– …и сказал, что отдал бы жизнь за то, чтобы выспаться на твоих волосах.

Снова наступила тишина. Он гладил меня по волосам и прикасался к ним губами. На этот раз я молчала.

– Я слишком много думал, – сказал Геральт. – Почему-то я был уверен, что и ты узнаешь меня. А когда этого не произошло, убедил себя в том, что ошибся. И считал так до тех пор, пока не приехал Сваромир.

– Странно. Ты должен был тогда удостовериться, что и в самом деле ошибся.

– Я удостоверился в том, что, как бы там ни было, ты мне не безразлична. А когда… – здесь он неожиданно замялся, – когда мы впервые оказались в одной постели, понял, что не ошибся. Ты – та, которую я и не мечтал найти.

«И всё же тебя это не остановит. Ты уйдёшь».

Но сейчас он был здесь, и я чувствовала тепло его тела и его дыхание на своей щеке, ощущала, как бьётся под моей ладонью его сердце. И коснулась губами его губ.

Мы целовались робко, неуверенно, будто только сейчас начали узнавать друг друга. Я опустилась на кушетку и повлекла его за собой.

Он целовал мою шею, медленно спускаясь к ключицам. Когда он успел меня раздеть и избавиться от своей рубашки, я не заметила. Его чуткие пальцы скользнули по моей груди, талии и замерли в низу живота, в то время как губы ласкали соски.

Очень медленно он опускался ниже, и я вздохнула, ощутив наконец его губы там, где только что были пальцы.

Немного ему понадобилось времени, чтобы я начала стонать и метаться по постели. В один миг он оказался сверху, и я непослушными от возбуждения пальцами стала расстёгивать его джинсы.

Однако, освободившись от одежды, он не торопился начинать. Коснулся губами моей груди, затем приподнялся и поцеловал меня долгим и жадным поцелуем. Усмехнулся, когда я, изнемогая от нетерпения, вцепилась в его ягодицы, наклонился ко мне, прикусил легонько моё ухо и медленно подал вперёд бёдра. Я замерла, ощутив желанное прикосновение, прижала его к себе… и едва не оглохла, когда он гаркнул над самым моим ухом:

– Чтобы тебя черти взяли, хренов недоносок!

Ладимир резким скачком поднялся с пола, опрокинул торшер, рывком открыл окно и задал стрекача. Геральт бросился за ним в чём был, то есть без всего.

На меня напал столбняк, а потом – приступ идиотского хохота, хотя Ладимира, несомненно, стоило пожалеть. Опасность, которая ему грозила, шуточной не была.

Причина, побудившая его решиться на самоубийство, заключалась в следующем.

Ладимир, всё ещё приходя в себя после столкновения с ведьмаком, вернулся к Диву и заявил, что телефона нет нигде, к Олегу он не попрётся, а если князь так уверен, что его мобильник именно в этом доме, пусть сам идёт и ищет. Ему, Ладимиру, ещё не настолько надоела жизнь, чтобы он рисковал ею из-за телефона, к тому же чужого.

В разгар его патетической речи раздалось низкое вибрирующее жужжание. Ладимир недоумённо замолк, а Див преспокойно вытащил из заднего кармана штанов телефон.

– Ну что, сколько?.. Предложи втрое больше, и пусть гонят арендаторов в шею. Выполнишь, отзвонишься.

Ладимир хотел смачно выругаться, но сдержался. Оставаться в расцвете сил без передних зубов ему не хотелось, и он ограничился словами:

– Да у вас сегодня на редкость хорошее настроение, Див Мирославич.

– Так где телефон? – невозмутимо поинтересовался Див.

– В правом заднем кармане ваших брюк.

– Где мой, мне известно. Твой.

Ладимир не выдержал.

– Видар всемогущий! – завопил он. – Мой-то вам зачем?!!

– Чтобы знать, что он при тебе и до тебя могут дозвониться, если не дозвонятся до меня. Где он?

Ладимир посмотрел на дом. Посмотрел на Дива. Подумал и отправился к дороге, которая тянулась вокруг поля.

Вернулся он через полчаса, совершенно убитый – в сторожке Олега телефона не оказалось. Он сел перед Дивом на землю и заявил:

– Я туда не пойду.

Див посмотрел на него.

– Не пойду! Он из меня чучело сделает!

Возможное превращение преданного воина в изделие таксидермиста князя не тронуло.

