– Нам есть, господа и товарищи, чем ответить на происки международной буржуазии, – сурово, но с широкой улыбкой, сказал Куровальсов. – Они быстренько закончат войну, не успев её начать. Есть у нас такое оружие… Имеются у нас и настоящие, а не столичные генералы. У нас имеются такие военные начальники, которые готовы встать на защиту интересов детей трубопроводов и всего народа пока ещё не до конца не разграбленной страны. У меня всё это было на бумажке записано. Я изучил. А бумажку съел.
Друков собрался принести Мине (Куровальсову) свои искренние извинения за то, что лично убил и даже закопал его, но тот, махнув рукой, растворился в воздухе.
Конечно же, все эти добрые перемены произойдут не так скоро, как хотелось бы, но они верили, что истинный Господь (а не тот, придуманный разбойниками и палачами, и нелепый) не оставит в беде Обнуляндию. А пока надо спокойно жить, надеяться и верить.
Терпи, гордый и обманутый человек! Терпи и жди… Пока смирись даже с введением последней пенсионной реформы, разрушившей самые последние надежды даже на нечто, отдаленно напоминающее справедливость. Но наивные люди, попавшие в явное рабство, всё же, пока ещё верят… в справедливость. Вера поможет им попытаться пройти даже сквозь крепкие кирпичные стены, чтобы окончательно убедиться в том, что «добрые» традиции, начатые с конца минувшего века, получили глобальное развитие и успешно процветают. Но это обман, даже не изысканный, а наглый, вызывающий. Такова несчастная Обнуляндия, где реальность так тесно переплетена с абсурдом, что уже трудно понять, где правда, а где – ложь.
Писатель Вий был глубоко убеждён в том, что возведённый в ранг закона изощрённый садизм господ и дам, возомнивших себя государством, ни в коем случае нельзя назвать политикой. Это беспощадное истребление народа под нелепыми и… наглыми лозунгами является нарушением элементарных социальных, антропологических и экологических норм и правил, поскольку человек не самое последнее живое существо в земном мире. Он – ни в коем случае не может быть звеном «пищевой цепочки».
– Вон, за теми трубопроводами, Денис, – показал рукой в низину Геннадий
Феофанович, – наш с тобой посёлок. Только ты живёшь в добротном доме, а я – в землянке на берегу Мазутного озера.
– Перебирайся в мой дом. Я ведь уже давно тебе это предлагал, Геннадий Феофанович. Только уволь меня от ваших революций. Я уже итак окончательно испортил отношения с Ночным Хоккеистом. При первой же возможности…
– Странно это слышать от Лауреата Государственной премии и Кавалера Ордена Ночного Хоккеиста Третьей степени. Я, конечно, верю тебе, Денис, но только наполовину. Я пока никому не верю даже Куровальсову.
Здесь их пути разошлись. Вий направился в сторону Мазутного озера, а Друков в посёлок. Он скульптор и уж, как-нибудь, сумеет прокормить себя и даже тех, кто рядом с ним. Высшие Силы дали ему такую возможность. Но, конечно же, Денис сочувствовал детям трубопроводов. Страшная участь, жестокая доля.
Огромная толпа детей трубопроводов шла мимо Друкова. Голодные, в рваной одежде женщины, дети, старики, да и мужчины, не имеющие никакой работы. Но даже те, кто её и имел, временную или относительно постоянную на жалкие гроши, которые платили им новоявленные князья и бояре, не в состоянии был прокормить даже себя.
Они шли с севера с большими узлами, с рваными корзинами и чемоданами, где лежал их небогатый домашних скарб. Понятно, что их согнали с насиженного места, выгнали из землянок, новые хозяева этих просторов. Может быть, они бы так не поступили. Но, скорей всего, на месте табора нищих и бездомных была найдена нефть, газ или золотоносная руда.
Их просто выгнали с помощью полицейских и приставов и отправили бродить по свету, по огромной стране, которая уже давно не принадлежала ни детям трубопроводов, ни тем доверчивым людям, которые очень скоро станут таковыми. Обязательно станут, если ничего не изменится.
