– Тс-с-с! – Клара прижала к губам длинный тонкий палец. – Позже.

– Вообще-то мне помогли. – осторожно продолжала Саша, – Все началось с этого карлика.

– С карлика? – Кларины глаза потемнели, их будто дымом заволокло. —Ты уверена, что это был карлик?

– Ну конечно! Вот такого роста… – она показала – какого.

– Плохо. – вздохнула Клара. – Раз уж мы прервали твой рассказ, можно я у тебя кое-что спрошу?

Саша кивнула.

– Как зовут твою маму?

– Ариадна.

Клара посмотрела на Карла Иваныча. Потом снова на Сашу.

– Вы с ней похожи?

Вот сейчас бы пригодились ее неумелые рисунки! Но альбом остался в рюкзаке, а рюкзак – в страшном доме…

– Говорят – похожи. Только она очень красивая.

Клара улыбнулась.

– А бабушка у тебя есть? – спросила она.

– Была. Папина. Она умерла. И у мамы никого. Она не помнит своих родителей.

– Карл Иваныч, что думаете?

– Думаю, Кассандра предупредила бы нас…

“Кассандра? При чем здесь Кассандра? “ – встревожилась Саша.

– Послушайте… – устало проговорила она, – еще утром я и знать не знала о Самородье. Я гуляла, никого не трогала, а тут этот ряженый карлик! Может я нарушила какой-нибудь закон, в сад этот влезла… Но я просто ищу маму. Больше мне ничего не нужно, честное слово! Наверное, в эту историю трудно поверить. – грустно закончила она.

– Я верю. – спокойно ответила Клара.

И Саша рассказала о портрете, о Каспаре, о том, как влезла в чужой сад. И замолчала. “…Матери не увидишь и сама пропадешь”. – вспомнилось ей.

– И я заблудилась. – она отвела глаза. – Еле выбралась на площадь Безобразова. А там все другое! Ни пристани, ни парома. А потом появилась…

Она снова запнулась. Та девушка, Эола, просила никому о ней не говорить.

– …то есть, Савва появился. А дальше вы знаете. – закончила Саша, стараясь не смотреть на Клару. Она была уверена – та ее мигом раскусит.

На ее счастье открылась дверь и Бэлла вкатила в комнату тележку, уставленную тарелками. В центре гордо торчал кофейник. Угощение на тележке показалось Саше довольно скромным – домашний хлеб, тарелка с сыром и фрукты. Но она и голода не чувствовала. Она помотала головой.

– Спасибо, я не голодна.

– Ну тогда шоколаду выпей,– не стала настаивать Клара.

Бэлла вручила Саше кружку. Она через силу сделала пару глотков, согрелась, повеселела и отважилась на корочку хлеба. Хлеб показался ей очень вкусным, как-то сам собой к нему присоединился кусочек сыра, потом еще один…

– Смотри только, не лопни!

Саша чуть не подавилась, закашлялась до слез.

Белая кошка лежала на полу в позе сфинкса, сверлила ее наглыми голубыми глазами и рта не раскрывала. А голос явно принадлежал ей. Это было уже слишком. Саша поставила чашку на тележку.

– Вы это слышали? – она указала пальцем на кошачью морду.

– О чем вы, деточка?

– О том, что вот это… животное постоянно лезет ко мне и хамит! А я уже решила, что у меня голоса в голове! – Саша остановилась, сообразив, что ее слова звучат как натуральный бред.

– Ты слышишь Молчун? – удивилась Клара.

– Так она еще и Молчун?

– Да. Она не умеет мяукать.

– Трепло – вот ей подходящее имя! Лучше бы мяукала.

Молчун обиженно отвернулась.

– Подумаешь, пошутила разок…

– Вот опять! Не слышите?

Клара обменялась взглядами с Карлом, Бэллой и Саввой.

– Вы думаете, я с ума сошла? – спросила у них Саша.

– Ни в коем случае. Ты просто слышишь анимузу. – спокойно ответила Клара.

– Кого? – не поняла Саша

Ей никто не ответил.

– Вы намекаете, что эта девица – подопечная Молчун? – удивился Карл Иваныч.

– Или посредник. – подала голос Бэлла.

– Или и то и другое, – протянула Молчун. – Тебе повезло, человек…

– Что еще за анимуза? Кто вы такие? Где я?

Бэлла повернулась к Кларе.

– Надо сказать.

