Перевалило за полночь, а пожилой мужчина еще продолжал исследования в своей лаборатории. Не то чтобы она находилась в его личной собственности, просто считал он её своей по другой причине – здесь воняло лекарствами ровно как у него дома, и кто-то постоянно несдержанно орал за дверью. Плюс уже несколько дней он жил и спал здесь, что придавало комнате особый аромат привычной старости, и не хватало разве что телевизора и банки не самого дорогого пива. Но деваться было некуда. Прежде, чем вернуться домой в привычную атмосферу, необходимо было изучить эту проклятую штуку, свалившуюся с небес.

Когда профессор не был занят мыслями о воспоминаниях, закрыл ли он дверь, покидая квартиру, (что было не продуктивно, это его сильно отвлекало) профессор задумчиво что-то чертил и высчитывал. И если сложить воедино километры всей этой писанины, то их вполне хватило бы выстелить тропу к дому, откуда его так нагло подняли с дивана, когда он смотрел передачу «Шоу Эллен Дедженерес», серию с Леонардо Дикаприо.

– Какой красивый, талантливый мальчик, – сказал он тогда, и на этих словах дверь в его квартиру вышибли черной удлиненной дубиной…

Зато путь был потом незабываем. Лететь на вертолёте и без пробок просто шикарно! Линия горизонта, чей окрас в сумерках всегда нежен и приятен глазу был вдвойне великолепен с высоты птичьего полёта, на фоне высоток и садившегося Солнца. А подвыпившее, уже не первой свежести сознание, рисовало в голове картины рая, куда он вот-вот отправился, если бы вертолет сделал хоть еще один резкий поворот.

Но рано или поздно даже хорошее заканчивается, и панорамный вид ночного города сменили четыре стены, астрономическое оборудование и президент, пожимающий потную старческую ладонь, и толкующий о каком-то неоценимом долге перед страной. Видимо за семьдесят пять лет они у старика еще остались.

Сам профессор не запомнил, что он ответил верховному. Охранники быстро увели президента, и ученый остался один, окружённый молчаливым холодным оборудованием. Которое, кстати говоря, было куда полезнее юного помощника, приставленного к нему на днях, и который где-то шлялся, когда у них через час начинается конференция, где они должны дать ответ, что же все-таки произошло. Власти больше не могли молчать, а старик не понимал, почему выбрали именно его давать ответ перед репортерами, ведь над тем, что произошло, трудились сейчас десятки, а может и сотни тысяч лучших умов планеты. И почему лаборатория находилась в подвале Белого Дома, тоже оставалось для него тайной, как и то, почему Трамп перекрасил волосы в черный, который ему совершенно не шел. К сожалению, с возрастом логические нити в голове ослабевают, разрываются, а затем наступает маразм, и старик чувствовал, что он почти в шаге от того чтобы не закрыть глаза и пустить на пол слюну.

Будь профессор на двадцать лет моложе, то учёный отдался бы процессу даже с удовольствием. Но будучи отдавшимся лишь стране за «долги», мужчина пригубил содержимое стакана, затем, склонившись над своей писаниной, глубоко ушел в свои раздумья искать ответ, что же, черт возьми он скажет Богу, когда умрет.

«И зачем мне вообще химик, – с досадой думал профессор о своём помощнике, – они только и умеют, что пробовать свои смеси».

Старик с раздражением переводил взгляд с настенных часов на виновника перемены своего места жительства и недосыпа; красный камень с баскетбольный мяч, о котором профессор уже отчаялся понять, «что это», был на удивление легким, крепким, и при ударе с предметами имел огромную кинетическую силу. Профессор со злостью запустил его об стену. «А что ему будет? – подумал старик, яростно метнув взгляд на оставшуюся вмятину в стене. – Этот камень не разрушился, когда он, и пару тысяч его братьев уничтожили Уайтхэвен, когда они попадали на Землю. Куда там дряхлой старой руке».

