В первый день одиночества Никанор не мог собраться с мыслями, а силы, которые ранее заставляли его двигаться, будто испарились вовсе. Он весь день пролежал в кровати лицом к стене, отказываясь поверить, что больше не увидится с родителями. Мальчик бил в стену кулаками, отчего к вечеру костяшки были сине-красными, опухшими, и проклинал тот день, когда проникся к бесперспективным маме и папе какими-то чувствами. Лучше бы обидел их чем-то, чтобы они больше не приходили, чтобы он не ждал дня своего рождения как праздника, в который случается чудо. В конце концов, эта ситуация показывает насколько же он сам ещё маленький и глупый. Гений. Смешно. Эти взрослые обвели его вокруг пальца. Все взрослые! Начиная от учителей и заканчивая родителями. Или всё не так, а как-то иначе?
Мысли Никанора метались от одной крайности к другой, а с глаз, казалось, никогда не спадёт припухлость. Тело ныло, будто подверглось какому-то сильному сжатию, давлению. Он пытался обращаться к своему мозгу, интеллекту, за который был удостоен статуса гениального, но в ответ слышал только невнятный гул и голоса весело приветствующих его родителей. У мамы звонкий, но одновременно с этим мягкий, а у папы низкий, будто гудение какой-то машины. Задремав, Никанору даже показалось, что он чувствует сладкий цветочный аромат и женский смех. Он резко поднялся, судорожно озираясь, но в комнате не было никого.
Три раза за день, как и написано было в рекомендациях, наручный браслет напоминал о том, что пора расслабить тело. Ники положил назойливое устройство на пол, накрыл подушкой и прижал стулом, чтобы не слышать наставления от гадостных людей, которые ничего не понимают. А и правда, кто говорит, что они что-то понимают? Сканеры потенциала? Кто бы и что бы это ни было, ещё не значит, что они решили правильно. Не зная за какую мысль хвататься и что делать, Никанор заснул, так и не выполнив ни одного предписания.
Пока мальчик отказывался смотреть на что-то кроме своей стены, в его комнате появился небольшой круглый столик, на котором наутро стояло уже семь небольших порций разной еды. Он спустил ноги с кровати и вяло глянул на обновление интерьера. Разноцветные шарики на тарелках не имели никакого запаха – концентрированные микроэлементы с добавлением нейтральных продуктов. Ощутив, что сутулится, Ники выпрямился, но почувствовал, что сил на то, чтобы держать спину ровно, нет никаких. Он встал, опираясь рукой на кровать, и подошел к двери, разглядывая одноразовые тарелки с неглубокими синими бортиками. Зафиксировав движение в комнате, сверху пшикнул освежитель воздуха. Машина для утилизации одежды клянчила отдать пижаму, мигая зелеными лампочками. Никанору вдруг жутко захотелось выйти из этой замкнутой, серой комнаты. Раньше в домах были окна, через которые можно было смотреть на жизнь снаружи, так говорила Рина. Обернувшись, Ники тоскливо уставился в монитор, который имитировал колосящееся бескрайнее поле. Там будто бы гулял ветер, ласково перебирая каждую травинку, светило солнышко и летали черные птицы, вид которых неразличим издалека.
Внезапно раздался непонятный шум и на пол с грохотом приземлился стул. Вспомнив, про электронный браслет, Никанор медленно подошел к подушке, валяющейся на полу. Да, именно его персональный браслет, помещённый в замкнутое пространство и регистрирующий силу давления, был тем источником беспокойства, который прервал просмотр зацикленной природной анимации – через десять минут там птицы снова рассекли бы небо.
Тяжело вздохнув, мальчик плюхнулся рядом с упавшим стулом, сел в позу лотоса и достал браслет, который, кстати, должен был всегда, кроме процедуры очистки тела, находиться на руке у каждого ученика. Замелькали уведомления, отмеченные пульсирующим красным колокольчиком. Ники прищурил глаза и расфокусировал зрение для обмана устройства. Он не увидит текст, но устройство сочтет, будто он его прочитал.
