Была выпита пятая чашка кофе. Съедены заварные пирожные. Настроение у слушателей не улучшалось, потому что представление продолжалось. И вот добряк прозаик не выдержал и в одну из пауз поинтересовался: «Любезная, почему вы к нам подошли?»

«Ну, вы ж люди публичные! – заявила дама. – С вами всё можно».

Поэт тихо застонал. Прозаик вскинул брови.

«И как вы понимаете публичность?» – внезапно репейником вцепился в даму поэт.

«К вам всегда можно подойти, – просияла дама. – Поговорить обо всём!»

«Подружиться», – ехидно подсказал прозаик.

«Подружиться!» – обрадовалась дама.

«Попросить автограф, – вскипел поэт. – Оторвать кусок одежды. Загрузить по полной программе ненужной информацией. Что ещё?»

Дама недоумевала.

«Он обиделся?» – уточнила она у прозаика.

Тот кивнул.

«Как вы догадливы!» – театрально вскинул руки поэт. И чуть не смахнул чашку.

«Да, – гордо сообщила дама. – Я такая! И даже пишу …» Она сделала паузу.

«Стихи, – поспешно подсказал прозаик и прибавил. – Лирические. Про любовь! Это к нему. А мне пора. Друг мой, увидимся в среду, на квартирнике?»

Поэт ответить не успел. Схватив плащ, прозаик помчался к выходу. В дождь, грозу, к лужам и бушующим стихиям. Главное, вон отсюда. И поскорее!

Впрочем, при его солидности «мчаться» не совсем точное выражение. Это был побег настолько явный, что в кафе захихикали. Все. Кроме дамы. Она достала из сумочки мобильный и приготовилась к долгому общению.

«Друг называется», – подумал поэт. Нервно взглянул на даму. Та была непреклонна. Поэт потёр виски, вздохнул и шепнул: «Чего уж там. Читайте».

История вторая

ДЕЛИКАТНОСТЬ ИЛИ ДЕЛИКАТЕС?

Новый год на пороге. Прозаик и поэт привычно встретились в литературном кафе «Парнас». Поздоровались. Кивнули знакомым, сидевшим за столиками. Сняли пальто и головные уборы.

… Публичные люди знают, как важно первое впечатление. И сегодня прозаик выбрал для себя одежду в стиле старого доброго английского ретро. В стиле интеллектуального мужского шика, джентльменских манер, нераскрытых тайн, утончённой интриги.

Скажу вам по секрету, добродушному прозаику всегда нравился герой Артура Конан Дойла – знаменитый сыщик Шерлок Холмс. Его смелость, решительность, рационализм, дедукция и скептицизм.

«Встречают по одёжке, провожают по уму» – частенько говорил прозаик. Его приятель кивал. Оба считали, что в человека важно всё: и форма, и содержание.

Поэтому на сегодняшнюю встречу прозаик облачился в пальто из добротного ирландского шерстяного твида, щеголеватый клетчатый костюм-тройку и…

О головном уборе нашего героя поговорим отдельно! Знаменитое кепи Шерлока Холмса в викторианскую эпоху называлось deerstalker hat – «шапка охотника за оленями». Это был популярный головной убор аристократов всех мастей, выезжавших в заповедные леса поохотиться. Со временем охотничью кепку стали носить представители среднего класса – врачи, юристы, сыщики.

Поэт не желал отступать от принятых в литературной тусовке правил, но и придерживаться их буквально не собирался. Он выглядел не так, как все, но так, как ему нравилось. С утра поэту «не творилось», поэтому он хандрил. Это сказалось на его внутреннем и внешнем содержании. Прозаик даже встревожился, встретив приятеля у входа на «Парнас» (так называлось кафе).

Выглядел поэт отстранённо, мрачно и загадочно. Настроению нашего героя соответствовала одежда. Как соответствовала? Пугающе. Чуть не до пола пальто с серебряными пуговицами. Цвет? Гм, как бы так поэтично сказать. Вот! Цвет «дна самой тёмной и глубокой пропасти в горах».

Если прозаик ценил добротность и практичность. Поэт предпочёл удобство и …вызов! А именно – свитер в крупную вязку, кожаные штаны, высокие ботинки на фиолетовых шнурках. Фетровую шляпу оттенял длинный в крупную вязку шарф цвета маренго.

Приятели уселись за столик у окна. Таких столиков у панорамных окон было пять. Один оказался свободен.

