Как бы это иронично ни звучало, но наш дальнейший маршрут пролегал от Маяковского до Маяковского. По дороге мы заглядывали в арки и видели там наших. Они посылали нас куда подальше, и мы не отставали от них: на Фонтанке мы переругивались больше получаса и своими криками разогнали всех людей. Они так забавно делали вид, что ничего не замечают, но постоянно оглядывались и ускоряли шаг. А мы потом подошли друг к другу, пожали руки и немного поболтали по душам, спрятавшись от дождя под строительными лесами. Ребята оказались с севера города, приехали потусоваться в центре, ведь здесь «движуха нереальная» каждый день. Да, весь цвет нации был всегда с окраин, ведь там не притворялись богами, а просто жили, в отличие от вычурного центра. Мимо нас с грохотом проехали два больших полицейских броневика, раскрашенных для ведения боя в городе. Но даже такая маскировка не могла спрятать многотонную махину на фоне пестрых вывесок и разноцветных машин. Хотя, если выжечь всё дотла… Где-то здесь поблизости жил Пушкин, обедал Достоевский. Я тяжело вздохнул. Теперь даже табличек не осталось, всё забыли и переписали. Нет больше таких людей в истории.

Потом мы наткнулись на марширующих по улице неонацистов. Парочка полицейских настороженно стояла на другой стороне и с опаской смотрела на колонну людей в черных одеждах. Но мы знали, что это веселые ребята, только вот лысые. Я почему-то не любил лысых людей. Особенно когда их много. Лучшее поведение в подобной ситуации – пошутить. Громко, с чувством и желательно про семью вавилонян, прятавшихся в подвале от эсэсовцев где-нибудь в Польше. Все любят анекдоты про вавилонян, особенно эти парни.

И вот, наконец, мы вышли на улицу Маяковского.

Мы становились в нескольких переулках от конечной остановки и сели в кафе. Мой товарищ с улицы увидел, что там сидят его знакомые. Нас там как будто уже ждали. Здесь никто не называет настоящих имён, все играют свои роли, как в театре.

Издатель. Если мы хотим любить, то это нам не важно.

Мы не сможем убить, даже если страшно.

Что это за любовь, если за неё прольются реки крови?

Даже если ты король, то не сносить тебе короны.

Экстремист. И почему этого чудака еще писателем не зовут? У нас же их так мало…

Издатель. Не обесценивай.

Экстремист. Ты говоришь то, что невозможно. Кровь будет.

Издатель. Тогда я в этом отказываюсь участвовать!

Главный. Тихо, оба. Один из вас печатает налево книги, а второй раздает их своей молодежи. Ну, вы, видимо, не знали про это. Да, это он (показывает на Издателя) печатает запрещенные книги и передает их тебе (показывает на Экстремиста). Знакомься, Издатель – это твой клиент. И не надо тут из себя святых корчить. Мне напомнить, какими ты еще делами занимаешься? А, Издатель?

Лавочник. Ха-ха-ха, некоторые из них просто уморительны. Моё любимое – это история про городской порт и ту дрянь, которую ты через него провозил…

Издатель. Ладно, ладно, я молчу. Всё. Без вопросов.

Товарищ. О, ссоры набирают обороты. Всё как всегда. (Мы с ним вместе садимся за стол.)

Проститутка. Кто это с тобой?

Жандарм. Да он везде с ним таскается, собачка, наверное, ха-ха-ха!

Товарищ. А, да это наш текстовик из группы. Все наши песни он написал. Талантище, чтоб его черт побрал, в отличие от такого гнильца, как ты.

Жандарм. Лучше следи за словами.

Товарищ. Без проблем.

Главный. Так. Про что мы тут говорили?

Убийца. А я тебе вот что про Бога скажу: он верит в людей, да вот только людей нет. Человек – умер!

Главный. Что? Ты вообще к чему это сказал?

Убийца. Ты сам сказал только что: «Не стройте из себя святых».

Главный. Я даже не буду пытаться разобраться в том, что ты говоришь.

Боец. Ха! Ничё так.

Товарищ. Как поживаешь, Экстремист? Я, как ни зайду, то ты всё со всеми отношения выясняешь. Довольно истерично получается.

