Но её нерешительность, а возможно само предостережение свыше, остановило от этой затеи и теперь, она уже полчаса лежит в бассейне в полном одиночестве. Полнейшая растерянность. Что делать теперь и как быть? Придти к нему и спросить как его самочувствие? Дать Вулфарду время придти в себя? Сделать вид, что ничего не было? Девушка не знала, лишь продолжала метаться, оттягивая шанс на встречу с Финном. А если и придёт, то как он отреагирует? Скорее всего опять вышвырнет за дверь, крича, что не хочет её видеть также, как и остальных. А может она преувеличивает? Не будет же он разыгрывать драму на пустом месте, правильно? Хладнокровный Вулфард никогда не станет играть на публику, к тому же, ему важно держать своё лицо каменным на протяжении всей жизни, таков его образ и скорее, ставшая давней привычка.
Приподнявшись на локтях и запрыгнув на борт бассейна, она приняла решение найти парня, наплевав на любые последствия. Быть может, он действительно нуждается сейчас в поддержке, как никто другой. Капельки воды осыпались с хрупкого тела, пока девушка обтирала кожу полотенцем. Мысли в голове снова не дают ей покоя, она раздумывает, как лучше начать разговор. Зайти в комнату при полном молчании? Ждать ответа из-за двери? Постоять на пороге, пока он не решит взять за руку и завести в комнату? Странная задумчивость отнюдь не свойственна Романовой, но сейчас, почему-то, она слишком сильно переживает по этому поводу. Может не зря судьба весь день отталкивает её от встречи с Финном?
Закинув вещи в свою комнату, она наконец стоит напротив заветной двери. Номер комнаты на лакированном покрытии приятно переливается тусклым свечением с потолка, пока Романова набирается смелости постучать. Рука дрогнула прежде, чем пальцы коснулись двери, внезапная тревога накрыла Алису по самую голову. Стук сердца в висках отсчитывал точный ритм, и шумно сглотнув, по этажу пронеслись три громких стука. Ответа не последовало, что и было ожидаемо. Постучав еще несколько раз, девушка получила лишь полное молчание. Оглядев коридор, она хотела спросить кого-нибудь о присутствии Вулфарда на этаже, но как назло, вокруг лишь тишина и пустота. Судя по положению ручки на двери, она была открыта. Зайти без разрешения не позволяла лишь совесть, но страх взял своё, и вот Алиса уже на пороге комнаты.
Все окна открыты настежь, а температура помещения явно не превышает 20 градусов. Холодно, сыро и тихо. Удивительная чистота: чашки на кухне вымыты и словно не тронуты, личных вещей Финна тоже нигде не видно, а о его присутствии здесь напоминает лишь не заправленная кровать. И не позвонить же: отсутствие телефонов действует всем участникам на нервы. Заглянув в ванную, там тоже никого не оказалось.
— Финн! — позвала девушка в пустоту.
Ничего не оставалось, кроме как выйти из комнаты, но Алиса заметила нераскрытые четыре конверта на столе. Повертев их в руках, они все были от одного отправителя — отца Финна. Романова удивилась, как парень сразу же не сжег их или выкинул в окно. Сгорая от любопытства, она потянулась к кухонному шкафчику. Вилки, ложки, прочие столовые приборы лежали на своих местах, но среди них не было ни одного ножа.
Неприятно засосало под ложечкой. «О чем ты вообще думаешь, Алиса? Может в его номере просто-напросто не было ножей, это же не повод делать из него маньяка.» — пронеслось в голове девушки, хотя та сама себе не верила. Самые страшные предрассудки, самые ужасающие догадки, кажется, становились ничем иным, как горькой правдой. Неужели он пошел мстить?
Она вылетела их комнаты как ошпаренная, за ней нёсся нагнанный из окон ветер, вздымающий ввысь письма со стола. Дверь позади сама захлопнулась от сквозняка, но Алиса не обратила на неё никакого внимания. Тревога била по голове, словно стараясь расколоть её на две части. Где искать его? С кем он и что собрался делать? Круговорот мыслей утягивал её, но ещё сложнее было догадаться, куда в таком огромном комплексе он мог запропаститься? А может он выехал за его территорию? Может сидит в каком-то подвале, оставшимся после стройки?
Она знала, что нужно действовать и делать это предельно быстро, но незнание медленно убивало её. Даже если она найдет Вулфарда, что сможет сделать? Сможет ли предотвратить его желание мстить и наказывать за несправедливость? Сможет ли отбить отца от него в случае чего? И есть ли гарантии, что она не попадёт под горячую руку и сама не сыграет роль жертвы в этом спектакле?
