно, – заметил Вий. – В четыре-пять раз допустимо, но не больше. Следует строить социализм, но без всяких там партий и прочего сброда… Только через профсоюзы люди могут выражать своё мнение.

– О чём вы говорите, господа? – возразил Друков. – Во всех городах и посёлках правят ставленники олигархов, бандитов и грабителей из столичного города Труба.

Но тут в сосновую рощу вошёл Миня, то есть защитник гражданских прав детей трубопроводов и, в целом, всего народа страны Михаил Терентьевич Куровальсов. Стряхивая руками пыль с пиджака, он коротко рассказал о том, что будет происходить в самое ближайшее время. Отрылся, всё-таки, выбрался из могилы.

Между столицей Труба с её окрестностями и основной огромной территорией в силу природно-климатических катаклизмов образуется широкий морской пролив. Бандиты, олигархи и главные чиновники-кровососы будут территориально отделены не только от трубопроводов и сырьевой базы Обнулении, но и от основных вооруженных сил и мест расположения стратегических ракетно-ядерных точек и баз. Вмешательство иностранных «благодетелей» в процесс построения нормального человеческого общества в Обнулении дорого им обойдётся.