Настя закивала и немного отодвинулась от Влада. Она словно физически ощутила эту границу, непреодолимый барьер, через который никто не мог переступить. Понять бы только, кто его так заботливо возвёл.

Официант принёс салат, а Влад из вина попросил что-нибудь испанского, просто наугад. Парни могли вернуться в любую секунду.

– Но когда-нибудь ты расскажешь про свою деструктивную религиозную секту?

– Пущу ли на просторы "внутренней Монголии"? Да. Я думаю, да.

Новосибирск, Российская Федерация. 23 января 2020 года.

Где-то в вышине раздались хлопки. Белые полосы медленно расчертили небо и превратили глухую ночь в полдень. Всё, чего они касались, было обречено. Белый фосфор невозможно потушить, пока есть, чему гореть.

Люди вокруг бегали в ужасе, одежда тлела, мясо съедала химия. Вдох раскаленного воздуха вызывал ожоги легких. Здесь уже не было ни правых, ни виноватых. Никто уже не помнил, какую сторону конфликта занимал.

Могли ли все эти люди подумать, что свой последний танец станцуют здесь? И как это всё было связано с тем, что мама водила их за руку в первый класс, а девочка за соседней партой передавала записки? Как это было связано с первой сигаретой или последним звонком? Зачем их воспитывали, лечили и любили?

Олег почувствовал, как и его что-то обожгло. Кожа на руках стала растворяться, превращаясь в кровавую пылающую кашу. Голова потяжелела, и сознание отказывалось реагировать на боль. Не было истерики. Только отупление. Наступило принятие своей участи.

Олег резко проснулся. Это был сон? Это был всего лишь сон? Тогда почему такой яркий и своевременный? Душа горит или тлеет, разгораясь снова, до тех пор, пока не потухнет окончательно. Смирение приносит с собой смерть личности.

Что выводит вас из "мёртвых петель"? Вы верите в Бога? Вы верите в силу слова? Верите в то, что пришли в этот мир с какой-то миссией? Пусть даже самой тривиальной, но вашей личной? И можете ли сказать, что делаете хоть что-то, чтобы эту миссию выполнить, если видите её? Периодически, нас всех придавливает. Но природа и устоявшийся естественный миропорядок, как бы не чудилось обратное, не знают о вас. Зато знают стоящие за вами. И среди массы людей есть те, кто чувствительнее и слабее. Это не значит, что они хуже. Эти меланхолики, плавающие из одной депрессии в другую, нежные и любящие – нерв общества. Помогая им сохранить душу, вы сбережёте свою. Презрение к слабым и любовь только к весёлым и успешным выстилают вам дорогу в ад.

Предстоял ещё один серый рабочий день. Непроглядная тоска с первых секунд нависла над Олегом. Опохмелившись и выполнив все стандартные процедуры, он вышел из дома и направился к ларьку за сигаретами. Продавщица, подавая пачку, посоветовала зайти заглянуть в соседний за пивом. «Господи, неужели всё так плохо? А дело-то вам какое всем?», – вращал он возмущение в голове.

Синие вагоны неслись по сырым холодным тоннелям без устали, перевозя десятки тысяч людей ежедневно. Раньше Олегу очень нравилось рассматривать пассажиров, угадывать их истории и следить за их настроением. Сейчас они сливались в серую массу, в которой, за отсутствием души, рассматривать было нечего. Ему так казалось. Он сам стал частью этого бесконечного потока и понял о себе: это не индивидуальность, просто алкоголизм гармонично наложился на детские комплексы.

Коллеги в офисе встретили Олега странными взглядами, словно узнали что-то постыдное, которое он тщательно скрывал. Первым делом он налил себе воды из кулера, жадно выпил, немного облившись. Организм потребовал горячего. Пока начальник задерживался, можно было немного побездельничать. Взял пакетик гадкого растворимого кофе из общей коробки и одноразовый стаканчик. Высыпал, залил, занялся поиском ложечек. Картинка тряслась.

