– Я здесь, Великая Прорва! – произнесла женщина.

– Я тоже, – раздался в ответ насмешливый голос. Казалось, горло, породившее его, сделано из желе.

Крупный камень в углу зала зашевелился, и оказалось, что это не камень, а живое существо. Руки и ноги терялись в складках полупрозрачного, желеобразного брюха. Вся эта груда бурого студня венчалась вполне человеческой головой с немыслимой путанницей волос, темным жабьим лицом и бессмысленным взглядом выпученных глаз.

Гостья чуть склонила голову, потом спокойно прошла вперед и села на широкий каменный выступ.

– Наконец-то. – прохлюпала Прорва. – Рассказывай!

– Мой план сработал. Единственный путь вел ее прямиком в мою ловушку.

– Где отродье? —бесцветные глаза полыхнули голодным блеском.

– В Музеоне.

– Как? Почему? – проревела Прорва

– Ты же требуешь, чтобы она пришла добровольно?

– Не я требую! – злобно прохрипела Прорва. – А договор с этой мерзкой клячей!

– Как бы то ни было. Это труднее, чем похитить или запугать. И потребует больше времени.

– А мне на минуточку показалось, что ты не справилась… – угрожающе прохрипела Прорва.

Гостья оставалась спокойной.

– Тебе показалось. У меня есть новый план.

– Что задумала? – Прорва разместила поудобнее дрожащие складки брюха.

– Не буду утомлять тебя подробностями. Скоро Агафьино отродье будет стоять на этом самом месте.

– Ну-ну… – безгубый рот растянулся в подобие улыбки. И снова сжался. – А если оба отродья встретятся?

– Исключено. Ариадны нет ни среди живых, ни среди мертвых.

Глава 10

– Белоконь… Где сочинение? – вкрадчиво интересуется Зоя Всеволодовна.

– Какое сочинение? – вздрагивает Саша.

Она сидит за партой в кабинете литературы, а Зоя стоит перед ней.

Из-за Зоиной спины высовывается Светлана.

– Говорила тебе, напиши…– шипит она, – а то худо будет!

– Хорошо, я напишу… Но скажите, на какую тему!

– Тема на доске. Пока не напишешь – из кабинета не выйдешь! – объявляет Зоя Всеволодовна и чеканным шагом покидает кабинет.

Светлана грозит Саше пальцем и выплывает следом. Щелкает ключ в замке.

“ Какая же тема? – размышляет Саша, – на доске ничего не написано, только петрушка деревянный прицеплен. Каспар в него сегодня играл. Знаю! Тема – Каспар Хаузер! Кто же это такой? Забыла… Это от голода. Надо яблоко съесть”

Она лезет в рюкзак, достает яблоко. Что за гадость? Оно измазано липкой черной грязью!

“Хорошо, что я ношу с собой бутылку с водой!”

Густая, как масло, зеленовата вода течет из бутылки. Яблоко выскальзывает из рук, катится, подпрыгивая, в угол кабинета. Саша идет за яблоком, но вместо него на полу лежит прозрачная красная бусина.

“ О! Важная вещь! Не помню, зачем она мне, но точно знаю – я должна забрать ее и спрятать…

Саша наклоняется за бусиной, а в углу – норка.

“ Как здорово! Я сейчас просто вылезу отсюда и убегу. Меня же мама ждет давно!”

Она протискивается в норку и ползет, крепко сжимая в кулаке бусину – ее ни в коем случае нельзя потерять! Стены норки сужаются, теснят ее со всех сторон, она уже не может двигаться вперед. И назад не получается! Стены сжимаются, давят. Как душно!

– Мама… – едва дыша шепчет Саша и просыпается в слезах. “Сон.. какое счастье!”

Утреннее солнце наполняло мягким светом комнату со скошенным потолком. Отойдя от кошмара, Саша еще пару секунд не могла сообразить, где она, и что с ней вчера произошло.

Город муз… Это правда, или она сошла с ума? Вторая версия никуда не годится, значит придется смириться с первой.

Она оглядела комнату. Давно не крашеные белые стены, дощатый пол, в углу старинный шкаф, под круглым окном небольшой письменный стол.

Она лежит на высокой, как слон, кровати, придавленная тяжелым лоскутным одеялом. А на одеяле Молчун – развалилась, негодяйка, поперек, прикинулась куском белого меха.

“Вот почему я не могла выбраться из норы.”

– А вот и не потому… – зевнула Молчун.

– Да? И почему же?

