Когда Алексей Веников вышел из отпуска, я благополучно передала ему обратно все отчёты, но работы у меня всё равно не убавилось, так как, кроме подготовки справок о проделанной работе, Макаров возложил на меня обязанность по переписке с гражданами. И хотя это было уже некое подобие интеллектуального труда, имеющего юридический характер, но в тоже время это была самая неблагодарная и утомительная работа, какую только можно придумать, потому что наш народ, в большинстве своём, имеет настолько низкий уровень правосознания, воспринимая свои желания за права, что просто хватаешься за голову, когда читаешь их письма.

И самым неприятным моментом этой ситуации является то, что нельзя написать человеку, что он – балбес, и прежде чем писать во всевозможные инстанции и организации, стоит для начала открыть Интернет и почитать в чатах и форумах, что там говорится о твоей проблеме. Но нет! Зачем же тратить время на чтение, когда можно потратить его на гневное письмо и отправить его в любую солидную контору, которая дорожит своей репутацией и потому не позволяет себе игнорировать обращения граждан. А несчастным работникам этих контор приходится в каждом своём ответе очень вежливо проводить ликбез обратившегося с проблемой гражданина, даже если он пишет абсолютную чушь.

Например, один товарищ написал, что хочет улучшить свои жилищные условия и для этой цели указал в письме свой расчётный счёт, куда все сотрудники Корпорации «Делай то, что не делают другие!», а также его филиалов и подчинённых подразделений должны перечислить по сто рублей (удивительно, что так скромно!). И собранные деньги, мол, этот скромный предприниматель использует в качестве доплаты, чтобы обменять имеющуюся у него квартиру, на другую, большей площади.

И что, позвольте на милость, писать этому бедолаге в ответ? То, что у меня самой жилищная ситуация хуже некуда, и я вместе с мужем и двумя детьми живу в одной комнате, а свекровь – в другой, но отчего-то стыжусь побираться и требовать денег от родной Корпорации?

Нет, так писать нельзя! И поэтому я, спрятав свои эмоции куда подальше, в своём ответе цитирую статьи закона «О благотворительности» и заканчиваю письмо тем, что Корпорация «Делай то, что не делают другие!» не обладает полномочиями требовать от своих сотрудников принудительно сдавать заработанные деньги какие-либо нужды.

Никто другой в нашем отделе подобным не занимался. У всех была чистенькая работа, связанная, в основном, с законотворчеством и общением с Министерством прогрессивных идей, где работали адекватные люди, с которыми можно было общаться на равных. Лишь я сиротливо исполняла всю грязную и неприятную работу, от которой все отмахивались, и надеялась, что однажды мне снова позволят ходить в суд и ездить в Министерство, как это было до того, как я ушла в декрет.

В один из дней, когда я уже успела приехать на работу, поздороваться со всеми коллегами и сходить в туалет, я подошла к своему рабочему столу и взяла в руки сумку, чтобы достать из неё помаду, чтобы поправить макияж. И в очередной раз сумка показалась мне слишком тяжёлой, словно я забыла что-то из неё вынуть. И чтобы развеять свои сомнения, я решила разобрать её, тем более что мой компьютер ещё даже не включился.

Я стала выкладывать на стол содержимое сумки. Сначала это были обычные вещи, без которых я не выхожу из дома: кошелёк, ключи, пропуск, косметичка, упаковка влажных салфеток, блокнот, пара авторучек. Но затем я добралась до дна сумки и извлекла на свет Божий игрушечную машинку. Потом другую. Потом третью. Потом фонарик.

Теперь всё стало на свои места. Ведь по утрам, когда я отвожу сына в детский сад, он всегда берёт с собой какую-нибудь игрушку. Я не запрещаю ему это, потому что мой мальчик приходит в группу первым, так как его маме нужно бежать на работу. И чтобы сын не скучал в ожидании прихода других детей из своей группы, воспитатели разрешают ему играть своими игрушками. Но дело в том, что игрушки моего сына – не какие-нибудь дешёвые машинки из пластмассы, а дорогие металлические автомобили. Простенькими игрушками сын не играет, и не потому, что я балую его, а потому что он сам выбирает именно такие. И пока я могу позволить себе тратить деньги на хорошие игрушки для своего ребёнка, то я буду продолжать делать это, пытаясь заменить сыну отсутствие материнского внимания различными материальными благами, купленными за деньги.

