Такой конфликт случился у меня в пятницу прошлого года.

Я, Димон и ещё парочка пацанов с нашего курса Академии Динамического Воздухоплавания сидели за столиком в кабаре «Ра-ра» и пили алкоситро. Я показывал товарищам фоточки «Сестрёнки Месть», которые прислал отец, и в очередной раз рассказывал историю про инфетку Марин Лебэн.

Парни восхищались моей смелостью.

– Мерде, братан, – крикнул Димон. – Я бы не смог выстрелить в человека!

– Конечно, имбециль, ты не знаешь какой стороной ружьё держать, – отозвались с соседнего столика.

Мы притихли.

Был у кабаре «Ра-ра» серьёзный недостаток. Туда ходили не только мы, гражданские воздухоплаватели, и не только студентки ИЛС (Имперского Лицея Созидания), но и чёртовы кадеты из ВАВО, Военной Академии имени Володимара Объединителя. Кратко их называли «вовчики». Мы ходили сюда пить и отдыхать, а кадеты – пить и драться.

Иногда вовчики натыкались на кадетов ИВВЫ, Института Военно-воздушной Аутомоции. Те презирали гражданское воздухоплавание, но всё равно считали нас аэробратьями, принимая в драках нашу сторону.

В ту пятницу авиаторов не было, но была группа девчонок-художниц из Лицея Созидания. Если бы не девочки, я бы промолчал, но теперь отступать нельзя.

Не оглядываясь на агрессора, я бросил через плечо:

– Зато я знаю, как стрелять и убивать.

– Лжец.

Я развернулся и посмотрел на задиру.

Конечно, он был статный и голубоглазый. Широкие плечи, огромные кулачищи. Китель увешан значками: «101 прыжок с парашютом», «За меткость и честность», «Лучший юниор-гранатомётчик 1024 года», «Строевая подготовка» и прочий милитаристический бред. Будущий командан ПВК, защитник Империи. Кто бы защитил нас от этих защитничков?

– Я убил инфана, – ответил я. – А ты никого не убил, кроме манекенов на стрельбищах.

Кадет закатал рукава кителя, обнажая татуировки:

– Ну-ка, вякни ещё, имбециль, и я тебя в лужу окуну.

Его товарищи отставили бокалы алкоситро. Тоже закатали рукава.

Я мог бы отвернуться и промолчать, признавая неизбежное поражение. Но среди художниц была милая стройная брюнетка, с которой давно мечтал познакомиться, чтобы перебороть свой страх перед девушками.

Я допил алкоситро и обречённо сказал:

– Считай, что вякнул.

– Охо-хо, – вздохнул Димон, поспешно застёгивая пиджак. – Сейчас получим.

Получили мы в тот день знатно. Особенно я.

Брюнеточка и её подружки поспешили на выход, а кадеты швыряли нас по всему кабаре под музыку Мирона Матьё. Голубоглазый кадет выволок меня на улицу и, на виду у девочек, окунул меня головой в лужу, потом в мусорку, потом опять в лужу, потом в мусорку, потом опять…

Над нами вился жандармский бес-пилот, призывая к порядку. Димон висел почему-то на заборе, как для просушки. Остальные однокурсники держались на ногах. Кадеты били нас без злобы, но изобретательно. Просто отрабатывали приёмы на живых манекенах.

Я опасался встретить жалостливый взгляд брюнеточки, окунаясь то в лужу, то в мусорку.

Такая вот выдалась пятница в прошлом году. Целую неделю после побоища я провалялся в общаге, залечивая раны. Из-за этого пропустил лекции по составлению погрузочного плана.

2

В профессии капитана грузового аэронефа мне нравилось всё, кроме двух заморочек.

Заморочка номер один – это авторитет.

Я иногда забывал о субординации, а Димон о ней никогда не вспоминал. Позволял себе перебивать меня, оспаривал приказы и вносил поправки в курс, не спрашивая разрешения. Он был как Лев Николаевич. Но хрыч, критикуя и обзывая «сопляком», исполнял приказ. Димон отвечал «да, ладно, чего уж там» и уходил насвистывая. Исполнение приказа зависело от его настроения, а не от моего авторитета.

Заморочка номер два (которая на самом деле номер один) – это погрузочный план.

Мерде! Задери меня брюхоног! Иисус-дева-мария! Спали меня Неудобь! Как же я ненавидел составлять погрузочные планы.