Клара прикусила губы.

– Лев придет – труднее будет.

– Какой еще лев? Что такое анимуза? – занервничала Саша.

– Он не придет сегодня. – ответила Клара

– Ну хоть ты скажи, ты, вроде, нормальный! – Саша в отчаянии повернулась к Савве.

– Клара, скажите ей. – попросил Савва.

– Что происходит, объясните, умоляю! Карл Иваныч какое-то слово сказал странное… Му…

– Музеон. – произнесла Клара. – Город, где живут музы.

– Музы? – Саша обвела всех по очереди вопросительным взглядом. – Те самые?

Ответом было общее молчаливое согласие.

– Всякие. – сказала Молчун. – Я, например, муза в теле животного. Анимуза.

“Вот теперь все ясно. Светланины штучки!” – с ужасом догадалась Саша и поднялась с дивана. – Главное, виду не подавать и улыбаться.”

– Ну, спасибо вам большое за угощение. Мне, пожалуй, пора. Приятно было познакомиться…

Скаля зубы в улыбке, она попятилась к выходу.

– Саша, подожди. Послушай… – ласково сказала Клара.

– Да нет, я все поняла. – нервно посмеивалась Саша, отступая к двери, – музы, анимузы, львы… Мне просто пора.

“Только бы выбраться отсюда! Спрячусь в лесу до утра!”

– Да постой ты, дурында! – сказала Молчун, – Включи соображалку! Никакая Светлана не научит кошку телепатии! Ты моя подопечная. А я – твоя анимуза. Кстати, в лесу ты до утра не дотянешь.

Саша растерянно взглянула на Молчун, обвела глазами всю компанию.

– Детка, сядь. Послушай. – мягко сказала Клара.

Молчун подошла и молча потерлась щекой о Сашину ногу.

Саша вздохнула и села на прежнее место.

***

Дурное дыхание болот окутывало подножье Черной горы, ползло выше, по гладким бокам, и лишь у самой вершины чуть рассеивалось, неохотно уступая ветру и солнцу. А ближе к земле оно стояло неподвижно – кругом гнилая топь, а дальше непролазная чаща, заваленная мертвыми стволами. Густой мох покрывал все пышным ковром, расползаясь все дальше. Трясина поглощала лес. Мертвое место, гиблое, поганое. Жители Самородья называли его Поганой Ямой и носа туда не совали. Да и как сунешь-то? Со всех сторон лес. Единственная дорога кружит между Цветными холмами и теряется в болоте. А чтобы подойти к холмам нужно сделать многоверстный крюк и пройти краем дальнего леса. А короткая дорога, если и была когда-то, шла через запретную зону, ту, что за чугунной оградой.

Самородские бабушки слышали от своих бабушек, что что под самым брюхом Черной горы было когда-то селение. И жили в нем темные, недобрые люди, изгнанные из Самородья за пакости. А потом все селение вымерло за одну ночь от неизвестной болезни. Так говорили Самородские бабушки. Но и им, премудрым и многоопытным, правда открывается не всегда.

Селенье не вымерло. И тяжелый болотный дух был для его обитателей так же приятен, как, скажем, для Саши – аромат ореховых трубочек из Арбатской пекарни.

Женщина, что шла сейчас Мертвым лесом в сторону Черной горы, дышала глубоко и в болоте сгинуть не боялась. Она легко перепрыгивала замшелые стволы, смело ступала на чавкающие кочки, а на ее лице отражалось радостное спокойствие человека, вернувшегося домой после долгих скитаний. Она прошла сквозь лес и скрылась под склизким брюхом Черной горы.

Там душно, влажно, висит тяжелый запах тухлой рыбы, слышно, как где-то капает вода.

– Кто-о-о иде-е-ет!? – раздался глухой рев.

– Пошел вон, вонючее чудовище. – женщина оставалась спокойной, – Не узнал? Хочешь разозлить Прорву?

Грозный рык перешел в глухое ворчание и затих. Женщина двинулась дальше. В темноте замаячила красноватая точка, за ней еще одна. Жуки-фонарщики. Чем дальше – тем больше их становилось. Они ползали по стенам, потолку, шевелились под ногами. Наконец, их стало так много, что они осветили дорогу – узкий и тесный коридор. Он ширился, свод его поднимался, и он окончился просторным залом, освещенным все теми же жуками.

Посреди зала клокотало озеро, наполненное темной, зловонной жижей.