– Нет.

– Жаль. А ведь, наверное, можете. Ведь вы так красиво говорите, – разочарованно сказала Фотиния.

– Сам не знаю, с чего это я так заговорил? Возможно, из-за приближения моей жизни к финалу?

– Зачем вы так говорите? Вы ещё молодой! Мы вас тут вылечим. Даже ваш раненый товарищ выживет.

– Устал я всем рассказывать, что серьёзно болею.

– А что у вас болит?

И вдруг Павел понял, что у него сейчас действительно ничего не болит. Боль ушла вместе с его прошлой жизнью. Он удивился этому, но не обрадовался, зная коварство страшной болезни.

– Знаешь, Светлана, мне не хочется обсуждать мою болезнь.

– Ну и не надо. А почему вы меня так чудно назвали?

– В переводе с греческого Фотиния – означает светлая. В городе тебя бы звали Светланой.

– У нас на острове женщин с таким именем нет. Ну, я, пожалуй, пойду домой, – хрустальным голосом произнесла девушка.

– Я тебя провожу, – предложил Павел.

– Зачем? – искренне удивилась девушка. – Какой вы странный! До избы вздумали провожать, когда до неё рукой подать.

Фотиния направилась к своей избе. Павел проводил её взглядом. Вскоре в одном из окон избы Фёдора загорелся слабый дрожащий огонёк. Как догадался Павел, Фотиния зажгла свечу. Вскоре свеча погасла. Павел ещё немного постоял на причале, а потом вернулся в сарай, закрыл дверь и забрался на сеновал. Лунный свет уже не светил в окошко. Павел немного поворочался и крепко уснул.

Спал он мало. Едва забрезжил рассвет, как закричали петухи. Павел вышел на улицу и осмотрел местность, погружённую в синие утренние сумерки. Село начиналось от берега и занимало нижнюю часть склона холма, на вершине которого располагался храм. Избы стояли среди старых высоких яблонь, рябин, берёз и елей. Приусадебные участки были разделены низкими некрашеными заборчиками с редким штакетником. Между участками вились уходившие вверх узкие тропки.

Павел направился на причал. Над озером стелился рваный туман. Его молочно-белые клочья висели и над лесом. В озере несколько раз плеснулась крупная рыба.

Налюбовавшись озером, Павел решил прогуляться по селу и изучить окрестности. По узкой тропке между заборами он проследовал мимо двух соседних изб и вышел на более широкую дорожку, проложенную между двумя рядами утопавших в зелени бревенчатых домов. Огородов возле домов он не приметил. Когда Павел проходил мимо одной из изб, во дворе забрехала собака.

Павел ощутил умиротворение от осознания своего единения с природой, спокойствием и тишиной. Он поднимался вверх по дорожке на удивление легко, словно не был тяжело болен. Дома по обе стороны от тропы закончились. Теперь с двух сторон к дорожке подступал густой смешанный лес. От этого светлого, просвечиваемого утренними лучами солнца леса исходило спокойствие, а не гнетущее ощущение постоянной опасности, как это было в тайге. Звон-остров показался Павлу оазисом среди дикой тайги, подступавшей со всех сторон к Светлому озеру.

Вскоре дорожка разделилась на две узкие тропки. Павел выбрал более широкую из них, и пошёл дальше. Когда впереди, за деревьями, уже просматривался деревянный храм, он остановился перед очередной развилкой. Одна вытоптанная дорожка вела вверх, к церкви, а вторая, едва заметная тропка, терялась в траве и уходила вниз, к небольшому оврагу, по дну которого протекал журчащий ручей. Павел решил сначала спуститься к ручью. Он сбежал в овражек и остановился возле ручья, через который был перекинут узкий мостик из посеревших от времени и воды брёвнышек. Вдоль ручья росли мелкие голубые цветы, похожие на незабудки. Павел долго стоял, радуясь прекрасному утру. Потом он опустился на колени, склонился над и опустил ладони в ледяную прозрачную воду. От его тени бросились врассыпную блеснувшие мелкие рыбёшки, словно льдинки, проскользнувшие между его пальцев. Павел зачерпнул пригоршню воды и выпил живительную влагу, ожёгшую его язык и горло холодом. Он припал к воде и стал жадно пить.

