– Типа решила сколоться? – раздался позади голос Дениса.

Лина вскочила на ноги. Снова он. Болезненные воспоминания о безответной любви отошли на второй план перед желанием убраться отсюда поскорее. Она решительно шагнула ему навстречу.

– Мою куртку… я не помню, – сказала она, суматошно размахивая руками, – где она?

Лина схватила руки Дениса, его аж передернуло.

– Пожалуйста, помоги, – попросила она, вглядываясь в его глаза.

Он на миг растерялся от такой настойчивости.

– Оранжевая с помпонами, – выпалил Денис.

– Спасибо! – сказала Лина. Она рывком притянула его к себе и поцеловала в щеку. Не медля более, она схватила куртку и, одеваясь на ходу, оставила совершенно ошеломленного мальчишку одного. Он долго смотрел на то место, где она только что стояла. Странный сухой поцелуй ее теплых губ все еще чувствовался на щеке. Денис обескураженно потер щеку.

В девятиэтажке, в окне на седьмом этаже горел свет. Лина увидела его еще издалека. Окно её комнаты выходило прямо на старый заброшенный сельский дом. Он одиноко стоял между исполинами многоэтажек и был ее тайным местом, где она коротала свое детство, правда, в будущем его уже снесли. От деревенского дома сквозило таинственностью и даже мистикой. Будучи ребенком, она часто выдумывала жутких владельцев с не менее жуткой судьбой, которые могли бы там проживать. Но он щекотал ей нервы не только в детстве. Гораздо позднее дом часто становился пристанищем маньяков в ее книгах. Сейчас она даже не посмотрела на него. Она влетела по лестнице крыльца в подъезд, поднялась на седьмой этаж, не дожидаясь лифта, машинально вставила ключ в замочную скважину и повернула его два раза. Замок щелкнул и дверь отворилась. На порог уже торопилась ее мами.

– Мамочка! – крикнула она, обнимая ее. Мать оказалась неожиданно высокой и теперь так сильно напоминала ей взрослую саму себя.

– Дочь? – удивленно охнула она, – что-то случилось?

– Мама, это ты, – сквозь слезы сказала она, щупая ее мягкие теплые руки.

– Да что случилось-то? – спросила мама встревоженно. В глазах дочери она увидела вселенскую тоску, будто бы они расстались не с утра, а на всю жизнь. Мать крепко обняла ее в ответ. Так они еще стояли какое-то время.

– Ты даже не представляешь, сколько всего приключилось, – стала рассказывать Лина, проходя в квартиру, в которой потом будет встречать старость ее бабушка.

– Что же такого случилось в школе? – спросила мать задумчиво.

Лина остановилась. Она так хотела рассказать ей о своей карьере, о красавце-женихе, о ее мечтах, о ее идеях, обо всех новых годах, которые она встречала без нее. Под маминым вопрошающим взором она кротко опустила глаза. Мама была мягкой женщиной, и Лина даже не помнила хотя бы мгновения, когда они ругались. Также она не помнила своего отца, который исчез из их жизни еще до ее рождения. Ее мами, несмотря на тяготы жизни, сохранила свою нежность, она была заботлива не только с ней, но и с пациентами горбольницы, где работала медсестрой. Она была понимающей, но как бы она отреагировала, узнав, что ее дочь пришла из будущего? Лина не могла знать наверняка.

– Да, точно, в школе, – с усмешкой протянула она, потом подняла на нее глаза и продолжила, – ты знала, что Эвелина Эдуардовна….

Это был обычный тихий домашний вечер. Еще никогда Анна Алексеевна не слышала такой детальный рассказ от своей дочери. Она не прерывала ее, видя, с каким рвением и азартом та хочет с ней поговорить. А Лина хотела, пусть через придуманные истории о школе, пусть о придуманных персонажах, но говорить с ней. Теплый приглушенный свет кухонной лампы, ароматные пирожки с капустой и мама, настоящая и живая. И пускай даже если это последняя ночь в ее жизни-смерти, даже если это последний сон, Лина перестала искать во всем этом смысл – держи то, что рядом, сжимай крепче и не отпускай.

