Прижав Пироженку к себе, она побежала на верх в свою комнату и, плюхнувшись на кровать, сразу же принялась нещадно теребить свою «новую игрушку». Её прикосновения были такими грубыми, больше походя на затрещины, что Пироженке приходилось каждый раз вжимать голову, чтобы было не так больно. Когда девочке надоело это занятие, она взяла игрушку на веревочке, и начала дразнить Пироженку. Но Пироженка, прекрасно помня, как вчера ей совсем не понравилось играть с девочкой, молниеносно нырнула под кровать, проскальзывая лапами по гладкому полу.

Девочку это очень разозлило, и она начала громко хлопать в ладоши и кричать, думая таким образом напугать малютку.

Получилось.

Пироженка задрожала от страха, прижалась боком к стене, шерсть вдоль её позвоночника поднялась дыбом, а хвост распушился, словно хотел выдать себя за кого-то другого.

Когда девочка перестала хлопать, Пироженка решила убежать и метнулась к двери, но Фанфардина этого и ждала. Подгадав маневр котенка, она схватила малютку, когда та выпрыгивала из-под кровати, и крепко сжала в руках.

Пироженка уже не хотела быть доброй и воспитанной для этих людей. Она хотела, чтобы её отпустили, чтобы ей перестали делать больно!

Она извернулась и укусила Фанфардину за палец. Та он неожиданности резко отдернула руки и уж тут Пироженка не растерялась! Воспользовавшись предоставленной возможностью, она со скрежетом когтей о пол, убежала в самый дальний угол, за тяжелый комод, откуда её не смогли бы достать эти злые люди.

Девочка, отойдя от шока, разразилась ревом. Сразу же прибежала её мать и судорожно начала допытываться что случилось:

– Фанфачка, что случилось?! Что не так?!

– Эта дурацкая кошка меня укусила!!! Чуть палец не оттяпала!

– Ааах… – Схватившись рукой за сердце, испуганно вскрикнула мать. – Вот же мерзкая кошка! А я говорила, не место животному в доме! – Крикнула она в сторону подходящего на шум мужа. – Но нет, твой отец, конечно, всегда имеет свое мнение! – ехидно заключила она, уже не обращая своего внимания на стоящего в дверях супруга.

– Ууааааа….– не унималась Фанфардина. – Не хочу эту кошку! Она – плохая! Дайте мне хорошую! Чтобы с ней интересно играть было!

– Конечно-конечно! Зачем нам такая? Она наверняка бешеная! Надо тебя ко врачу отвезти, пусть проверят, вдруг она заразная!

– Не хочу ко врачуууу! Хочу кооошку! – не унималось капризное дитя.

– Конечно-конечно! Будет тебе кошка, другая, хорошая, добрая. А от этой мы избавимся. Не умеет быть хорошей, нечего ей в этом доме делать.

После того, как девочке дали успокоительную банку мороженого и отправили на поощрительный просмотр мультиков, мать спустилась в низ. И сейчас она совсем не была похожа на ту веселую и милую женщину, что забирала Пироженку из магазина. Эта женщина кипела от ярости, в её глазах была такая злоба, что у Пироженки снова шерсть на спине встала дыбом и распушился хвост – верные спутники кошачьего страха.

Женщина заговорила. Тихо и медленно, словно шипя сквозь зубы:

– Да как ты посмела, маленькая дрянь!? Укусить мою девочку! Мы тебя приютили, накормили, напоили, ошейник дорогущий купили. А ты нам так отплатила!? Нет уж, милочка, с нами это не пройдет. Ты нам такая не нужна!

Женщина подошла к убежищу Пироженки, отодвинула тяжелый комод с легкостью заправского грузчика и за шкирку подняла её на уровень своего лица.

Заставив Пироженку смотреть себе в глаза, она сказала:

– Слышишь! Ты нам такая не нужна!

С этими словами женщина, хладнокровно продолжая держать Пироженку за загривок, спустилась по лестнице вниз, подошла к входной двери, открыла её и вышла во двор.

На улице, в разрез с календарем, шел дождь. Леденящий с первого прикосновения, декабрьский дождь. Падая на землю, он смешивался со вчерашним снегом и землей, рождая ледяное грязное месиво. Женщина швырнула Пироженку в кусты и прикрикнула на неё:

– Бесполезная дрянь! Выметайся! И чтоб больше я тебя здесь не видела! Пошла вон!