Перед самым посёлком давно уже было выстроено добротное двухэтажное здание. На самом входе в него висел яркий красный транспарант, на полотнище которого большими белыми печатными буквами было написано: «Ярмарка вакансий». Но народу рядом с этим зданием не наблюдалось. Люди опасались входить в красивое здание, и на то имелись веские причины. Тот человек, из бедного и нищего народа, который входил туда назад уже не возвращался.
Страшное место было своеобразным местом переброски так называемых лишних людей в нежилые места планеты Земля. Вошедший туда в надежде найти хоть какую-то работу мгновенно оказывался или среди льдов на Северном Полюсе, или в центре какой-нибудь огромной пустыни, или высоко в горах… Он перебрасывался, телепартировался в то место, где невозможно выжить – ни пищи, ни воды. Как бы, гуманное решение проблемы. Никто, вроде бы, и никого не убивает, но смерть, всё же, настигает самых наивных и доверчивых.
Что касается посёлка, в котором жил Друков, то это населённый пункт имел свою давнюю, ни с чем несравнимую, историю. Уже в начале семнадцатого века, по предположениям историков Обнуляндии разных направлений и степеней стремительно возрастающей и ныне активно процветающей толерантности его называли Холуи. Вероятно, по той простой причине, что среди обычных людей проживали в ней и своего рода подхалимы и низкопоклонники.
Их, пожалуй, можно сравнить с такими субъектами, которые легко и просто могут предать, продать, купить, ограбить или с необыкновенной лёгкостью ради собственной шкуры перейти из одной партии в другую и… наоборот, сделать обратный ход, когда запахнет жареным. Как бы сказали относительно грамотные и эрудированные граждане и даже телевизионные «политолухи», что, как раз, то и были обыватели, готовые пресмыкаться перед кем попало ради личной ничтожной, сиюминутной или даже сомнительной выгоды… в перспективе.
Но прошло время… И ни с того и ни с сего внезапно, спонтанно и поочередно в определённый срок произошли сразу две исторические революции или государственные перевороты. Дальновидные политики новой «левой» формации это село специальным постановлением срочно переименовали. Они дали ему крылатое и, возможно, в какой-то степени, неувядаемое название Красные Холуи.
Надо сказать, что время никогда не стояло на месте. Наступил и дикий период и весьма условной и дозированной демократии и активного и внезапного появления на территории страны миллиардеров и мультимиллионеров отечественного и зарубежного производства. Они торжественно и назвали благоустроенный посёлок городского типа Хэллоуином. В самом деле… Надо же ведь было учиться новым веяниям у самых демократичных зарубежных стран.
Как обычно и как всегда, доверчивый народ с восторгом принял географическое обновление, но так до сих пор и не понял, что самое первое название подходило бы к посёлку гораздо больше, чем новое. Причём, со стремительным развитием ряженой для «простого» народа и полной свободой для воров, жуликов и бандитов практически и, по сути, холуями новоявленных бояр да князей стало, того не ведая, и подавляющее число жителей большой страны. Люди попали от многочисленных чиновников и, как бы, бизнесменов в очень серьёзную и основательную зависимость.
«Но, попробуй, скажи им сейчас, кто они есть на самом деле, эти палачи, узурпаторы и бандиты, – подумал Друков, – так они не просто поднимут тебя на смех, а забросают обломками кирпичей, которые остались ещё от многочисленных разрушенных предприятий относительно добрых времён». Внезапно появившиеся в Обнуляндии олигархи не просто очень многое подгребали под себя, но ещё и активно разрушали с помощью разного рода бандитской мелкоты всё, что имелось.
Даже из самой пошлой, нудной и безграмотной песенки, как говорится, слов не выкинешь, тем более, из такой… «весёлой» и затянувшейся. Всё наглее и самоуверенней и свиные рыла, да и ответственные чиновники и покровители разного рода бандитов жизнерадостно улыбаются с экранов телевизоров, правда, не всегда, как говорится, в «рифму». Проще сказать, их улыбки уже не обвораживают народные массы великой, но изрядно… ограбленной страны. Они раздражают… голь перекатную.