Лина совсем забыла, что такое вставать в шесть утра и собираться в школу. Она нехотя вылезла из пригретой кровати, натянула два махровых носка на ноги и включила свой угловатый хромированный бумбокс. Щелчок кассетника и тонкая полоска ленты тихонько зашуршала.

– Oops, I did it again, – подпела Лина кумиру своего детства Бритни Спирс. Раньше она, не задумываясь, пела ее песни, не зная, о чем идет речь, но сейчас, превосходно владея английским, она начала понимать, насколько легкомысленными и неприличными были эти песенки.

Мама уже ушла на работу, оставив ей пирожки на столе.

– Разогрей на сковороде, – прочитала Лина оставленную записку, – почему у нас до сих пор нет микроволновки?

Лина тут же вспомнила, что мать денно и нощно экономила, откладывая деньги на платное обучение, если она вдруг не поступит на бюджет. Но она поступила, и они вместе переехали в Москву, где началась совершенно другая жизнь. Лина вдохнула аромат вчерашних пирожков и вспомнила, что уже опаздывает. В дневнике первым уроком значилась «физ-ра».

– Мой страстный, красивый и обаятельный покоритель девичьих сердец – физрук, – напомнила она сама себе.

На улице все еще стояла ранняя осень. Взрослые семенили по пешеходной мостовой, с первоклашками в охапку. Редкий автомобиль притормаживал у киоска, откуда уже доносился запах свежеиспеченного хлеба. Лине стало немного смешно и нелепо оттого, что мир не перевернулся вверх тормашками. Только ее жизнь. Она посмотрела на свое отражение в лужице под ногами.

– Знаю, знаю… Ты тоже не понимаешь, что тут происходит, – сказала она задумчиво. Всю дорогу до школы Лина ловила благоухание ностальгии. Большие увесистые портфели первоклашек, бодрые звонкие голоса школьников… было в этом что-то великолепное. И тут она поняла, что здесь нет ни одного человека со смартфоном. Они еще не появились в продаже, а на пейджеры школьникам не хватало денег. Тем немногим, кто ими обладал, просто некому было писать. Лина остановилась прямо перед школьным метровым забором, который тут выполнял декоративную роль. 15 сентября 2003 года. Почему она вернулась в прошлое именно в этот день? Учебный год только начался, дети все еще потихоньку приходили в себя после летних каникул. Это был, в конце концов, самый обычный, ничем не примечательный день. Лина не нашла этому объяснений и двинулась дальше в распахнутые школьные двери.

Из раздевалки спортивного зала донёсся суматошный крик. Это Айгуль пыталась продеть голову через узкую горловину футболки. Застряв в ней на пол уха, она взвыла о помощи. Ее подруга Сабина закричала в ответ истошным голосом:

– Мальчики! Мальчики!

– Где?! – возопила Айгуль, споткнувшись о скамейку в динамическом рывке и распластавшись на каменном полу. Девчонки задорно рассмеялись. Это была по-детски невинная шутка, но почему-то сейчас она казалась Лине жестокой. Она помогла Айгуль подняться и лишила ее кафтанного рабства.

– Лиана? – удивленно спросила Айгуль, когда увидела своего спасителя. Лина совсем позабыла, что она пустое место и в данной ситуации просто обязана была пройти мимо. Лине оставалось только мило улыбнуться.

– Привет, – сказала она, проигнорировав повисший в воздухе вопрос.

– Спасибо, – протянула Айгуль.

– Не тормози, а то Петр Васильевич заставит нас отжиматься, – поторопила подругу Сабина. Она бросила на Лину осторожный взгляд.

– Да я бы хоть пожизненно отжималась ради него.

Лина заметила, что раздевалка быстро опустела. Тут осталась только Таня Коршунова, которая все еще завязывала шнурки. Лина сразу вспомнила женщину на кладбище. Грязную, изможденную, безнадежно уставшую – ту, кем станет Таня через много лет. Сейчас она все еще была розовощекой девочкой, хоть и напуганной, но еще такой живой.

– Привет, – поздоровалась Лина непринужденно.

Таня зло на нее посмотрела и ринулась на выход, попутно затаскивая шнурки в кроссовки. Лина проводила ее печальным взглядом: над девочкой издевались буквально все. Сейчас она напоминала ей лису, загнанную волкодавами в тупик, которой от безысходности оставалось только рычать.