Пока мальчик прокручивал нескончаемую цепь сообщений, будто бы с выдохом, расползлись створки входной двери. Он повернулся, но в комнату никто не вошёл. Надев браслет, Ники медленно встал и подошел к дверному проёму, осторожно выглядывая в коридор. Покрутив головой, он увидел ряды таких же, как он сам, ничего не понимающих учеников. Некоторые, так же как Никанор, высунули только голову, другие вышли за порог, стараясь рассмотреть что скрывается за витком спирального коридора. Сверху, откуда-то очень высоко, послышался треск и несколько громких мужских голосов. Потом появился звук, будто что-то тяжёлое, разрушающее поверхность, тащат по полу.
От предчувствия чего-то нехорошего живот Никанора, за сутки без еды сделавшийся впавшим, втянулся ещё сильнее, стараясь собрать из организма хоть какие-то остатки пищи, чтобы восполнить силы. Мальчику пришлось быстро схватить один из шариков со столика, закинуть в рот и проглотить. Жевать их было не обязательно, пусть желудку будет больше работы. Ники потёр глаза и хотел вернуться в кровать, как мужские голоса раздались ближе. Ученики медленно, настороженно подходили друг к другу, огибая Никанора, о чём-то шептались, потом пожимали плечами и, замерев на месте, смотрели выше по коридору. Никанор сделал десяток шагов вниз, надеясь увидеть Рину, но до её комнаты было далеко, а от своей лучше в этой непонятной ситуации не отходить.
– Иди! – прогрохотал свирепый мужской голос будто над ухом.
Ники дёрнулся и вытянулся, не решаясь шевельнуть даже пальцем. Сделалось так страшно, что слабость как рукой сняло. С верхнего витка коридора появились два безобразно мускулистых, огромных увальня, не слишком похожих на людей. Каждый раза в три раза выше Никанора, который был не самым низким из девятилеток. Им даже до потолка оставалось совсем немного, казалось будто поднимут руку и дотянутся.
А посредине, между ними и чуть поотстав, плёлся тот самый главный учитель, с которым он общался позавчера. На цепи, со скрежетом волочащейся по полу.
Выпучив глаза, Никанор смотрел на это ужасающее зрелище. Потрясённые ученики замерли. Не было слышно ни единого шороха или слова, сказанного хотя бы шёпотом. Абсолютное молчание и только зловещее «кхргх, кхргх», тягуче ввинчивалось в мозг, наполняя сознание ужасом. Ники казалось, этот страшный звук теперь будет преследовать его ещё долго, вместе с образами великанов, которые держат тяжелую на вид цепь словно лёгкую верёвочку.
Когда мужчины поравнялись с Никанором, мальчик уставился в глаза главного учителя, который пусть и сообщил страшные новости о родителях, но всё же стал его второй личностью, помогающей открыть любую дверь. Взгляд мужчины был пустым и тусклым, будто шагает не человек, а оболочка, из которой лазером выжгли жизнь. Неестественно растянутые щёки сильно свисали, теперь его лицо состояло не просто из морщин, а из глубоких складок, нависших одна над другой. Никанор окаменело стоял, боясь даже дышать. Ужас настолько сковал его воображение, что он почувствовал даже некоторое облегчение оттого, что не может дополнить жуткую картину своими фантазиями. Когда главный учитель почти миновал Ники, он внезапно обернулся и замер, уставившись прямо в голубую лазурь глаз Никанора. Мальчик попятился и упёрся спиной в стену, забыв, что отошел от комнаты и его дверь в нескольких шагах. Цепь между огромными людьми и учителем натянулась, поднимая его руки, будто он кукла, а не человек. Но голова учителя оставалась повернутой к Никанору.
– Иди! – крикнул один из гигантов и дёрнул за свой кусок цепи.
Мужчина пошатнулся, но не двинулся с места. Он, глядя на Никанора, расплылся в безумной улыбке. Во рту у него не было ни единого зуба, только чёрные пеньки, а из левого уголка рта стекала мерзкая капля желтоватой слюны.
– Ггррргг, – прохрипел учитель, стараясь поднять руку.
Но цепь был слишком тяжелой, чтобы позволить ему это сделать. Мужчина издал несколько неестественных хрипов и сдавленным голосом, словно выхаркивая каждое слово, произнёс:
– Ты, – слюны потекло ещё больше, она буквально залила серую жилетку, оставив на ней тёмные мокрые пятна, – ты не достоин…