Паническая атака подступала к горлу. Она боялась, что Финн убьёт отца, но больше всего на свете она боялась увидеть, как Вулфард будет умирать на её руках. Снова терять человека, ставшего близким она просто не вынесет. Осознание потери будет резать больнее любого ножа, и пусть даже если он будет в руках Финна. Парень может уйти от неё, бросить, ведь его характер не самый лёгкий для понимания, а может и покалечить, что Романова уже узнала на собственном опыте. И несмотря на ту боль, которую он причинял, она всё равно пойдет за ним, сама за собой не зная, что же ей движет. Любовь? Нуждается она в этом человеке? В его внимании? Самой ей не ясно, но она достанет его из-под земли, даже если эта могила будет предназначаться для неё.
Бегающий в панике по помещению взгляд зацепил лист бумаги, валяющийся под дверью Алисы. Неужели она не заметила его, когда выходила? Скорее всего так и было, девушка редко смотрит под ноги.
Развернул бумагу, она узнала до боли знакомый почерк. Почерк, который сейчас ей так необходим в поисках:
«Так уж вышло, что сдержать свой гнев у меня получается хуже, чем говорить в твой адрес колкости, уж прости. И сдерживать месть, копившуюся годами, становится тяжелее с каждым часом. Особенно когда предмет моей ненависти находится со мной на одной территории спустя столько времени. Знаешь, Алиса, ты пролила свет на мрак, окружавший меня. Но я совсем не тот, с кем тебе стоит водиться, ведь я вижу, как ты относишься ко мне. Не могу разобрать: влюбилась ты в меня, или же просто флиртуешь на ровном месте с каждым встречным, но тебе следует остановиться, пока не поздно. Но не пытайся останавливать меня, потому что если ты читаешь это, то вероятно, моя ненависть уже истекает кровью и молит о пощаде. Не хочу причинять тебе боль, так что не смей искать меня и являться сюда в лучшем свете спасителя тонущих инвалидов. Ты знаешь, где меня найти, думаю уже догадалась. Я упоминал это место лишь раз, сказав, что оно выглядит довольно мило, на что ты фыркнула и назвала меня больным на голову. Скорее всего, так и есть. Я вернусь чуть позже, но если ты заявишься сюда, не вини потом меня в последствиях. Я предупреждал.»
Написанный от руки текст поверг девушку в немалый шок, последствием которого стало долгое молчание и застопорившийся в одной точке взгляд. Что это? Страх? Тревожность? Спектр эмоций, казалось, наворачивал круги в голове Алисы, не давая ей и шелохнуться с места: инстинкт самосохранения был выставлен до предела. Но когда же это останавливало хрупкую Романову, горевшую надеждами на спасение даже такой самой чёрной, угольной души, как отец Вулфарда? Каким бы ублюдком он ей не казался, какой бы смерти она ему не желала, всё сводилось к одному итогу: пока есть малейший шанс предотвратить трагедию, нужно действовать не медля, наплевав на все последствия. Хотя о последних стоило бы задуматься до того, как она пойдет по злосчастному коридору, окутанного кромешной тьмой.
Узкий проход, в ширину которого могут поместиться от силы два человека, освещали парочка изредка мигающих, тусклых фонарей, закреплённых на стене. Коридор был заброшен на стадии строительства, по-видимому, здесь давненько не ступала нога сотрудников: пол покрыт пылью, но свежие следы красовались среди груды металлолома и строительного хлама. Ветхий, сырой запах бил в ноздри, вперемешку с привкусом вязкого металла. Присев на корточки под свет фонаря, девушка пригляделась:
— Кровь?! — Глаза её были схожи на пятирублёвую монету, а характерный запах доказывал правоту её суждений.
Тонкая струйка вела к самой дальней двери, её бы никто и не заметил, если бы не свежее напоминание в виде кровавых отпечатков ног. Хриплое мычание разносилось по коридору, за ним глухие стуки и ехидный, еле слышный, бархатный смех. Романова приложила руку ко рту, сдерживая рвотные позывы, ей хотелось верить, что всё происходящее лишь слуховые галлюцинации, но болезненные стоны и уже севший от криков голос доказывали обратное. С дверной ручки тихонько стекала алая жидкость, каплями сворачиваясь с комочками пыли в очертания вязкой жижи.