Погрузплан – это стратегия пролёта аэронефа по наиболее длинному и беспрерывному пути от авиадрома до авиадрома с максимально полным трюмом и минимально короткими остановками на разгрузку и погрузку. При его составлении нужно учесть много параметров: свободные бесплатные или платные участки воздушной трассы, загруженность авиадромов, требования клиентов, погоду и загруженность участка трассы.

Нельзя перевозить пищевые продукты в одном трюме с химией, а овцекоров одного клиента с овцебыками другого. Потому что за время полёта звери устраивали такую оргию, что вечеринки Мирона Матьё казались детским праздником. Одному клиенту надо выгрузиться в Моску-19, а другому в Моску-21. Третьему клиенту вообще нельзя задерживаться возле Моску больше, чем нужно для дозаправки. И не потому что у клиента срочные дела, а потому что он Сен-Брянский патриот и ненавидит москулей.

Погрузплан – мозаичная картинка, части которой перемешались с сотней других мозаик. При этом её уже сложенные воедино куски постоянно менялись местами.

Например, ты договорился, что в Везанси возьмёшь на борт партию сныти для небольшой сигаретной фабрикации. Прибываешь в срок и выясняешь, что клиента перехватил конкурент. А ведь ради этих чёртовых мешков сныти ты отказал тому, кто хотел перебросить в Коль-Мар сотню биоконтейнеров с личинками мясной моли, которая, как известно, дохнет от сныти и табака.

Папашка умудрился составить погрузплан на месяц вперёд. Вот что значит опыт работы в логистике! Я похерил этот план в первый же день капитанства…

По моей вине «Сестрёнка Месть» моталась с пустым трюмом, сжигая бланспирит и цифры на банковском счёте. По прибытии на очередной авиодром, я бежал в Бюро авиадрома, сгребал все объявления, что были, и мчался обратно. Пока судовая команда ходила в город развлечься, я сидел в рубке и пытался сопоставить части мозаики. Конечно, ничего не получалось.

Сложности добавляло то, что путь на Моску закрыт. Там неизвестные убийцы, которые, возможно, хотят убить меня неизвестно за что. А Моску с её тремя аэродромами – четверть рынка аэронефных перевозок в Империи.

Заморочка номер два, как хорошо составленный погрузплан, напрямую вела к заморочке номер один: к моему авторитету.

Димон авторитета не замечал, а Лев Николаевич игнорировал. Генриетта вежливо признавала, чтобы меня не обидеть. Прохор Фекан… То, что я раньше принимал в нём за уважение к авторитету, оказалось обыкновенным безразличием. Если не было форс-мажора, Прохор исправно исполнял свои обязанности, затем удалялся в свою каюту и занимался неизвестно чем.

– Онанирует и нюхает пудру, – предположил Димон.

– Каждый думает в меру своей испорченности, – отвечала Генриетта. – Мне кажется, он пишет сценарий для радиосериала.

Лев Николаевич склонялся к версии Димона.

Ещё неделя и мне пришлось бы умолять папашку вернуться и взять штурвал в свои руки. Это было бы признанием беспомощности, раздутого самолюбия и неоправданной уверенности в том, что я хороший капитан.

Голосовое сообщение от Алёны Бастьен стало моим спасением.

3

– Тьфу-ты ну-ты, чует моё сердце, быть беде, – просипел Лев Николаевич.

Димон сидел в кресле, положив ноги на контрольную панель, и читал книгу «Железный мужик». Он пытался сблизиться с Генриеттой на почве её любви к романам Александра Левьена.

Прохор Фекан бесстрастно крутил руль, причаливая к мачте военного авиадрома города Нижние Грязи, провинции Буфонд. Параметры стыковки диктовал по радио не диспетчер, а синтезированный голос ординатёра.

– Капитан, – сказала Генриетта по общей связи. – Я в трюме.

– Хорошо, – ответил я. – Погрузкой будет командовать человек со стороны клиента… Присутствуй, но не вмешивайся в их дела. У них тут то ли учения, то ли манёвры какие-то.

Рация вдруг перестала вещать синтезированной речью и рявкнула командным тоном:

– «Сестрёнка Месть», говорит кадет Люка Небоходов, командан учебного подразделения ПэВэКа «Ан Гард». Отставить причаливание, повторяю, отставить причаливание.