Прозаик достал из кармана трубку, но курить не стал. Повертел в руках и положил на стол. Трубка, скорее, была символом аналитического ума, холодной рассудительности, цепкой наблюдательности, изрядной доли здравомыслия. А ещё того, что сложностей много, но все они решаемы. «Задачка ровно на одну трубку!» – добродушно шутил прозаик. Окружающие восхищённо замирали.

… Не успели приятели начать разговор, подошла молоденькая официантка. «Добрый день, – произнесла она. – Вам, как обычно?» Прозаик кивнул. Поэт посмотрел в окно и пробормотал: «Укрыл туман усталый город серебром» и что-то застрочил на салфетке.

«Давненько вас не было», – сказала официантка, кокетливо поглядывая на поэта. Тот поднял голову, приосанился и заявил: «Творил». «Теперь без сил, – подыграл приятелю прозаик. – Нам бы покрепче да погорячей». «Изумрудного чайку, – решил уточнить поэт. – Да с ликёром кофейку?» Девушка кивнула. Помедлила и заявила: «Скоро праздники. У нас полным ходом заказывают столики на 31-е». Прозаик хитро прищурился. Намёк он понял. «Будем», – кивнул поэт. «Значит, – просияла официантка. – Столик вам оставить?» «Всенепременно», – подтвердил прозаик.

Словоохотливая девушка помчалась выполнять заказ, задорно цокая каблучками по плиточному полу.

«Постарались, – заметил прозаик. – Пол, как во дворце».

«Керамика, – уточнил поэт. – Не паркет. Но красиво. И ножки у неё такие …музыкальные. Ловка!»

Прозаик пожал плечами. Оглядел зал. Поморщился и пробурчал: «Посетителей что-то многовато».

Поэт кивнул.

Народ в кафе приходил разный. По большей части амбициозный, а потому вели себя бесцеремонно – непредсказуемо, азартно, вызывающе.

В залах было шумно от словесных баталий, едких острот, дерзких ораторских выступлений, запальчивых дискуссий, жарких обсуждений «за глаза» и «в глаза».

Посетители ярко жестикулировали, кокетливо щурились, чванливо расправляли плечи и говорили… Говорили обо всём и ни о чём!

Такова уж атмосфера кафе «Парнас» – мира искусства. Там соперничали всевозможные чувства: наивность и притворство, искренность и коварство, гордость и предубеждение, честолюбие и высокомерие. Тут всё было игрой. И все носили маски. Каждый свою. Но маски эти были не постоянным атрибутом образа. Их меняли часто. Так уж заведено у людей, чьи профессии связаны с литературой, музыкой, театром, журналистикой, кино. А в кафе «Парнас» собирались именно такие люди.

Праздничные гирлянды весело подмигивали всем. Без исключения! Они создавали предновогоднее настроение. Обещали чудеса. Народ общался и «согревался» напитками покрепче. Шутил не в тему и хохотал до упаду. Завидовал чужой славе и критиковал мастеров. Выставлял себя напоказ и воровал идеи. Разочаровывался и влюблялся. Сплетничал, посвящая других в чужие секреты. Тихо творил, наблюдая за происходящим. Не умолкая, говорил и рьяно жестикулировал.

Кто-то предпочитал компанию. Некто искал уединения. Те, ЖАдно ЖДАЛИ новых знакомств и ощущений. Эти просто всё замечали. Как тот солидный господин с пышными усами, внешне напоминавший Марка Твена. Он задумчиво глядел в окно. Наверное, зарождался в великом уме замысел нового романа.

А за тем столиком черноволосый смуглый мужчина средних лет, потягивая мате, изучал толстенный литературный альманах. На столе лежала целая пачка литературных журналов и газетных статей, разных по содержанию и толщине. Можно было предположить, что мужчина – литературный редактор. Слишком вдумчиво читал он материал. И даже делал заметки красным маркером на страницах.

Неподалёку налегали на коньяк трое деятелей культуры, чередуя приличные тосты с неприличными анекдотами.

Возле дамы-вамп собрались поклонники. Дама читала! Что-то из своего. Раннего! Читала, закатив глаза, пуская сигаретный дым с ментолом. «Аспириновые облака. В твоей руке моя рука, – выводила она, уносясь мыслями к маленькому острову с одинокой пальмой. – Хромая скамейка в парке. Даже в пургу мне душно и жарко. Чернильная лента в моих волосах. Прозрачная слеза в чужих теперь глазах». Поклонники аплодировали. Дама жеманилась и читала, читала, читала. Откуда в неё умещалось столько стихов? Кофейная публика требовала ещё! На бис.