– Всё равно не улавливаю связь. При чём тут шаманская болезнь?

– Бог, создающий реальность – это Слово. Язык. Речь. Логос. Называй, как хочешь. Реальность, которую мы видим и осознаём определяется теми смыслами, которые мы привыкли использовать. Говоря иначе – теми инструментами, которые мы выучили в детстве. Вспомни известный факт: у младенцев гениальная способность к изучению языков…. Младенец приходит в этот мир словно чистый лист. А если ещё точнее – он сам создаёт привычный видимый мир, изучая язык. И до тех пор, пока младенец не разделил Логос на части – на смыслы, на отдельные слова и знаки – он не может осознать себя, и поэтому мира, который видим мы с тобой, для него просто не существует. Младенчество – это глубокий сон, в котором у человека нет памяти. Просто потому что запоминать нечего. Смыслов-то нет. Улавливаешь?

– Смутно. Но продолжай.

– Мир младенца меняется по мере того, как он изучает язык. За фазой глубокого сна, где всё едино, следует тягучая, медленная реальность. Реальность, в которой всё переплетено друг в друга и исходит друг из друга – как в тех снах, которые мы порой запоминаем. А затем младенец окончательно дробит мир на части, раскалывая его на отдельные смыслы-осколки. Одним из таких осколков становится он сам – его самосознание. С этого момента младенец постепенно теряет единство с миром, и уже не видит его, как что-то цельное. Младенец отделяет себя от мира, и становится тем, кого мы называем «нормальным человеком».

– Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь. Шаманская болезнь – это путь обратно?

– А ты не так безнадёжен, – похвалила меня Лида. – Шаманская болезнь – это сумасшествие. Но сумасшествие лишь для «нормальных людей», тех, чьи мозги настроены на одну волну – на одни смыслы. Колдуны отличаются от нормальных людей тем, что могут путешествовать между уровнями восприятия. Ну ты помнишь, как в тех легендах про шаманов, которые летают между мирами. Проблема в том, что «нормальные люди» представляют себе это как реальное путешествие – сел на метлу и улетел в преисподнюю. Разумеется, всё не так. Когда шаман бьёт в бубен или окуривает себя травами, он делает это лишь для того, чтобы изменить собственное восприятие. Он настраивает свой мозг на другую волну, чтобы вновь вернуться в то детское состояние, когда мир ещё не был разделён на отдельные слова-осколки. Но иногда, случается так, что путешествие происходит неосознанно. Когда другая реальность сама зовёт человека. Это происходит после сильного переживания, стресса – короче, после чего-то неожиданного, что подрывает основы мира, в котором человек привык жить. И тогда человек на секунду перестаёт верить в обыденную реальность, и начинаются чудеса. Человек, сам того не замечая, оказывается в том состоянии, которое обычно предшествует сну. Когда появляются голоса в голове. Знамения…

– Или стук в дверь, – понял я.

– Да, – сказала Лида и вновь указала взглядом в сторону зеркал. – Вспомни себя. Когда ты начал чувствовать её запах?

– После того, как ты вылечила мне палец.

– А раньше? Ты ведь никогда этого не ощущал, верно?

– Верно.

– Но когда ты поверил, что я – не шарлатанка, что я действительно обладаю даром, то ты, мой серебряный, поверил в другую реальность. Ту, в которой девушка в белых одеждах является в зеркалах. Ту, в которой я могу исцелять людей силой Слова. По сути, ты заболел шизофренией. Твоё сознание раскололось. Ты видел привычный мир, но одновременно на мгновение возвращался в состояние сновидения, транса. В то состояние, в котором ты жил во младенчестве.

– Но тогда получается, всё это не по-настоящему, – сказал я. – Все эти девушки в отражениях, стуки в дверь – всё это лишь иллюзия. Игра нашего ума. Галлюцинация.

Лида усмехнулась.

– Ты действительно мыслишь как следователь. Или как врач-бюрократ. Только они не признают реальность фактов, существующих за пределами бумаги. А ты отрицаешь то, что происходит за пределами обыденного восприятия. Кто сказал, что реальность, в которой ты привык жить, менее иллюзорна, чем та, в которую ты возвращаешься каждую ночь в сновидениях?

– Сон – нереален.

