Санкт-Петербург, Российская Федерация. 22 января 2020 года.

Шасси коснулись бетона. Настя облегчённо выдохнула, расслабила плечи. Последние минуты полёта дались ей тяжело. Самолёт ложился то на правое, то на левое крыло, замедлялся, словно замирая в воздухе, даря ощущение приближающейся катастрофы. Уши закладывало, и чтобы избавиться от дискомфорта, приходилось часто зевать.

Настю приехали встречать все. Влад, Денис, Женя. Со всеми обнялась как со старыми друзьями. Уникальное коммуникативное действо, сближающее с первой минуты. Настя была уверена в том, что с плохими людьми Влад не стал бы водить такую близкую дружбу, а потому спокойно доверилась незнакомцам.

Влад по привычке забрал машину в каршеринге. Приготовил несколько красных купюр на случай, если их остановят сотрудники ГИБДД и заинтересуются запахом «перегара» в салоне. Обычная практика на просторах России, не дающая российскому гражданскому обществу вырасти над советской ментальностью. Влада это не сильно смущало, поскольку чувствовал он себя неплохо, но парни изначально советовали вызвать такси, чтобы, как выразился Денис, «не поднимать с пола срок».

По пути обсуждали, куда можно пойти вечером. Влад старался не отвлекаться, сконцентрировавшись на дороге. Через приоткрытое окно он стряхивал пепел, который нагорал быстрее от потоков свежего воздуха, чем он нечастых затяжек.

– Можно просто в центр, погулять, – от Дениса это звучало слишком тривиально. – Если бы было лето, можно было бы уехать в город на всю ночь, и бродить до первых поездов метро, а потом вернуться отсыпаться. Помните? А помнишь, Владос как мы на Сенную водку пить ездили, когда у нас закончилась?

– Денис, нужна конкретика. Прогуляться, конечно, можно, но давайте сразу определимся. Водку на Сенной пить и мочиться в Обводный канал как-то не к месту.

Настю забавляла непринуждённость общения. Она ощущала, сколько историй есть в загашнике у этих с виду простых ребят, едва разменявших третий десяток. Местами она пыталась включиться в разговор, и Влад учтиво просил других не перебивать девушку, чтобы помочь ей влиться в компанию. Нет ничего грустнее для человека, чем отсутствие ответной реакции окружающих, а потому Влад старательно выслушивал все её предложения и замечания.

– А вот Исакий где?

– Адмиралтейская. Самая глубокая, кстати. И Медный всадник там же.

– Там даже не видно вроде низа станции, когда спускаешься?

– Чушь. Там два эскалатора. Но в сумме очень глубоко. Сто метров примерно.

– Там есть кафе напротив, прямо с видом на собор, – напомнил засыпавший на переднем пассажирском Женя.

– Хочу! – уверенно отвечала Настя. – Мне нужна фотография такая. Круто же!? Влад, скажи, нужна?

– И мне тоже, – рассмеялся он в ответ.

Влад забронировал отель и уложил Настю спать. Она жаловалась на тяжесть в голове и заложенность в ушах, а лучшего способа уменьшить негативные последствия перелёта придумать было сложно. Впереди предстоял весь вечер. "Мансарда", улица Рубинштейна, "ахматовские Пять Углов". Сводить на Дворцовую площадь? Самому Владу это место казалось ушедшим в тираж, как и Красная площадь в Москве, которая когда-то не произвела на него никакого впечатления. Виды с открыток порой оказываются настолько безвкусными в жизни, что не вызывают желания прикоснуться к ним снова. То же и о людях.

Влад угрюмо курил в вытяжку, а Денис безуспешно пытался его развеселить. В конечном итоге, он сдался, махнул рукой, и взялся за Женю. Шла третья по счёту сигарета, но остановиться Влад уже не мог. Казалось, он совсем их не считает, а никотин его организм воспринимает как витамины. Сколько Женя его помнил, лицо Влада всегда было стянуто спазмом, а курение даже немного его освежило.

– Казённые?

– Что?

– Лёгкие-то казённые? Или у тебя их шесть?

