– Иначе твоим домом станет психиатрическая лечебница. Хочешь туда? – Саша из всех сил замотала головой.
– Будешь пай-девочкой? – Саша энергично закивала.
Глаза погасли. Комната вынырнула из темноты.
– Сейчас ты ляжешь в кроватку, – ласково запела Светлана, – и спокойно уснешь. А завтра все будет хорошо….
Но завтра все было плохо. И послезавтра. Каждый новый день теперь начинался так:
“Я бедная сиротка, я обычный подросток, я хорошая девочка… Что еще? У меня был нервный срыв, я больше так не буду. Я не вспоминаю о маме, не пытаюсь ее искать. Не плачу. Я справлюсь. Только бы она не догадалась. Мне никто не поверит. Она на любого наведет морок. Я не хочу в психушку! Я хорошая девочка. Я все равно найду маму!”
Саша затаилась. Она старалась меньше разговаривать и больше улыбаться. Стала вежливой, послушной и удобной.
Светлана оказалась заботливой мачехой. По утрам кормила сырниками, щедро поливала их вареньем, следила, чтобы Саша все съела.
– Кушай, Сашенька, смотри, какая ты худенькая. Как швабра! Кормишь тебя, кормишь, куда только все девается? – мурлыкала Светлана, поглаживая Сашину руку широкой теплой лапой с длинными ногтями. И Саше казалось, что Светланина рука – сытая кошка, а ее собственная костлявая кисть – обреченный птенец.
Она упихивала в себя сырники и, обмирая от страха, гадала – может Светлана чего-нибудь в них подсыпала? Или варенье сварила с колдовской травой?
Криво улыбалась, благодарила Светлану. Та отвечала:
– На здоровье, деточка.
Все было спокойно и мило. И очень страшно.
Она перестала писать. Она возненавидела себя за то, что когда-то переселяла на бумагу свои фантазии. Из-за них мамы больше нет. Если в ее голову забредал новый герой, она гнала его. Она хотела уничтожить свои черновики, утопить их, сжечь, закопать. Но коробки, набитые исписанными тетрадками и блокнотами, оказались пустыми.
Загадочное исчезновение черновиков не расстроило Сашу. Ей было стыдно о них вспоминать. Как ей вообще пришло в голову начать писать? Теперь даже школьные сочинения даются ей с трудом – она с трудом вымучивает из себя корявые, безжизненные фразы.
Историю с Зоей она помнила смутно. Она что-то написала. Зоя прочла. Назвала ее бездарностью. Она ушла, дверью хлопнула.
Папа стал похож на фотографию, которую научили ходить и разговаривать. Если Саша обращалась к нему, отвечал. Сам он задавал только один вопрос:
– Как дела в школе?
Вежливая улыбка не сходила с его лица. И как ни старалась Саша смахнуть эту невыносимую улыбку, ей не удавалось. Да и возможности такой Светлана не оставляла, всегда маячила неподалеку.
Однажды Саша все же улучила момент – мадам отправилась в ванную, а папа сидел на диване в гостиной и смотрел в точку. Он теперь часто так сидел. Саша примостилась у папиных ног, заглянула в пустые глаза.
– Сашенька! – очнулся папа, – как дела в школе?
– Знаешь, пап, что сегодня было? Сидим мы на уроке химии, решаем уравнения. Вдруг с улицы – тук! тук! тук! Смотрим, а за окном наша директриса верхом на метле!
Папа улыбался.
– Снимает туфлю, – не сдавалась Саша, – и как швырнет ее в окно! И вдребезги!
Папа внимательно слушал.
– Директриса влетела в класс. – продолжала она упавшим голосом. Подлетела к портрету Менделеева и как плюнет в него!
– Очень хорошо.
– Ничего хорошего. Теперь на портрете зеленое пятно. Химик так и не смог его вывести. – прошептала Саша сквозь слезы.
– Что ж, я рад, что у тебя все в порядке.
– Пап… Ты где?
Папа встал с дивана и побрел куда-то. Саша за ним. Он постоял немножко в холле и двинулся в Сашину комнату. Она кралась следом, стараясь случайным звуком не спугнуть слабую надежду.
Папа вошел в ее берложку, опустился на пол. Она тихонько присела рядом.
