– Идем, Рэйн. Я хочу тебя представить.

– О, конечно. Мы непременно побеседуем позже, лорд, леди Гилмор.

Лоуренс повел его в группе женщин, стоявших у дальней стены. Две старшие дамы, две молодые: сразу видно, курочки вывели цыпляток погулять. Только вот Рэймонд знал этих курочек, и чем ближе они оказывались, тем сильнее становились в его душе нехорошие подозрения. А Лоуренс – тот просто сиял. Остановившись, он глубоко поклонился дамам и звонким от волнения голосом произнес:

– Рэймонд, друг мой. Позволь представить тебе мою невесту – мисс Дверрихаус. Впрочем, вы знакомы, не так ли?

Рэймонд молчал. Он и в самом своем злом и ироническом настроении не мог помыслить, что это окажется она. И что эта девушка, стоящая перед ним, – именно она, Эвелин Дверрихаус.

– Я рад… новому знакомству, мисс, – проговорил Рэймонд, пока Эвелин пыталась справиться с ошеломлением и свыкнуться с мыслью, что это действительно он.

Рэймонд изменился – она увидела это с убийственной ясностью, так как помнила его очень хорошо. Он, кажется, стал еще немного выше, но при том шире в плечах, хотя и оставался довольно худым: такие люди и к старости не полнеют. Раньше он брился чисто, а теперь отрастил усы и короткую бородку, что придавало ему сходство с романтическим пиратом. Рэймонд унаследовал не мягкие черты своего отца, а решительные скулы матери, наполовину валлийки; от нее же достался ему прямой нос с тонкими ноздрями, плавный изгиб губ и четкие, заломленные брови. Синие глаза смотрелись еще ярче на загорелом лице. Злодейская получилась бы внешность, если бы не одно «но»: проглядывала в его чертах тщательно скрытая мягкость, которую никто бы не спутал с нерешительностью. Когда-то давно, очень давно, Эвелин заблуждалась, полагая, будто это романтичность или же доброта; теперь она была твердо уверена, что это воздействие распущенности.

– Я тоже рада встрече, – произнесла Эвелин подходящие слова, однако, при всем желании, не могла сказать что-то еще. Слишком неожиданным получилось его появление.

Рэймонд, казалось, наслаждается происходящим. Он поцеловал протянутую ему руку, а затем поклонился и остальным женщинам в их маленьком кружке – маме, тете Абигейл и Барбаре.

– Я вижу, что в уилтширском цветнике по-прежнему расцветают лучшие розы в Англии.

– Я ведь говорил, что ты ее знаешь, Рэйн, – с удовольствием произнес Лоуренс.

– Да, – ровным тоном отвечал Рэймонд, – ты сумел меня удивить, дружище.

Эвелин знала теперь, откуда взялось это прозвище, – Лоуренс как-то рассказал. Рэйном сэра Хэмблтона прозвали в Итоне, так как иногда его проделок было столько, что казалось – разверзлись хляби небесные. И звать его позволялось так только лишь друзьям, в круг которых Эвелин не входила. Рэймонд – не друг ей, отнюдь нет. Он враг. И судя по его виду, оба они об этом не забыли.

О чем, Господь всемогущий, думал Лоуренс, приведя его сюда так внезапно?! Он ведь все знает, и в детстве и юности был на стороне своего друга, хотя с Лоуренсом Эвелин не ссорилась почти никогда. Потому, может, и смогла взглянуть на него по-новому… Неужели он счел взаимную неприязнь между нею и Рэймондом простыми детскими играми? Если так, то он ошибался. Это гораздо глубже.

Мама оправилась от потрясения гораздо быстрее Эвелин – а может, она и не настолько сильно удивилась. Добросердечность леди Дверрихаус была всем известна.

– Сэр Хэмблтон! Лоуренс не говорил нам, что вы собираетесь возвратиться, да и ваш отец хранил эту тайну крепко. – Селия улыбалась, отчего ее похожее на сердечко личико делалось светлым, будто солнышко.

– Они с большим удовольствием предупредили бы вас, если б я сам знал, что приеду. Но я по-прежнему живу так, как в голову взбредет. Вот я сижу во Флоренции и рассуждаю с моим учителем фехтования об итальянских нравах, а вот я у дверей Лоуренса, и он не смог отказать мне в маленькой просьбе познакомить меня со своей невестой немедленно. Он ведь был загадочен в своих посланиях, а заинтриговать меня – пара пустяков.