– Толстая потому что…

– Ха-ха! А вот и мимо! Я худая, как швабра. Брысь отсюда. Бесишь. Я вообще кошек не люблю.

– Да и на здоровье. Я не кошка.

– Ах, да, я помню. Все равно бесишь.

Саша спрыгнула с кровати. Обнаружила себя в белой рубашке до пят, а свою одежду – выстиранной, поглаженной и аккуратно развешенной на стуле.

Одевшись, она подошла к окну – не терпелось полюбоваться садом при свете дня. Но ее ждало разочарование. Сад выглядел запущенным и заброшенным. Там и сям высились обломки каменных стен, останки чугунных заборов. Посреди очаровательной зеленой полянки торчала старая калитка. Пока Саша гадала, зачем нужна калитка в никуда, на дорожке, ведущей к зарослям синей гортензии показалась Бэлла. Она торопливо шла, перегибаясь набок под тяжестью ведра с водой. “Зачем она несет воду в кусты? Что там поливать после вчерашнего потопа?”

– Что ты встала, как пень? – вернула ее в реальность Молчун.

– Да сон мне приснился… странный, – ответила Саша первое, что пришло в голову.

– Расскажи.

– Буду я кошке сон рассказывать! Покажешь, где кухня?

Молчун сделала вид, что не может оторвать восхищенных глаз от полусонной мухи на окне.

– Ну и ладно, сама найду.

Следуя за ароматом вишневого варенья, Саша спустилась в подвал, целиком отведенный под кухню. Посередине высилась белая печь, в которую при желании можно было бы запихнуть бревно. Стены от пола до потолка занимали шкафчики, полочки, ящички. По углам громоздились сундуки, короба, глиняные жбаны, корзины с овощами и фруктами. Бэлла, стоя возле маленькой печки, что-то помешивала в кастрюльке. Саша робко поздоровалась. Бэлла, не поворачивая головы, пробормотала что-то в ответ.

–– Спасибо, что постирали мои вещи… это ведь вы?

Молчание в ответ.

– Я, наверное, вам мешаю…

– Пока не мешаешь, а возьми вот ложку, да и мешай! Большая ложка, перемазанная вареньем, мигом оказалась в руке у Саши, а сама она заняла Бэллино место у плиты.

Бэлла, что-то бормоча себе под нос, захлопала дверцами шкафов.

На длинный сосновый стол грохнулась глиняная банка с мукой, миска с растопленным маслом, несколько яиц шлепнулись в каменную миску, и Бэлла в считанные секунды превратила их с помощью венчика в желтоватую, воздушную пену. Не прекращая колдовать над миской, одной рукой она выхватила кастрюльку с вареньем из-под неловких Сашиных рук и бухнула на край стола.

– Готово. Отойди-ка!

Саша, так и не выпустив из рук ложки, отступила назад, а Бэлла вместе с миской переместилась на ее место. Первая оладья зашкворчала на чугунной сковороде, которая все это время, оказывается, грелась у Саши под локтем.

– Не стой как столб, садись!

Бэлла водрузила на стол темно-красный чайник с обколотой эмалью и зеленое блюдо, на котором дымилась гора золотистых оладьев. А на столе уже стояли тарелки, чашки и наполненный сметаной фарфоровый сливочник в виде коровы.

– Извини уж, парадную посуду доставать не буду.

Саша опустилась на табуретку возле стола. На ногах у нее тут же устроилась Молчун, давая понять, что все забыла и простила. Саша неуверенно потянулась за сметаной.

– Не кормить со стола!

Саша отдернула руку, подмигнула Молчун, мол, погоди, попозже. Зацепила вилкой оладушек, потянула к себе на тарелку.

Неуверенно нацелилась чайной ложкой на кастрюлю с вареньем.

– Смелей, не отравишься! – подбодрила ее Бэлла.

И сама шлепнула три оладьи на Сашину тарелку. Двумя ложками зачерпнула сметаны и варенья и плюхнула сверху. Молчун гипнотизировала Бэллу преданными глазами.

– Ладно, и ты жри! – Бэлла швырнула ком сметаны в железную миску под столом и точным движением босой ноги отправила в угол, где стояла метла.

Молчун, не теряя достоинства, проследовала к миске и занялась сметаной.

Саше показалось, что и пяти минут не прошло с момента ее появления на кухне, и вот она, обжигаясь и пачкая вареньем нос, уплетает самый вкусный в своей жизни завтрак. Бэлла присела напротив. Она не ела, молча смотрела на Сашу. Молчун, расправившись со сметаной, вернулась к столу и снова уселась Саше на ногу.