Пока прозаик вздыхал да корил себя за слабохарактерность, поэт страдальчески морщился и клевал носом. Путь в ДК неблизкий. На окраину города. «Как занять себя в дороге людям интеллигентным и воспитанным, – сквозь дрёму думал поэт. – Можно почитать интересную книгу. Но читать предстоит в ДК. Другу моему – прозу. Мне – стихи. Можно ещё покопаться в мобильнике? Поиграть в шахматы или балду? Но лучше поберечь зрение. Из-за «новых продвинутых технологий» скорость написания текстов хоть и увеличилась, но глаза от постоянного вглядывания в монитор побаливали. И спина тоже. Мне б кресло массажное! Хорошее кресло стоит дорого. Если рассудить мне многое не по карману. Поэт ведь здесь не профессия. Хобби.

Это в США и Великобритании писатели могут не только заниматься любимым делом, но и зарабатывать. Взять этот их список участников хит-парадов! Богатейшие литераторы мира: Стивен Кинг, Джоан Роулинг, Джеймс Паттерсон, Джефф Кинни,Джон Гришэм, Нора Робертс, Пола Хокинс, Э.Л. Джеймс, Рик Риордан, Сьюзен Коллинз, Джордж Мартин. Их там даже называют короли жанров – ужасов, детектива, фэнтези. Короли – в смысле: мастера и богачи. А что? Писателям тоже хочется чувствовать себя людьми, а не компьютерной программой, которой есть, пить, спать не надо. Хотя и такое уже придумали. Читал недавно, что взяли за основу «Анну Каренину» Льва Толстого. Компьютер изучил композицию, сюжет, персонажей, речь и много ещё чего. А после выдал около трёхсот страниц текста. Назвал это «Реальная любовь». Ну, в смысле «настоящая». И в печать! А теперь роман, сгенерированный искусственным разумом, вышел тиражом 10 тысяч экземпляров по цене 150 рублей. И не надо автору трепетать над каждой фразой. Переделывать сотни раз. Перечитывать и править. Всё – проблема решена. Зачем писатели, когда есть компьютер? И это в Санкт-Петербурге, где жители читающие, пишущие, думающие! Что говорить о глубинке?

Зато в Норвегии с Германией к нашему брату относятся с заботой и вниманием. В Норвегии государство выкупает 1 000 экземпляров каждой книги, чтобы распространить по библиотекам всех городов. Поэтому, выпустив книгу, писатели могут не думать о том, как заработать на жизнь, и продолжают творить дальше. Заодно издатели могут не волноваться, что произведение некоммерческое. За электронные книги там платят столько же, сколько за печатные!» Поэт так размечтался, что произнёс: «ДК – это вам не Дома литературы».

Прозаик прислушался и поддержал: «А хорошо бы не только в Германии, но и у нас были такие. С залами для выступлений; кабинетами, где можно поработать; рестораном, в котором подают бразильский кофе».

«Да, – прошептал поэт. – А здесь шоу и взносы. Просил со сборником рассказов помочь, а «воз и ныне там». Побегал. Выпустил сам. Даже презентацию провёл. По библиотекам раздал. Друзьям подарил. И что! Один хлыщ обвинил меня в бахвальстве. А значения слов не понимает. Слов, которыми говорит. Я ему пояснять не стал, что бахвалятся те, кто ничего не делает».

«Знаю, о ком ты, – кивнул прозаик. – Стра-а-а-нный тип. Выкладывает периодически коллажи, где изображает руководство – императорами, генералиссимусами, президентами других планет. И представь, что удумал! Головы начальству отрезает и лепит к чужим телам».

«Лепит и ждёт, когда новый прогиб засчитают, – хмыкнул поэт. – Подхалим-сатирик! С одной стороны руководству головы рубит в Adobe Photoshop. Вроде груши для битья использует. Мол, его не продвигают, так получите сполна. С другой вроде льстит. Не придерёшься! Сказал бы – оригинал. Если б не презирал таких. На лице улыбка. За спиной нож. Знаем. Проходили».

«Зачем писать, на встречи с читателями мотаться, в журналах печататься, книги выпускать, – пожал плечами прозаик. – Главное правильно согнуться и …»

«… и этого хлыщ не умеет, – развёл руками поэт. – Картонную медальку ему так и не дали! Не за что. Поклоны бить тоже надо умеючи».

«Я пытался по личной инициативе мастер-классы при СП организовать, – признался прозаик. – Так знаешь, чем закончилось. Приходят поболтать и своё прочитать. А учиться. Обсуждать. Зачем? Они и так всё знают. И журнал не дали открыть … литературный. Не привык я к односторонним отношениям!»