***

Машины неслись по Невскому в обоих направлениях, размешивая влажный январский снег, тяжёлыми хлопьями осыпавшийся со свинцового поддона, которым был накрыт город. В сумерках он казался ещё страшнее, угрожая обрушиться на суетящихся под ним людей. Сорок шесть. Обувь мокла. Температура поднялась до нуля градусов, но если в Сибири ноль – это чудесно, то здесь, на Балтике, ветер и дождь насквозь пропитывали тебя болью и желанием спрятаться в ближайшем кафе.

Ориентиром служил шпиль Адмиралтейства, сиявший в любую погоду. От него налево вдоль сквера с фонтанами. "Мансарда" оказалась почти до отказа забита людьми, что нетипично для такого заведения. Все лучшие места были, конечно же, заняты. Вид собора был действительно хорош летом в ясную погоду, но не сейчас, поэтому биться за столик у окна не стали. Влад сразу обозначил Насте, что она может заказывать всё, что угодно, и не должна стесняться. В ответ она поинтересовалась, откуда у него на всё деньги.

– Я хочу, чтобы со мной здоровались. Пройдём.

Лампы жёлтого света оттеняли мягкие восточные черты лица девушки. Настя расчесала волосы, выразив надежду, что никто не заметил, как она выглядела до этого. Женя огорчил её, сделав комплимент.

Настя листала меню, мысленно возмущаясь тому, как чайник чая может стоить тысячу рублей.

– А это хоть в рублях?

– Ага, в белорусских.

Настя, заказав ризотто и овощной салат, выбирала что-нибудь мясное. Пока официанты несли блюда, Денис с Женей спустились покурить. Влад не пошёл, чтобы остаться наедине с ней и помочь ей выбрать вино. Но разговор как-то быстро пошёл не в направлении алкоголя. То ли свет так падал, то ли Питер так подбрасывал, но тянуло на душевные личные беседы

– Меня всё-таки очень волнует твоё состояние. Ты какой-то странный становишься, – Настя смотрела на Влада открытыми чистыми глазами, но слегка улыбаясь, чтобы замаскировать беспокойство, которое ей было от чего-то неловко показывать.

– Да как сказать, Насть. Я устал сопротивляться. Что меня поддерживает? Я устал радоваться за людей, которые не радуются за меня. Чувствую какую-то пропасть, какой-то барьер, понимаешь? Всегда. Даже с самыми близкими.

– Владик, я понимаю, а ты нет, – воодушевлённо объясняла ему Настя. – Нас понимает большинство, но мы не видим этого, и иногда настолько сконцентрированы на своём несчастье, что не хотим принимать поддержку или просто не видим её.

– Я знаю. У меня много есть. Но ужасающая пустота.

– Я сама такая. Но я отказалась от этих терзаний, и увидела мир вокруг.

Наивность, с которой это было сказано, растрогала Влада. Грех забавляться над чужими чувствами, но защитный механизм снова сработал как не надо.

– Что у вас с женой?

– НИ-ЧЕ-ГО, – по слогам процедил Влад.

– То есть как?

– Я её совсем не знаю. А она не хочет знать меня. Я прикасаюсь к ней, и думаю, что прикасаюсь к человеку, которого знал год назад, но вот именно её, ту, что передо мной прямо сейчас, я вижу впервые.

– А как Вы поженились тогда?

– К чему такие сложные вопросы?

– Может, удастся найти причину.

– Причину я знаю, Настя, и она меня не красит.

– А что же?

– Я не готов сейчас объясниться.

Настя продолжала сверлить его карими глазами. Глазами, полными любопытства, оттенённого презрением. То, что хранил в своей душе сидящий напротив мужчина, было ей недоступно.

– Но ведь причина не даёт тебе жить, – настаивала она. – Пойми, это только половина пути. Нужно идти дальше.

– Так это и страшно. И стыдно.

– А за что именно?

– Ты когда-нибудь видела, как любовница ставит свечи за жену своего любовника? А я видел, и мне даже не высказать, насколько дорога может быть цена простого секса.

– Девяносто процентов сердца?

– Да.

– Пойми, Владик, – она ласково взяла его за руку. – Я просто хочу тебе помочь. Хороший человек пропадает.

– Я понимаю, и вот именно поэтому я прошу не лезть так глубоко ко мне в душу. Я пока не готов дать ответы на все вопросы кому бы то ни было. При всём уважении, солнце.