Олег продолжал ловить на себе взгляды коллег, но не решался спросить, в чём дело. Усевшись на своё место, он нехотя, вялым движением, включил компьютер. Мерцание дисплея утомляло и без того опухшие глаза. Даже корпоративный пароль он вспомнил не с первого раза, хотя вводил его почти каждый день на протяжении последнего года. Приходилось постоянно переводить взгляд на чашку с кофе или жалюзи на окне, чтобы не начало тошнить. Захотелось чего-нибудь съесть, чтобы перебить эту пустоту в желудке и дать организму силы бороться с интоксикацией. Отчего никогда не находилось времени на это утром?

Олег услышал, как открылась дверь, и чьи-то неторопливые тяжелые шаги. В помещение вошёл директор филиала, взрослый мужчина, под сорок, с уже отчетливо видневшейся залысиной и отвисшим животом, который он в шутку, банально и пошло, называл трудовой мозолью. Мозоль эта была предметом постоянных насмешек его подчиненных, еще не осознавших, что заработать здесь они смогут только её и головную боль с похмелья субботним утром.

– Олег Юрьевич, можно вас? – на ходу позвал мужчина.

– Да, конечно, – зевая и радуясь тому, что хоть несколько минут еще не придется смотреть на эту проклятую таблицу, промычал Олег.

Встал, пошатнувшись, побрёл вслед за своим повелителем, по пути выбросив стаканчик в общий бак и закинув под губу жвачку. С ужасом обнаружил, насколько много их там уже было. "Какой сегодня день недели? Чёрт, да какая разница?"

– Присаживайтесь. Прошу.

– Разрешаете? – Олег еле сдержал зевок.

– Олег Юрьевич. Я бы хотел вас кое о чём попросить.

– Я полностью ваш.

– Чудно. Вот, смотрите. У меня есть чистый лист бумаги, и даже ручку я для вас найду, – мужчина долго копался в ящике стола, не желая отдавать свою, инкрустированную и тяжёлую. – Вот, ага.

Олега сразу напряг такой ход разговора. Он уже представлял, о чём дальше может пойти речь.

– Я бы хотел, чтобы вы написали заявление по собственному желанию. Все мы давно понимаем, что вы не в состоянии выполнять свои обязанности.

– Почему же?

– Вы за последний месяц хоть что-то сдали вовремя?

Олег замялся, пытаясь привести хоть какой-то контраргумент. В голову ничего не приходило. Очень хотелось пить, есть и курить, и эта триада напрочь отбила у него все воспоминания.

– Вот видите. Я всё понимаю, у вас, быть может, тяжелый период, но поймите меня и вы. Нужно работать, а вы не можете взять себя в руки. Конечно, вы ещё две недели у нас потрудитесь, но это формальность. Так положено.

– Кем положено?

Через секунду Олег осознал всю глупость своего вопроса, которая читалась на лице его работодателя. Пятиться было некуда, и он признал свою неправоту.

– Да, я вас понял.

– Знаете, обычно люди просят оставить их, что-то обещают…

– А мне нечего обещать, – перебил Олег. – Я и себе ничего пообещать не могу, поэтому за остальных даже не берусь.

– И правильно! – нотка удовлетворения и капелька уважения чувствовались в голосе. – Правильно!

– Мне можно писать?

– Вы хозяин, – сказал действительный хозяин положения.

Олег долго выводил буквы на бумаге, периодически уточняя форму. В голове крутились мысли о будущем. День начался как обычно, и резко сменил вектор. Ужасно. Получается, коллеги что-то знали, раз так смотрели? А он – нет? Удивительно. Когда-нибудь, нам всем всё простят.

Заявление было окончено, подпись директора на нём незамедлительно поставлена.

– Я свободен?

– Можете занять своё рабочее место. Ещё две недели оно ваше.

– И на этом спасибо, конечно, – простонал Олег, тяжело поднимаясь со стула.

Всё это время он пытался поменьше дышать, чтобы не генерировать испарения этанола. Жвачка не могла полностью исправить положения, поскольку источались они через лёгкие. "И почему же мне снова до сих пор не всё равно?" – подумал Олег, выдохнув, выйдя из кабинета.

Мысленно он уже собирал вещи. Правда, эта информация не успела утрястись, как-то упорядочиться в голове. Он смотрел на других сотрудников, многие из которых сразу же отворачивались, как только ловили его взгляд. Значит, всё прекрасно знали. Вот они, предатели в чёрных плащах. Будут продолжать получать свои тридцать тысяч. Змеи.