«Точно сказано, – встрепенулся поэт. – Односторонние. С лозунгом «против кого сегодня дружим?» Сборники планово выпускают. Как можно узнать поэта по одному стихотворению? Да ещё выкупи этот сборник. А чтоб электронный вариант сделать – не дождётесь! Вместо делового подхода одни обещания что-то изменить и для рядовых членов СП в том числе. Для рядовых когда-нибудь, после дождичка в четверг. А ещё интересуются: «Почему не ходите на собрания?» Хожу. Слушаю. Предлагаю. Наблюдаю. Руку поднимаю. Или не голосую. Но ни-че-го не меняю. Зато чувствую! Ощущаю себя мебелью.

Ушёл в другое СП. Там хоть почувствовал человеческое отношение. Презентации проводят в библиотеке, где каждому дают слово. Чтения возле памятника А.С. Пушкина, заодно общение с народом. Журналы, газеты, альманахи выпускают. Новых проектов много: «Номисма», Автография». Да всё и не перечислишь. Ценят каждого по делам. По работе проделанной, а не по обещаниям».

«Зато я, – признался прозаик. – Вляпался недавно … в пиковую даму. С виду активная, позитивная, горит на работе. Кружок у неё прозы. Был. Решили мы его в журнал литературный превратить. Хотели дать возможность выступить писательской братии. Так самопровозглашённая редакторша настояла, что будет сама решать, кого публиковать. В итоге, вышли «розовые ля-ля-фа». Ни гражданской лирики, ни философской, ни художественной публицистики, эссе, эпиграмм. Попса и есть попса. Две ноты. Одиноко. Жду кого-то. У ворот. Я! В эдаком ключе весь журнал. А жаль. Задумка была хорошая».

Поэт похлопал приятеля по плечу.

«Была и прошла, – продолжил прозаик. – А то, что мы тоже люди, забывают. Хочется издаваться. Собираться по делу. Общаться в удовольствие. Нести в массы доброе, человечное, вечное. Работать вдумчиво. А тут спешка! Звонок в полночь. Завтра надо туда и туда. А подготовиться? Настроиться? В пути настроишься, подготовишься, обдумаешь. Ведь ехать на край света! Успеешь. И неважно, что «штормовое предупреждение» на мобильный прислали. Ехать надо. Надо ехать! В метель и пургу. В мороз и гололёд. В шквальный ветер и слякоть.

Поинтересуйтесь сначала, как я? Могу ли? Пригласите вежливо. А то Краеугольников с Бабуровым и Ковальчиковой на встречу ехать отказались. Кто может? Никто. Разве что Коконашвилькин ездит всюду и везде! Даже туда, куда не звали. И читает там: «На пьедестал с трудом я встал. От рифм устал». Его уже от СП посылать боятся».

«Послать, куда подальше, его бы рады, – грустно пошутил поэт. – Да не идёт он».

Маршрутка хихикнула тормозами. Недовольно стала. Скрежетнули двери. «Конечная», – сообщил водитель.

– Приехали, – хмыкнул прозаик. – Приехали во всех смыслах сразу.

– Пора, – кивнул поэт. – Пора выходить, а заодно пора что-то в нашей жизни менять.

Приятели переглянулись. Им ещё предстояло километра три добираться по грязи, слякоти, пронизывающем ветре в ДК.

… Преодолевая лабиринт улиц, где обветшалые домишки укрыты были от посторонних глаз покосившимися некрашеными заборами, герои наши тихо переговаривались.

«Не уважаем, – бормотал поэт, стараясь обходить грязевые придорожные ванны. – Мы себя…»

«Зато других уважить рады», – произнёс прозаик.

«А кто, если не мы?» – попытался ободрить приятель.

Через полчаса посёлок остался позади. Справа голое поле. Слева – посадка. Впереди дорога в рытвинах, коричневой жиже, местами глинистая, местами песчаная.

«Трудно нашему брату приходится», – жаловался поэт.

«Служить Музам всегда нелегко, – констатировал прозаик. – Особенно в нашем Отечестве, где хороший писатель чуть ли не пророк. При этом нищ и гол, как сокол».

«И какой негодяй удумал, что творческий человек должен быть голодным, сирым, убогим? – едко заметил поэт. – Писательство огромный труд, напряжение всех сил – физических и духовных. Если б не упорство, верность любимому делу, даже не знаю…»