Малышка, ополоумев от страха, рванула куда глаза глядят от этого ужасного дома с жестокими людьми. Её шерстка быстро вымокла и повисла грязными клоками, её лапки промерзли, и она почти перестала их чувствовались.

Но внутри неё, где-то в самых сокровенных глубинах ее существа, по-прежнему способных хранить тепло, рождалось нечто новое.

Уверенность и надежда.

Уверенность, что она избежала чего-то плохого и Надежда, что впереди есть что-то лучшее.

Пироженка убегала от этого дома. И в напоминание о том, что она здесь вообще когда-то была, на сломанных ветках куста уныло повис ярко розовый ошейник, порванный и ненужный…

Пироженка бежала без оглядки очень долго, сначала очертания местности просто проносились мимо, словно размытая картинка, затем она начала различать огромные черные силуэты зданий, агрессивно гудящие пятна машин, редкие островки деревьев, блестящие провалы витрин и какую-то общую копошащуюся угрюмо-серую массу.

Первые мгновения Пироженкой овладел страх и даже ужас! Она была в панике, не понимала, что происходит, и даже когда думала, что начинает понимать происходящее, в её маленькой головке не укладывалось, как же оно так может происходить? Ведь так не должно быть, а оно есть. А если есть то, чего не должно быть, то почему оно происходит именно со мной? Значит я что-то сделала не так? Но она никак не могла понять, что же именно она сделала не так…

Все эти мысли мешались с острыми чувствами боли, испуга, грусти, беззащитности и – главное – одиночества, которое теперь на мягких лапах терпеливо выжидало в засаде, очень-очень близко.

Когда долгий бег немного успокоил разметавшиеся в разные стороны мысли, Пироженка сбавила темп и начала оглядываться. Где же она теперь оказалась?

Она с удивлением обнаружила, что теперь её ведет нечто доселе ей не изведанное, и она сама ведет себя теперь по-другому. Она не просто шла и рассматривала новое место, она оценивала. Оценивала его безопасность! Такое с ней было впервые, раньше ей даже и в голову не приходило, что кто-то или что-то может быть для нее опасно. Раньше она была уверена, что все вокруг очень дружелюбные и радостные. И только изредка мелькавшие в проеме витрины зоомагазина напряженные лица людей вызывали у неё недоумение, но она просто быстро о них забывала, ведь они не вписывались в картину её мира. Сейчас у нее самой была очень озабоченная мордашка. И она поняла – чем люди, за которыми она наблюдала из витрины магазина, были так озабочены – тем, что искали безопасное место. А сейчас и сама Пироженка искала безопасности, как самого любимого и долгожданного лакомства.

Люди вокруг в основном не замечали её, и теперь она понимала, что это бывает очень хорошо. Когда тебя не замечают – тебе не сделают плохо. Когда тебя не замечают Люди, тебя не замечают и плохие люди, а это очень хорошо.

Пироженка сначала шла по широким вечерним улицам, озаренным яркими горящими гирляндами. Но чем дальше она следовала по дороге, тем больше та теряла нарядность, освещённость, заставляющую отводить глаза, и ширину. На смену раздольным проспектам, которые были так хорошо ей знакомы из витрины зоомагазина, теперь пришли совершенно не известные ей части города. Это были подворотни, дворы, тупики, узкие задворки.

На одном из таких задних дворов она решила остановиться и передохнуть, людей там не было и поэтому она решила, что место безопасное. Она прошла под сырым сводом арки дома и оказалась в небольшом прямоугольнике, пустоту которого разбавляли только мусорные баки, да, не поместившийся в них мусор.

Пироженка осторожно перепрыгнула через лужи странного цвета, поселившиеся в многочисленных выбоинах асфальта, и тихонько прошмыгнула внутрь уличного закутка, на всякий случай стараясь не привлекать внимания. Вокруг витала сырость и странный запах, которого до этого она не знала и назвать не могла, но ей он определённо не понравился и почему-то вызывал ассоциацию с дурным, тягостным сном от которого никак не можешь проснуться.