– Только не говорите, что вы приехали из Италии лишь для того, дабы познакомиться с невестой Лоуренса, – едва сдерживая насмешку, сказала Эвелин. Рэймонд посмотрел на нее своими холодными глазами. Словно льдинку сунули за корсет.

– А если бы я сказал, что это так, то что бы вы подумали? Не поверили бы, мисс Дверрихаус? И зря, совершенно зря. Я люблю своего друга и, кстати, только что согласился стать его шафером на свадьбе – не зная даже, кто невеста!

– Теперь передумаете? – все-таки не удержалась Эвелин. Мама предупреждающе дернула ее за рукав.

– Теперь точно нет, – он улыбнулся.

Эвелин сглотнула. Она полагала, что этот вечер выдастся хорошим, и заранее предвкушала, как проведет его с Лоуренсом, однако теперь все безнадежно испорчено. Лоуренс, конечно, не виноват, для него сэр Хэмблтон – лучший друг, и жених не видит в нем ничего плохого. Эвелин удавалось избегать пространных разговоров о Рэймонде, пока тот находился за пределами Англии, но теперь… Придется выносить не только беседы о нем, но и его присутствие.

«Теперь точно нет», – для всех остальных обычная любезность, комплимент, и только двое здесь знают истинное значение этой фразы – Эвелин и Рэймонд. Она осмелилась ему перечить, и он превратит ее жизнь в ад, как уже бывало раньше. Он всегда обыгрывал ее в слова, в этом ему равных нет. Ах, если бы такой изысканный дар служил добру! Пустые мечты.

Эвелин полагала, что Рэймонд закрепит свою маленькую победу и продолжит говорить с нею, однако он обратился к Селии:

– Леди Дверрихаус, позвольте лично принести соболезнования вам и вашей семье. И вам, конечно же, леди Толберт. – Тетя Абигейл кивнула. – Мне жаль, что лорд Дверрихаус покинул нас. Он был достойным человеком, и я навсегда запомню его одним из благороднейших джентльменов.

Эвелин сглотнула. Отец умер полтора года назад, однако тоска по нему и чувство обиды на судьбу до сих пор не выветрились. Что уж говорить о маме! Та погрустнела после слов Рэймонда, однако на публике она уже умела отвечать так, чтобы не расплакаться, и сейчас не показала, насколько глубоко ранят ее воспоминания.

– Благодарю вас, сэр. Это очень любезно с вашей стороны – вспоминать моего супруга с подобной добротой. Я надеюсь, не следует напоминать, что вы – всегда желанный гость в нашем доме – и здесь, и в Уилтшире.

– Полагаю, леди Дверрихаус, мне надлежит воспользоваться вашим приглашением, – улыбнулся Рэймонд, – более того – придется им воспользоваться! Лоуренс мне как брат, и теперь, когда он станет вашим родственником, мы с вами словно бы и породнимся. И позвольте всех вас поздравить с этим. Что за чудесное событие!

При всем желании Эвелин не могла обнаружить в его словах издевки, но ее не оставляло ощущение, что Рэймонд насмехается над всеми у себя в душе. Боже, как Лоуренс может выносить этого человека? Хэмблтон насквозь лжив.

– Мне кажется, пор идти в музыкальный салон, – отметила тетушка Абигейл. – Сэр Хэмблтон, коль скоро вы объявились так внезапно и снова сделались частью нашего скромного общества, не соблаговолите ли сопроводить мою дочь Барбару?

Низенькая, пухлая Барбара еле заметно вздохнула. В отличие от многих девушек, ей Рэймонд не нравился, но не потому, что она опасалась его репутации – в конце концов, Барбара была слишком юна, когда лорд Хэмблтон уехал из Англии, и редко с ним виделась. Просто кузина Толберт никого особо не привечала. Что ж, они с Рэймондом составят прекрасную пару.

– Охотно, леди Толберт, это честь для меня, – и он подал Барбаре руку.

Пока шли в музыкальный салон – впереди Рэймонд с Барбарой, за ними мисс Дверрихаус с Лоуренсом, а замыкали это чинное шествие две старшие дамы, – Эвелин рассматривала спину Хэмблтона и сделала вывод, что та стала прямее. То ли занятия фехтованием на пользу пошли, то ли это возраст, делающий из юноши мужчину. Раньше Рэймонд двигался расслабленно, словно в любой момент готов был закрыть глаза и вытянуться на кушетке, а теперь похож на зверя, плавно перетекающего из одной позы в другую. И это делало его еще более опасным.