Тем не менее, количество кофе на столе говорило о серьезности его намерений, а разбросанный по комнате хлам о холостяцкой жизни. И вначале первого ночи пожилой мужчина решил поместить метеорит под открытый огонь газовой горелки. Как говорил юный химик, доставая пальцем осадки из колбы: – главные открытия приходят, когда их не ждешь, – а затем этот палец облизывал. Потому учёный надеялся, авось, может что-то подобное тоже произойдёт, но облизывать камень он все же не отважился.

Пока ассистент отсутствовал, астрофизик, не в самой удобной позе разглядывал свои записи, затем перечеркивал, скамкивал и раздраженно бросал листок в урну. Как успешный специалист своего дела, он попадал ровно мимо, а неудача за неудачей, бывает, вредят мозгу. И не только.

– Да что б её! – выругался пожилой мужчина, и через секунду красная штуковина на столе, на которой он периодически тренировал свой бранный запас, пустила ему в лицо чёрный, едкий дым.

– Да чтоб тебя! – повторил он, чтобы уже наверняка, и смахнул распыляющийся предмет на пол. Пришлось воспользоваться огнетушителем.

Распахнулась дверь, и в комнату, как всегда забыв постучать, вбежал молодой человек, лет двадцати пяти.

– Извините, профессор… там… там…

– Спокойнее, отдышись дружище.

– Там все собрались и ждут, – на одном дыхании вымолвил парень и сложился пополам, подперев колени руками.

Несмотря на недолгое знакомство, (хотя он его и так редко видел) профессор уже успел свыкнуться со странным поведением юноши. Что его больше беспокоило так это внеземная черная субстанция, покрывающая его лицо. Столько бессонных ночей, и только сейчас метеорит приоткрыл ученому часть своей тайны. Профессор искренне понадеялся, что он еще вернется к этому вопросу, если с ним ничего не произойдет после этого, как то бывает в фильмах. Например, он превратится в зомби, и начнет высасывать людям мозг, как это делала его бывшая.

– Да, сейчас, иду, – спокойно отозвался старик, не веря в то, что этот час так быстро пролетел. Как и вся прошедшая неделя, как и все семьдесят пять лет, с момента, когда он впервые увидел отца и с его детских невинных губ сорвалось слово «осел».

Учёный подошёл к умывальнику и посмотрелся в зеркало.

– Все собрались?

Начинающий лидер движения «спорт и наука» согнулся ещё ниже, и, глотая воздух, пробормотал что-то нечленораздельное. Похоже, все на месте.

Профессор открыл кран и ещё десять минут молодой человек ждал, пока его наставник полностью смоет чёрный окрас с лица, а тот, в свою очередь, дал помощнику передохнуть с пути, занимающий всего пару минут спокойным шагом в этом же здании. «Вряд ли он проверил все ли готово, – хмуро подумал профессор, – кажется он только что вернулся из бара».

Не тратя время на поиски полотенца, которое в самый нужный момент уходит, видимо по своим делам, (а куда оно еще может деваться?!) пожилой мужчина вытер лицо подолом халата и сообщил, что он готов. Затем они вышли в коридор и две пары туфель за сорок баксов, оскверняя дорогущий красный ковер, пошаркали в лекторий.

В эту комнату можно было попасть двумя способами, а проникнуть незамеченным всего одним. За кулисами невысокого подиума находился проход, и что бы не ковылять через весь зал, воспользовавшись проходом можно было сразу выйти на сцену.

Профессор немного отодвинул занавеску и нисколько не удивился, увидев битком набитую аудиторию. «Ещё бы! После такого-то и не прийти, – подумал он. – Теперь только у репортеров и останется работа».

Вспышки фотокамер ещё не обеляли зал, но беспредельная суматоха производила впечатление рынка в пятницу.

– Они такие же люди как я, не нервничай, – сказал себе профессор и вышел на сцену. Он подошёл к столу похожий на тот, за которым писатели обычно раздают автографы, сел на стул, и, похлопав по карману халата, убедиться, что его лекарство на месте, придвинул к себе микрофон. Игрой гортани он дал присутствующим понять, что можно начинать. Помощник сел рядом и задремал. Видимо, многолетний опыт путешественника по ночным клубам помог, иначе профессор не мог себе объяснить, как этот тип смог уснуть при таком-то шуме.