– Сашка… знаешь, мне иногда кажется, что я – это не я. – признался папа. – Будто настоящий я живет… живу… далеко. А здесь – кто-то другой. – он посмотрел на Сашу почти прежними глазами. Обернулся к белой стене, где еще недавно зеленело дерево с птицами.
Саша едва дышала. “Сейчас он вспомнит!”
– А еще, – продолжал папа, наморщив лоб,– я постоянно хочу вспомнить что-то важное и не могу. Тот, другой не дает. Каждый раз, когда я пытаюсь сосредоточиться, он включает музыку в моей голове. На полную громкость. Вот как сейчас.
– Пап… вспомни, пожалуйста, – прошептала Саша.
– Может ты поможешь?
– Я не могу. Ты должен сам. Мне нельзя.
– Помоги мне. – тихо попросил папа.
Опасные слова теснились в горле, она почти решилась…
Щелкнул выключатель и комнату залил яркий свет.
Светлана! Как она тихо подкрадывается… Саша терпеть не может верхний свет, Светлана это знает. Она ничего не делает просто так.
– Секретничаете? – бледные глаза просканировали их по очереди.
– Если вам так хочется сидеть в темноте, предлагаю вместе посмотреть кино.
– О! – вежливо обрадовался папа, – я как раз хотел посмотреть кино. Ты угадываешь мои желания, дорогая. – он поцеловал руку Светлане.
– И мысли, дорогой, и даже мысли. – ответила Светлана, глядя на Сашу.
– Пойдем, Сашуль! – обернулся папа.
– Пойдем, папуль! – в тон ему откликнулась Саша и побрела следом.
День проходил за днем, она все крепче сжимала зубы, все глубже уходила в себя и тащила дальше свою жизнь, как усталый ослик неподъемную поклажу. Прямиком к обрыву.
Глава 2
Прошел год. Субботним утром Саша брела по солнечному, веселому Арбату, не видя света, не слыша звуков.
Она жила теперь, как ей казалось, под стеклянным колпаком. Это был хороший колпак – прочный, надежный. Но, укрывая Сашу от страха и тоски, колпак не давал просочиться ничему другому. Цвета, запахи, музыка, друзья, смешные истории, милые котики – все это оставалось снаружи, не доходило, не трогало.
Сегодня ей удалось улизнуть из дома до завтрака, специально встала пораньше. Светланина еда – ее вечный страх и ужас. В рюкзаке у нее два яблока и бутылка воды. Когда голод совсем одолеет, она перекусит. Выиграет еще пару часов покоя.
Можно, конечно, купить что-нибудь. У нее с собой сто рублей с мелочью, а в переулке неподалеку – ее любимая пекарня. Там приветливые черноглазые девушки продают ореховые трубочки… Стоп! Если она поддастся соблазну, то не сможет прибавить очередную крохотную сумму к своим сбережениям. Когда есть цель, надо быть твердой.
Саша все рассчитала. Через два года с небольшим ей исполнится восемнадцать. Она станет взрослой. Никто не посмеет угрожать ей психушкой. И тогда она попробует разыскать маму. Будет искать, пока не найдет.
Но для этого нужны деньги, хотя бы на первое время. Так что надо копить. И не разбазаривать деньги на удовольствия, а силы – на принятие пустяковых решений. Их и так нет. Светлана забирает все без остатка. Только выйдя из дома и нахлобучив глубокий капюшон, она может перевести дух и начать собирать силы, как раскатившиеся бусины.
Она вздохнула, миновала опасный поворот и поплелась дальше. Ей нравится здесь бродить. Каждый встречный выглядит странновато – место такое. И никто не обращает внимания на долговязую девочку в капюшоне. Здесь легко быть невидимкой.
Но сегодня случилось необычайное. Может солнце светило слишком ярко, может колпак дал трещину, только Саша почувствовала, как кто-то цапнул ее за рукав. Она вздрогнула, вырвала руку, обернулась.
Перед ней стоял человечек крошечного роста в потертом камзоле и коротких красных шароварах. На голове драная бандана с черепами, в ухе здоровенная серьга. Левый глаз прячется под черной повязкой, правый смотрит пристально и хитро. Карлик-пират. Ряженый. Здесь таких полно.
– Здрасьте! – невольно вырвалось у Саши.
– О, прекрасное сумрачное дитя! – завел пират заискивающим голоском.
“Сейчас начнет нудеть, чтобы сфотографироваться.” – с досадой подумала Саша. – “Нашел к кому прицепиться!”