– Хорош! – сказал наконец Аркаша, вставая из-за стола. – Аркаша дозу знает!

– Аркаша, выпей ещё с нами! – кричали херуски. – Скушай с нами кабанчика!

– Не хочу кабанчика, хочу жениться, – упрямился Аркаша.

– На мне, на мне, – завизжали почти все бывшие за столом херусочки.

Они образовали вокруг вундеркинда хоровод, медленный ритм вращения которого позволял каждой из них демонстрировать Аркаше свои достоинства во всей их полноте. Печальным огненным взглядом обозрев хоровод, Аркаша убедился, что нет в нём ни Туснельды, ни Гризельды. Тогда со словами: «Хорошо, хорошо, хоть на всех сразу», он прорвал окружение в самом слабом звене и быстро-быстро залез на первый попавшийся дуб.

– Аркаша, спускайся к нам! – кричали, окружив Аркашин дуб, херусочки.

Аркаша сидел на ветке и кидался в них желудями.

– Поешьте желудей, – приговаривал Аркаша, – и ваше мясо станет сочным и ароматным – Вотан такое любит.

Что-то лёгкое, белое и прозрачное скользнуло по стволу и тёплой уютной ласточкой ткнулось в Аркашин бок.

– Вы крылаты? – усмехнулся Аркаша.

– Скорее когтиста, – усмехнулась в ответ Гризельда.

– Я думал, я окрыляю.

– Я с детства была когтиста. Рождённый когтистым не нуждается в крыльях.

– Да, – подтвердил Аркаша, после тщательной проверки, – у вас действительно нету крыльев. Мы будем любить друг друга или просто поженимся? Как, по-вашему, будет правильней поступить?

– Если прям сейчас – то я хочу любить, если же завтра – то можно и пожениться. Но какой любви ты от меня хочешь, Аркаша? Смогу ли я обеспечить тебя, Аркаша, достойной тебя любовью?

– А я-то воображал, что вся империя знает мои условия! А ведь они на редкость просты и удобны для заучивания и распевания хором: любовь ко мне не может не быть всепоглощающей – раз – и всеобъемлющей – два-с.

– Я согласна, милый, на твои условия! – воскликнула Гризельда. – Я уже люблю тебя более всепоглощающе, чем Вотана, и более всеобъемлюще, чем его же!

– Попробовала бы ты не согласиться, – пробурчал Аркаша. – Но мы будем спускаться на землю? Как у вас принято?

– Зачем? С тобой и на дереве рай.

– Тогда постараемся не упасть. Вся надежда только на твои когти.

– Люби меня, и ты никогда больше не упадёшь, а если и упадёшь, то не разобьёшься, а если вдруг решишь умереть, то умрёшь стоя, как мы, херуски!

– Или повиснув, как вы, херуски, что, впрочем, тоже неплохо, – пошутил Аркаша. – Но я готов любить тебя и за так, потому что мне нужно кого-то любить кроме себя. И мне хочется любить тебя по-настоящему: больше жизни – твоей жизни, конечно, и больше смерти – конечно, смерти врага Отечества.

И он полюбил её по-настоящему, по-русски. И она полюбила его по-настоящему, по-херусски. И они любили друг друга настолько по-настоящему, что так и не нашли времени на женитьбу.

Как и Аркаша, Арминий в эту ночь проявил себя молодцом. Но едва забрезжил рассвет, он оставил мирно посапывающее розовое тело Туснельды и, то на четвереньках, то ползком добрался до лужайки, где его уже ожидали заговорщики со следами тяжёлого похмелья на лицах и окружающем пейзаже.

– Вы больше похожи на общество анонимных алкоголиков, чем на могильщиков Рима, – приветствовал их Арминий.

– Поглядел бы ты на себя, – нелюбезно ответил один из заговорщиков.

– И то верно, – согласился Арминий. – Итак, Вар со всеми тремя легионами и со всеми вспомогательными войсками завтра выступает в поход и через неделю окажется в Тевтобургском лесу70, где мы и будем его ждать, заранее устроив засаду.

– Ох, тяжело нам будет добраться туда раньше них, – простонал один из заговорщиков.

– Им будет не легче, – парировал Арминий, – мы устроим завалы на всём их пути.

