– Какому именно бродяге? – уточнил Макс. Перед тем как сделать осознанный выбор, нужно рассмотреть вопрос со всех точек зрения.

– А что, есть виды бродяг? – сказал Эфраим, – Обычный вонючий старый бродяга, наверное. Из тех, что околачиваются на железнодорожной станции.

– А коровья лепешка большая? – отозвался Кент.

– Стандартного размера, – ответил Эфраим.

Ребята закивали, как будто его слов было достаточно, чтобы представить себе размер этой гипотетической лепешки.

– Бродяга болен или как? – спросил Макс. – Типа, у него задница гниет?

– Его дух болен, – сказал Эфраим после недолгих размышлений, – но анализы в порядке.

– Я бы съел коровью лепешку, – выбрал Ньютон.

– Вот так удивил, – ответил Эфраим.

В конце концов все согласились, что лучше все-таки коровья лепешка, чем вонючие волосатые ягодицы неизвестного мужика, издающие влажное ворчанье перед твоим носом.

– Он бы тебе брови подпалил, – произнес Кент под одобрительный смех. – Он бы свою середку прямо на волосы тебе положил!

– Что бы вы выбрали, – продолжил Ньютон, – выступить перед всей школой или потерять плавки в общественном бассейне?

Эфраим застонал:

– Ну, черт возьми, Ньют, это такой отстооооой.

– Да, но, – пробормотал Ньютон, – ты ведь окажешься голым, правильно? Твоя пятая точка будет у всех на виду.

– Твоя пятая точка? – усмехнулся Эфраим. – Серьезно, пятая точка? Твоя маленькая розовая попка?

Он вытащил пачку сигарет и медную «Зиппо». Затем зажал в губах сигарету и прикурил эффектным жестом: провел зажигалкой вверх по бедру, откинув крышечку, а после быстро прокатил колесико по брюкам. Поднеся огонек к табаку, Эфраим произнес:

– На природе нет ничего лучше вкуса дыма.

Он был единственным из класса, кто курил. Свежее позерство. Эфраим покупал сигареты поштучно – четыре-пять зараз – у старшеклассника по имени Эрни Смегг, чье пухлое прыщавое лицо напоминало корзину бесплатных булочек.

– Неправильно куришь, – сказал Кент, – не так держишь.

– Что? – переспросил Эфраим. Он зажимал сигарету между большим и указательным пальцами, как держат трубку. – В смысле?

– Отец говорит, что так курят только французы, – ответил Кент. – И педики.

Челюсть Эфраима напряглась:

– Заткни свою гребаную пасть, Кей.

– Не стоит тебе курить, – суетливо вмешался Ньютон. – Мама говорит, что от этого легкие становятся черными, как прессованный уголь.

Эфраим вздернул подбородок:

– Да? Твоя мать такая тупая, что гелем для душа моет душ.

– Эй! – ощетинившись, рявкнул Кент. – Не трогай его мать, чувак.

Эфраим фыркнул, но все-таки сказал:

– Прости, Ньют. Так что выберете: подрочить ослу или сделать фистинг Кэти Райнбек?

Кэти Райнбек была милой девочкой, которую заклеймили в школе шлюхой из-за слухов – не подтвержденных никем, кроме Дуги Фезза, – что она мастурбировала этому самому Дуги и довела его «до кульминации» на заднем ряду кинотеатра «Норд-Пойнт». «Иисус на велике, она ж не понимала, что, на хрен, делает, – рассказывал на школьном дворе Фезз выпучившим глаза мальчишкам, и в его голосе звучало испепеляющее презрение. – Это ей что, прополка сорняков в саду?»

– А что такое фистинг? – как и следовало ожидать, спросил Ньютон.

– Я бы подрочил ослу, – внезапно произнес Шелли. – Кто желает групповушку?

Ребята молча признали, что именно такой реакции можно было ждать от Шелли Лонгпре – умел он высосать жизнь из этой игры. Из любой игры, по правде говоря.

Восточную часть острова мальчишки прошли в тишине. Тропа становилась все хуже, пока не превратилась в полосу рыхлого сланца, окаймленную водорослями и колючим чертополохом. Она огибала отвесную скалу, обращенную к свинцовому морю.

– Нам туда? – спросил Ньютон.

– А куда ж еще? – с вызовом ответил Кент. – Тим нас не на прогулку для бабуль отправил.

