– И серые глаза. Со временем у оборотней этого толка меняется внешность, в ней проявляются звериные черты. Отсюда пятнистые стрижки разнообразных расцветок и не менее разнообразный цвет глаз. Чаще всего встречаются жёлтые.

…Естественно, я разглядела в нём знакомые черты, только когда он представился. Он проводил меня до работы, и я заметила, что изменился он не только внешне. От Арсения не осталось почти ничего. Ладимир был довольно развязен, нагловат и откровенно любовался собой и впечатлением, которое производил на встречных девушек.

Естественно, он не собирался поддерживать со мной знакомство, да и я к этому не стремилась.

Потом… сколько же лет прошло? Давно это было. Года через два ко мне на работу зашёл его друг. Он приходил вместе с Ладимиром, когда я оканчивала институт и мы ещё худо-бедно виделись. И он сказал мне, что Ладимира убили.

Я сама не ожидала, каким ударом для меня будет это известие. Да, мы общались несколько лет… но мало ли с кем я общалась подобным образом. Как-то моей маме звонила мама моего бывшего одноклассника и сказала, что он погиб. Поехал кататься на горных лыжах и попал под лавину. И, пусть это прозвучит жестоко, не больно-то я огорчилась, хотя мы долгое время учились вместе и даже год сидели за одной партой. Мне было его жаль, но не более того.

Однако, когда я услышала о смерти Ладимира, несколько минут сидела, не в силах поверить, а потом разрыдалась. К своему собственному изумлению и изумлению Ирбиса, который решительно не знал, что со мной делать. Когда я кое-как успокоилась, обнаружила, что он сидит в соседнем кресле и поглаживает меня по плечу.

На следующий день он отвёз меня к Ладимиру на могилу. Тихое лесное кладбище в области, заросшее старыми деревьями. На могиле чёрный деревянный крест, и вся она усыпана цветами. У подножия креста – только один венок с надписью «Дорогому сыну от скорбящих родителей». Мне въелась в память эта надпись – я знала, что, кроме Ладимира, у его родителей никого больше не было…

Узнав о смерти Ладимира, Геральт не больно-то удивился. Однако потом, слушая меня, он всё сильнее и сильнее хмурился и наконец сказал:

– Подожди. Так его на самом деле убили?

Я обрадовалась его вопросу, потому что могила Ладимира среди звенящего весной леса навсегда врезалась мне в память и слёзы уже стояли у меня в глазах.

– Да. Ирбис нашёл его труп с выпущенными внутренностями, а Див сам его зашивал.

Ведьмак смотрел на меня.

Я помолчала, собираясь с мыслями, чтобы объяснить Геральту то, что сама плохо понимала.

– Ты ведь знаешь о заложных покойниках?

Геральт кивнул:

– Те, кто умер раньше срока. Именно из них получается дрянь вроде упырей и оборотней. Обычные народные байки.

– Тебе виднее, но, насколько я поняла, нечто похожее случилось с Ладимиром. Он оказался не просто оборотнем-рысью, а Чёрной Рысью. Это почти демон со сверхъестественными способностями, вроде умения предсказывать будущее. И, если б он остался жив, со временем превратился бы в неё.

Однако этого сделать Ладимир не успел и духом бесплотным летал между небом и землёй, пока не додумался обратиться за помощью к Диву.

– Див его воскресил?

– Див его вернул.

– Ко всем своим талантам, он ещё и некромант.

– Вовсе нет! Слушай, если тебе этот момент непонятен, узнай у Дива. Я была не в том состоянии, чтобы заниматься расспросами… Ты меня сбил.

– Прости.

– Произошло это года через два или три. Точно помню, что была пятница, потому что стояла поздняя осень, а я возвращалась домой засветло.

Погода была паршивая – холод, серость, морось. Большинство людей в пятницу работает до пяти часов, поэтому на улице народу хватало. Я толпы не люблю и чувствую себя очень неуютно, когда вокруг прохожие кишат, как муравьи…

– Я заметил, – усмехнулся ведьмак.

– … поэтому хотела как можно скорее попасть домой.