Но если в детский сад мы приходим с сыном вместе, то по вечерам из группы его забирает моя старшая дочь, которая и не думает доставать из шкафчика брата его игрушки и приносить их домой. Поэтому мне приходится забирать их самой. Но только делаю это я исключительно утром, когда привожу сына в детский сад, а затем сломя голову несусь на работу, где меня ждут «архиважные» дела государственного масштаба в виде справок о проделанной работе и ответов на жалобы граждан, без которых, надо полагать, встанет работа всей Корпорации «Делай то, что не делают другие!». И к вечеру, приползая домой еле живая, я уже не помню о том, что было утром, потому что к тому времени у меня накапливается столько домашних дел, что ни о чём другом я уже не помню. Муж никогда не баловал меня своим вниманием, да и детьми он тоже никогда не занимался, поэтому весь груз семейных проблем лежит исключительно на моих плечах. Вот я и ношусь как белка в колесе, пытаясь успеть всё и сразу, выкидывая из головы то, что не требует сиюминутного решения. И на следующий день всё повторяется снова. Сын берёт в детский сад другую игрушку, а я забираю из шкафчика вчерашнюю и забываю об этом в ту же секунду, как только закрываю молнию на сумке. И этот «день сурка» продолжается до тех пор, пока тяжесть моей сумки не превысит обычную, и я не решу сделать ревизию её содержимого.

И вот сейчас я стояла у своего рабочего стола, смотрела на всё это добро и мысленно ругала себя за забывчивость. Но тут в кабинет вошёл Фёдор.

– Сколько машинок! – обрадовался он, увидев игрушки на моём столе.

– Да, решила разобрать сумку и обнаружила всё это, – начала я объяснять причину беспорядка на моём столе. – Это игрушки сына, которые я забрала у него из шкафчика в садике.

Но Фёдор не слушал меня. Как заворожённый, он подошёл к моему столу и стал брать в руки машинки одну за другой и рассматривать их с таким восхищением, словно они были сделаны из золота и украшены драгоценными камнями.

А тем временем я стала убирать лишние вещи в сумку.

В этот момент дверь кабинета снова открылась, и к нам вошёл Алексей Веников с документами в руках. Его сосредоточенный вид свидетельствовал о том, что его мысли заняты каким-то важным вопросом, разрешить который он собирался с нашей помощью. Но едва взгляд Алексея упал на мой стол, как выражение его лица тут же изменилось. В его глазах появился задорный огонёк, а губы растянулись в улыбку.

Не говоря ни слова, он подошёл к моему столу, автоматически переложив документы под мышку, освободил руки и тоже принялся разглядывать машинки.

– Это игрушки моего сына, – снова начала я объяснять появление на своём рабочем столе кучи предметов из ассортимента магазина «Детский мир».

Но, по-видимому, Алексей слушал меня в пол-уха, потому что ничего не ответил. Вместо этого он взял в руки одну из машинок и стал катать её по столу, устраивая гонки на пару с Фёдором.

А я смотрела на своих коллег и думала. Боже мой, одному из них пятьдесят, другому около сорока, а они ведут себя как малые дети. Вот если бы мне сейчас показали куклу или плюшевого мишку, неужели я бы тотчас стала с ними играть? Конечно же, нет! Подобные развлечения хороши в детстве, но отнюдь не в зрелом возрасте.

– А радиоуправляемой машинки у тебя случайно нет? – поинтересовался Алексей, продолжая гонять игрушечный автомобиль.

– Все радиоуправляемые машинки и вертолёты у нас давно сломаны, – ледяным тоном ответила я.