Экстремист. Тебе заняться, что ли, нечем? Иди в своё караоке, и пойте там со своим дружком свои чёртовы песни, не мешайте тем, кто делает своё дело.

Товарищ. Какие-то проблемы, друг? Истерика что-то не заканчивается, как я посмотрю.

Экстремист. Катись отсюда. Лучше сам. Я сейчас свистну, и мои ребята тебя вынесут отсюда, бард.

Товарищ. Ха! Бард! А ты тогда мойщица улиц. Да, ты собрал всех этих агрессивных выродков, но никто лучше меня не направит их добиваться целей, которые нужны тебе. Я даже говорить ничего не буду, только сделаю одно движение, и они пойдут как миленькие. Ты ведь знаешь это. Или ты собираешься толкать свои дешевые речи перед ними?

Экстремист. Я никому не позволю так со мной разговаривать! Ублюдок, ты кого выродками назвал? В отличие от них, ты не будешь истекать кровью в конце концов! Вся черная работа на нас!

Главный. Экстремист, заткнись, ради всего святого! На нас уже всё кафе смотрит. Держи язык за зубами. Идиот.

Проститутка. А по мне, милый мальчик.

Главный. У него на тебя денег не хватит.

Проститутка. Как почти у всех.

Издатель. Попрошу…

Проститутка. Ты действительно хочешь спорить на тему: хватит ли тебе на проститутку? А, сладкий?

Лавочник. Я должен заметить, что те, кто мог и хотел посягнуть на эту нежную плоть, уже таки сделали это.

Боец. Ха! Ничё так.

Товарищ. Кстати, а где Писатель? Я думал, он должен быть здесь.

Друг. О, я же тебе забыл досказать (обращаясь к Главному): быть другом Писателя – это отвратительно, честно говоря. Я с ним говорю, а потом через полгода читаю в его новом романе наш разговор. Он, конечно, переделан немного, но всё же приятного мало. И так постоянно. Вот потом и думай, что говорить даже лучшему другу.

Товарищ. Да сейчас вообще думать надо, что говоришь. Скажешь что-нибудь – и сразу кого-нибудь оскорбишь. И он тебя очень гуманно бросит под суд.

Жандарм. А, ты про последние законы про оскорбление чувств профсоюзов?

Друг. Да, это же как надо не верить в своё дело, в свои принципы, чтобы заставлять других доказывать твою правоту, твою обязанность думать как все. Ну, они же в организациях, следовательно, не одни верят в свой колбасный завод. А я говорю: я не люблю колбасу. И они понимают, что ты не любишь их колбасный завод, ты думаешь иначе. В определенный момент жизни ты должен сделать выбор, выбрать свою любимую колбасу и быть верным ей. Но ты не делал этот выбор, и теперь ты даже не другой, ты чужой. А они не знают, что от тебя ждать. Им страшно. Они стараются тебя изолировать из всех сфер жизни. Сегодня ты не любишь колбасу, а завтра уже полстраны не любят колбасу, послушав тебя. Что делать колбасникам? У них рынок, у них влияние, которое пошатнулось в один миг. А все, потому что во время не посадили одного нелюбителя колбасы.

Товарищ. М-да, маразм крепчает, крепчает.

Лавочник. Наш маразм, кстати, тоже крепчает. Вам не кажется, что каждый раз наши разговоры всё отдаленней от тем насущных и агрессивней по отношению к участникам?

Проститутка. Нервишки…

Жандарм. Ладно, время пришло, я пошёл (встает).

Издатель. Простите, вы сейчас в какую сторону?

Жандарм. В сторону Таврического сада.

Издатель. О, вы не против, если я составлю вам кампанию? Мне как раз туда, а на улицах нынче беспокойно.

Жандарм. Валяй (оба выходят из кафе).

Экстремист. Что скажешь про столичные облавы?

Главный. Рядовое явление. Я бы больше беспокоился о наших южных друзьях. Там всё держится на одном честном слове. Если товарищ генерал предаст, то всё. Там хорошие ребята, жалко. Сами подставились.

Товарищ. Мы такими темпами ничего не решим.