– Дайте хоть завещание написать, – упавшим голосом сказал Ладимир.

Через две секунды он тащился к ненавистному крыльцу, бормоча проклятья в адрес чересчур эмоциональных и любвеобильных ведьмаков… а через четверть часа что было сил мчался назад с истошными воплями, по пятам преследуемый одним чрезвычайно эмоциональным, чрезвычайно любвеобильным и чрезвычайно взбешённым охотником на чудовищ.

Див оглянулся. Ни единый мускул на его лице не дрогнул, и он нехотя встал со скучающим видом.

Ладимир мигом нырнул за его спину. Геральт остановился перед Дивом.

– Если ты ещё раз пришлёшь своего затраханного придурка, я не стану церемониться ни с ним, ни с тобой!

Див не торопился отвечать. Он внимательно рассматривал ведьмака – благо, сейчас это можно было сделать во всех подробностях. После скрупулёзного осмотра он развернулся, не спеша вышел за огород и немного побродил там, внимательно глядя под ноги. Затем наклонился, сорвал лопушок, вернулся и глубокомысленно изрёк:

– На твоём месте я бы прикрылся. Хотя бы этим. Комары, знаешь ли…

Див аккуратно водрузил лопушок на наименее защищённую от злобных кровососов часть тела ведьмака. Затем он хладнокровно собрал карандаши, взял блокнот и преспокойно удалился, подталкивая обалдевшего Ладимира, который шёл впереди, поминутно оглядываясь. Потом ему пришлось Ладимира тащить, потому что у того, несомненно, после пережитого покушения, случился приступ истеричного хохота. Как бедняга икал от смеха, слышно было, даже когда они вышли на дорогу и повернули к лесу.

К тому времени, как ведьмак вернулся, задумчиво помавая лопушком, я оделась, с трудом закрыла окно (из-за огрехов строителей оно плохо закрывалось и криво сидело в проёме, и, если ветер дул с июльского заката, сильно сквозило) и теперь пыталась расчесать волосы, изрядно спутавшиеся после неудачного любовного приключения на кушетке.

– Прости, – сказал Геральт. – Этот кретин у меня уже в печёнках сидит.

– Трофей от него? – полюбопытствовала я.

– Не понял?.. Нет, это так…

Он положил лопушок на журнальный столик, вышел на терраску, принёс табуретку и усадил меня на неё. На этот раз – не ожидая возражений.

– Ты, может, штаны хотя бы наденешь? – спросила я, решив пока отложить историю появления лопушка.

– Остальное могу не надевать? – усмехнулся он.

– Геральт, мне в тебе нравится всё, особенно то, что ниже пояса. А… гм… своё главное достоинство надо беречь.

Геральт фыркнул и отправился к кушетке одеваться.

– Див сказал мне то же самое, – сообщил он. – После чего положил этот лопух на моё, как ты выразилась, достоинство и с царственной осанкой удалился.

От хохота я едва не упала с табуретки. Геральт наблюдал за мной (косоворотку он не стал надевать) и, когда я начала успокаиваться, ухмыльнулся.

– Даже не буду представлять, как это смотрелось со стороны, – сказал он, чем вызвал у меня новый приступ смеха.

– Где ты пропадал два часа? – спросила я, когда успокоилась до такой степени, что смогла членораздельно говорить и Геральт начал распутывать мои волосы.

– Чёрт, забыл совсем… Мы молока парного принесли… хотя, наверное, оно уже остыло. Будешь?

– Здорово! В последний раз в детстве пила.

Геральт принёс мне кружку молока, которое благодаря его предусмотрительности не остыло, и снова взялся приводить в порядок мои волосы.

– Так ты за молоком ходил? – спросила я.

– Не совсем. Лад предложил сходить вместе с ним за хлебом, а потом ему захотелось парного молока.

– Подожди, – я опустила кружку и обхватила её обеими руками. – На глазах у всей деревни вы шли в магазин, а потом… где вы молоко вообще взяли?!

– Мы шли полями, – успокоил меня Геральт. Против истины он не погрешил, но не упомянул, что полями они шли, возвращаясь от хлебосольной бабули. – А молоко брали в соседней деревне. У одной гостеприимной старушки.

И он подробно описал, как они сходили в гости к славной бабушке. Когда он закончил, коса моя была приведена в полный порядок, а у меня от смеха болел живот.