Затем Павел встал и прислушался к своим ощущениям. Он не чувствовал привычной Боли в желудке. Павел подумал, что Боль, возможно, никогда не вернётся к нему, если он останется жить на Звон-острове. Он с восторгом посмотрел на нежно-зелёные листья склонившейся над ручьём ольхи, которые просвечивали под солнечными лучами, пробившимися сквозь кроны высоких деревьев, и подставил лицо под капельки влаги, падавшие с ветвей нависавшей над мостиком плакучей ивы. Капельки приятно щекотали его щёки.

Он вспомнил своё детство и летние каникулы, которые проводил в деревне у бабушки. Всякий раз, когда Павел приезжал в деревню, он знал, что впереди его ждут три месяца счастья, которые будут тянуться долго, словно целая жизнь. Его и сейчас переполняло ощущение глупого счастья.

Над овражком разлились торжественные гулкие звуки. Зазвонили колокола. Павлу показалось, будто он попал в сказочный мир, приветствующий его и радующийся его появлению. Он выбрался из оврага и направился к стоявшей на вершине холма церкви. Павел приблизился к каменной полутораметровой ограде. Пройдя немного вдоль ограды, он упёрся в кованую калитку. Павел открыл её и прошёл на территорию храма.

Снова раздался громкий колокольный звон. Павел запрокинул голову и посмотрел на колокольню, на которой маячила сутулая фигура нескладно сложенного человека, который бил в восемь небольших колоколов, выводя необычайно красивый звон. А потом звонарь несколько раз ударил в большой колокол, висевший в центре колокольни. Гулкий металл мерно загудел, и величественные звуки растеклись по плотному, пропахшему запахами полевых цветов, травы, сена и хвои, пряному воздуху. Павел словно вошёл в резонанс с этими звуками и даже стал мерно покачиваться в такт движениям звонаря, который, ухватившись за верёвку, примотанную к тяжёлому металлическому языку, бил им по колоколу. В тело Павла вливался звон, и его ослабленный болезнью организм наполнялся энергией радости и жизни.

Звон прекратился, отозвавшись несколько раз гулким мелодичным эхом, и Павел услышал голоса людей, приближающихся к церкви. Вскоре показались направлявшиеся к храму взрослые мужчины, женщины и несколько подростков. Мужчины были одеты в белые рубахи и широкие штаны, а женщины – в белые сарафаны или длинные платья, головы их были покрыты белыми платками. Среди этой процессии Павел заметил своих знакомых – Фёдора, Арину и Фотинию, которая, проходя мимо, лишь мельком взглянула на Павла. Сегодня на Фотинии было белое платье.

Не обращая внимания на Павла, люди зашли в церковь. Павел последовал за ними. Просторный храм был заполнен. Внутри пахло ладаном. Свечи отбрасывали трепещущие блики на иконы. На амвоне стоял высокий полный русобородый священник в чёрной рясе, читавший молитву.

Павел терпеливо отстоял службу и вышел из церкви, когда началось причастие.

Возле калитки Павел дождался Фёдора с семьёй. Фотиния шла следом за родителями. Павел подошёл к ним.

– Здравствуй! – приветствовал Фёдор Павла и пожал ему руку.

– Доброе утро! – сказал Павел.

– Тебе хорошо бы причаститься, – посоветовал Фёдор.

– Не готов я пока к причастию. А почему не все в церковь пришли? Вот и пасечника не видно.

– Многие сельчане в церковь вообще не ходят. А Родион постоянно работой занят, поэтому в храме редко бывает, как и литейщик Агапов. Они только по большим праздникам посещают службу. А пасечник, как и многие другие жители Звон-острова, ещё старинные языческие обряды исполняет. Вот и молодёжь стала отмечать языческие праздники. Вот Ивана Купала скоро праздник состоится, – хмуро посмотрев на смутившуюся Фотинию, ворчливо произнёс Фёдор. – Я считаю, что не годится такие праздники отмечать. А отец Савелий при всей его строгости уверен, что запрещать их нельзя. Люди сами должны к истинной вере прийти.

– Скажешь, отец, что и Медовый Спас, который скоро будет, нельзя отмечать? – спросила Фотиния.

– Это ещё почему? – удивился вопросу дочери Фёдор.

– Так ведь молодёжь купается на Медовый Спас в озере вечером, девушки своих женихов маком обсыпают. И скотину старики купают в Светлом озере. А ведь эти обычаи имеют языческие корни. Но никто из стариков и даже отец Савелий не противится таким праздникам.