Они начали подъем. Сланцевая тропа пролегала по гранитной скале такого же розового оттенка. Под ботинками то и дело осыпалась каменная крошка. Тропинка, которая вначале казалась вполне надежной, вскоре показала свой коварный характер и норовила выскользнуть из-под ног.

На середине пути она и вовсе сузилась. Мальчишкам едва удавалось поставить на нее обе ноги. Ниже пролегал крутой склон, покрытый тем же мягким сланцем. Камнем вниз с такого не упадешь, но, оступившись, покатишься кубарем, отчаянно стараясь за что-нибудь уцепиться. А если не успеешь вовремя затормозить, то окажешься в холодном сером море.

– И чья ж это была светлая идея? – спросил Эфраим. Когда никто не ответил – не хватило ни сил, ни желания, ребята полностью сосредоточились на задании, которое внезапно сделалось очень напряженным, – его взгляд остановился на Кенте, неуклюже огибавшем скалу.

«Ты – полный идиот, – подумал Эфраим. – Тупой кусок дерьма».

Мальчишки, прижавшись лицами к скале, неуверенно пробирались вдоль нее, запинаясь на каждом шагу. Ньютон вскрикнул, когда задел шершавый гранит носом и ободрал кожу. На голых камнях росли редкие сорняки, кончики их увядших листьев покрывала морская соль. И как что-то могло выжить в таком круто нависавшем над водой месте?

Кончики пальцев, точно лапки жуков, скребли по скале, отчаянно отыскивая опору.

– Хватайся, – сказал Эфраим, дотянув ладонь Шелли до нужного места. – Вот выступ. Чувствуешь? Вот.

Затем Эфраим развернул бедра и выбросил в сторону ногу, изобразив телом крест: одна рука держится за скалу, другая вытянута в сторону; одна нога стоит на тропе, другая нависает над волнами, которые разбиваются в сотне футов внизу.

– Я на вершине мира, мам![7]

– Прекрати! – завопил Ньютон, его ноги задрожали точно желе, и он осел на каменный уступ.

– Хватит, Иф, – сказал Макс, пальцами впиваясь в скалу.

Эфраим прищурился, что указывало на назревающую в его голове выходку, но лишь качнулся назад к утесу.

– Береги шкуру, Ньют. Не доводи себя до инфаркта.

Эфраим, прижавшись лицом к камню, почувствовал, как бешено свистит его дыхание. Волны ритмично бились о скалы, море с бульканьем втягивало пенящуюся воду. Руки дрожали. Длинные сухожилия, тянущиеся вдоль икр, подергивались.

«Мы можем умереть. – Мысль лезвием гильотины пронзила мозг Эфраима. – Один поскользнется, другой попытается подхватить – закон скаутов номер два: скаут всегда предан своим товарищам; он должен оставаться им верным несмотря ни на что, – потом следующий и еще один, пока все не повиснем и не свалимся гирляндой бумажных человечков».

Идущий во главе отряда Кент уже понял, что выбрал неправильный маршрут. Но кто же в этом виноват? Тим, раз отправил их одних. Монотонный металлический гнев пульсировал в висках. Тупой Тим виновен в том, что разум Кента парализован страхом. Тупой, тупой, тупой…

По другую сторону коварного уступа тропа расширилась. Кент помог перебраться Эфраиму, затем Шелли, а после Ньюту и Максу. Ребята молча шли вдоль пологого подъема, обливаясь потом и тяжело дыша. Тропа выходила на плоскую скалистую площадку с видом на океан.

Эфраим обеими руками толкнул Кента в грудь. Тот отшатнулся.

– Отличная идея, гений.

– Это не моя… Я не нарочно. – Шея Кента сделалась пунцовой.

– Лучше не давать тебе ключи от самолета, чувак. – Эфраим задрал голову и почти уперся в подбородок Кента. – С твоим топографическим кретинизмом ты бы всех завез на Солнце.

Эфраим сжал кулаки. Кент знал, что тот не постесняется пустить их в ход. Иф ввязывался в драки. А Кент не так уж и часто. Конечно, он пихал других мальчишек и зажимал их шеи в захват, но никогда не дрался по-настоящему. Не приходилось. Он был крупнее, а это и пугало, и отбивало охоту на него наброситься.

Но сейчас перед ним стоял Эфраим – взведенная пружина из мускулов и раскаленной ярости – и бросал ему вызов. Волосы Кента от пота липли ко лбу. Кровь в черепе стучала в ритме хай-хэта. Он представил, как ему в подбородок прилетает кулак. Вообразил свое падение и боль в подвернутой ноге. От таких видений во рту сделалось кисло.