– Почему?

– Потому что, когда я проснусь, его больше не будет.

– А когда ты уснёшь или умрёшь, то не будет мира, в котором находишься сейчас.

– Для меня – да. Но не для всех остальных.

– Ошибаешься, мой родной. Всех остальных тоже не будет.

Я задумался на пару мгновений. Потом ухмыльнулся и сказал:

– Чёрт. Это словоблудие, но очень ловкое. Из тебя бы вышел хороший юрист.

– Знаю. Но одного в нашей семье достаточно, – ответила Лида. – Я приведу тебе ещё пример. Мушки перед глазами. Почти каждый человек хоть раз их видел. Такие мутные прозрачные червячки, которые мешают жить, если обращать на них внимание.

– У Макса были такие, – вспомнил я. – Он рассказывал. Вроде как они прошли сами.

– На самом деле нет, – ответила Лида. – Просто Максим перестал замечать их, и в его реальности они исчезли. Это скажет тебе любой офтальмолог: единственный способ излечиться от мушек – это забыть о них. Сознание само выбросит их из твоего мира. Так происходит и со всем остальным. В детстве ты видел и слышал то, что теперь кажется тебе нереальным. Но со временем ты перестал замечать все эти знамения… До тех пор, пока в твоей жизни не появилась я.

– Вечно от вас, женщин, одни неприятности.

– Так-так… – Лида цыкнула языком. – Пожалуй, отдам тебя феминисткам за такие фразы.

Я поднял ладони, признавая ошибку.

– Вот только давай без угроз.

– Извиняйся.

– Лида…

– Я говорю, извиняйся. Иначе напишу предсмертную записку, что это ты меня довёл.

– Хорошо-хорошо. Извините, уважаемая жена.

Лида ухмыльнулась.

– Извинения приняты.

– У тебя случайно родственников с Кавказа нет?

– Мой двоюродный дедушка был осетином.

– Оно и видно. Замашки дедушкины.

Я сказал это, и вдруг мне стало стыдно. Шевельнулось чувство вины, когда я понял, что только теперь – спустя двенадцать лет брака – впервые узнаю о дальних родственниках жены. «Она скоро умрёт, а мы ещё не рассказали друг другу столько вещей. Сколько времени было… Сколько часов мы могли провести за разговорами вместо того чтобы ссориться по мелочам».

Я постарался собраться с духом, понимая, что если позволю теперь сожалениям взять верх, то лишь испорчу момент. «Не ной, – приказал себе. – И не сдавайся. Мы ещё поборемся с ведьмой из зеркала».

– Так вот, возвращаясь к теме, – продолжила Лида. – Насчёт путешествия между мирами.

– Слушаю внимательно.

Лида не заметила моей перемены настроения. Либо сделала вид, что не заметила. Она смотрела всё с той же хитринкой во взгляде и рассказывала свою историю:

– У моей бабушки были очки. Толстые такие, несуразные.

– Помню, – кивнул я. – Видел на фотографии.

– Каждый раз, когда бабушка начинала лечить, она снимала их и убирала в сторону. Раньше я думала, что она делает это потому, что её взгляд обладает силой. Как в том фильме помнишь? Про мутантов.

– Люди Икс что ли?

– Ага. Там был такой красавчик, который лазером из глаз стрелял.

– Его звали Циклоп.

– Он самый. Он вечно носил очки, чтобы кого-нибудь случайно взглядом не убить. Вот примерно так я себе представляла бабушку.

– Бабушка – мутант. Дедушка – кавказец. Опасная у тебя родня.

– Говоришь так, будто только сегодня об этом узнал. Ну а если серьёзно… Дело, конечно, не в самом взгляде. А в том, как бабушка видела мир. Видишь ли, в чём соль. Самое трудное – это научиться переходить из одного состояния в другое. И остаться при этом – «нормальным». То есть иметь возможность вернуться.

– Чёрт… Ты опять меня запутала.

– Я в том смысле, что нужен якорь… Не понимаешь?

– Не-а.

Лида тяжело выдохнула. Затем сказала:

– Ну ладно. Объясню проще. Помнишь, когда мы до свадьбы снимали квартиру, у нас был старенький телевизор, который показывал только два канала? И на втором канале вечно были помехи…