– А если Вар вышлет разведчиков? – спросил один из заговорщиков.

– Не вышлет, – успокоил его Арминий. – Он стар и ленив, он – больше не воин, а сборщик налогов, и кроме того, полностью мне доверяет: ведь даже наветы моего тестюшки не смогли поколебать его веру в меня. А с тестюшкой я ещё посчитаюсь.

– Что будем делать с Аркашей? Не пора ли и с ним посчитаться? – спросил один из заговорщиков.

– Аркашу не трогать! Аркаша – он и не их, и не наш, он – над нами! Он настолько лучше и чище… – Арминий оборвал фразу на полуслове, едва не захлебнувшись от избытка чувств.

– Отдай ему свою жену, если он такой замечательный, – предложил один из заговорщиков с нехорошим смешком.

– Надо будет – отдам, и не только жену, – прокашлявшись, пообещал Арминий.

Через неделю ополчение херусков, бруктеров, марсов и хаттов71, замаскированное под пни, стволы и кочки, расположилось в Тевтобургском лесу вдоль дороги на крепость Алисон.

С криком «Мочи макаронников!» Арминий первым спрыгнул с одного из завалов, преграждавших римлянам путь, и ринулся в бой.

С криками «Мочи макаронников!» германцы вместе с проливным дождём сыпались сверху и сбоку, спереди и сзади, вырастали из-под земли.

Когда на третий день молотилова почти всё уже было кончено, два воина подвели к Арминию Квинктилия Вара.

– Отпустите его, – приказал Арминий, глядя поверх головы своего бывшего руководителя. – Мы со стариканами не воюем. И мы не воюем с мытарями – мы воюем с солдатами.

Квинктилий Вар молча вынес это последнее прижизненное оскорбление.

Смерив Арминия взглядом от живота до шеи, он развернулся через левое плечо и строевым шагом прошёл по трупам. Победители, дружно обиравшие павших римлян, его не трогали. На опушке он подобрал ещё не оприходованный ими меч одного из своих воинов и сделал единственное, что ему оставалось.

Аркаша одним из первых подоспел на место побоища.

– Поднимите мне веки! – потребовал Аркаша, чуя недоброе, но поскольку никто не решился исполнить его приказ, векам пришлось подниматься самим, преодолевая неимоверную тяжесть прозрения.

Масштаб катастрофы стал ему ясен с первого взгляда. Поэтому найдя случайно труп Вара, Аркаша потребовал от него вернуть погибшие легионы.

– Квинктилий Вар, Квинктилий Вар, верни нам с Августом легионы! – теребил труп Аркаша.

Ничего Квинктилий Вар не отвечал, только страшно зенками вращал.

– Слышь, Квинктилий Вар, давай-ка, напрягись, возвращать всё равно придётся, счётчик включён, – предупредил Аркаша, приподнимая Вара за грудки. – Проследи, чтоб вернул, отвечаешь головой, – бросил он одному из сопровождавших его римлян, а сам направился далее в гущу порубленных тел, ещё надеясь отыскать там Арминия или хотя бы части его.

Весть о катастрофе приблизила кончину Августа. Не бритый, не стриженный, он, по наущению Аркаши, три месяца бился головой о стенку с криками: «Квинктилий Вар, верни легионы!72», но не помогло даже и это, казалось бы, проверенное средство.

Тогда на усмирение германцев был снова брошен старый верный Тиберий, усиленный Германиком73.

– С таким именем, – нашёл в себе силы на шутку семидесятитрёхлетний император, – да с таким дядей, попробуй только не вернуть мне легионы!

Германик не попробовал не выполнить указание императора. Он нашёл место побоища и лично принял участие в захоронении легионерских костей – но это случилось уже после ухода Августа в лучший мир.

– Ну что, брат Сентябрий, – приветствовал Аркаша Тиберия, отозванного из Германии для престолонаследования, – пора, брат, принимать принципат, становиться, понимаешь, принцепсом. Только не говори, что тебе этого не хочется.

– Ах, Аркаша, – возразил Тиберий, – ты – вундеркинд, свободный поэт, всегда парящий над схваткой, ты не знаешь, какое это чудовище – власть.