…Я обратила на него внимание, потому что на нём была форма Братства – чёрная с серебром, и решила сначала, что он не знаком мне. Волосы чёрные, как уголь, жёлтые глаза, запавшие щёки, выпирающие скулы, словно он долго болел. Он смотрел на меня, однако, заметив мой взгляд, медленно отвёл глаза. Да и мне вроде нечего было его разглядывать. Я отвернулась, но это исхудалое лицо вертелось в памяти, как слово, которое знаешь, но внезапно забыла.

Мы миновали друг друга, и меня озарило. Я не подумала о том, что это глупо, что этого не может быть, я просто знала, что он сейчас уйдёт и мы больше никогда не встретимся.

Я окликнула его, назвав тем именем, которое он сказал мне, когда мы виделись в последний раз. Он на секунду замедлил шаг, но не остановился и не обернулся. Я позвала его громче, готовая догнать, если будет нужно.

Этого не потребовалось. Он остановился и медленно повернулся ко мне.

Жуткое это было лицо – наверное, так выглядела бы смерть, если бы пожелала принять человеческий облик, – но всё же это был Ладимир.

Он подошёл, медленно, словно ожидая, что я закричу или грохнусь в обморок. Я не делала ни того, ни другого. Насколько помню, я тогда даже не удивилась. Просто чувствовала спокойное удовлетворение от того, что это на самом деле оказался Ладимир и я успела его остановить.

Он предложил посидеть где-нибудь. Я согласилась, и мы отправились в кафе рядом с моим домом. На первый взгляд, все столики были заняты, но Ладимир не глядя сунул несколько тысячных купюр хостес, и столик для нас мигом нашёлся – в углу у окна, отделённый от общего зала стеклянной перегородкой.

Мы долго молчали. Ладимир сидел, опустив голову, а до меня наконец начало доходить, что тот, кого я вижу перед собой во плоти, живого и, вероятно, относительно здорового, был убит и похоронен, и я была на его могиле.

С чего я взяла, что это лохматое чудище – мой старый знакомый? Почему я сразу в это поверила? Ведь куда естественнее было предположить, что я обозналась! У меня есть склонность к мистике, я всегда хотела верить в чудеса и оставалась реалистом. Что же произошло теперь?

И тем не менее, у меня не получилось разубедить себя в том, что это Ладимир.

– Как это произошло? – спросила я.

Подразумевалось «Как ты вернулся?», и он понял меня сразу. И рассказал всё. Про то, кто он на самом деле, про Братство Хранителей, про Великого Князя.

Я слушала его и не понимала, кто из нас спятил: он, потому что несёт бред, или я, потому что хочу ему верить. Он и говорил странно, перемежая рассказ неожиданными стихотворными строфами, зацепленными за случайное слово и, на первый взгляд, не имеющими отношения к повествованию.

Мы просидели долго и, насколько помню, я не задала ему ни одного вопроса, кроме самого первого. Он расплатился за чай и проводил меня до дома. Около подъезда, когда он хотел уходить, я неожиданно для самой себя спросила: «Когда мы снова встретимся?». Похоже, для него это тоже было неожиданно, потому что он посмотрел на меня долгим внимательным взглядом перед тем, как ответить: «Когда захочешь». Мы условились на вторник, мой второй выходной.

С пятницы до назначенного дня я то испытывала счастье от того, что всё же мир не таков, каким кажется, то называла себя дурой, потому что хотела верить бредням сумасшедшего типа, который прикинулся Ладимиром. Куда благоразумнее было больше с ним не общаться! Тем не менее, в полдень вторника я вышла из подъезда. Ладимир, как стало ясно при виде его машины, ждал меня с одиннадцати часов. Мы поздоровались, и он повёз меня в Нескучный сад.

Всё-таки если он и был чокнутым, то не безнадёжно: он даже попытался привести себя в порядок перед встречей и постригся. Бриться ему не пришлось, потому что бороды у этих оборотней не растут вообще.

– Повезло, – с тихой завистью пробормотал ведьмак.

Вторник оказался тем редким для ноября днём, когда солнце решило вспомнить о погрязшей в холоде и сырости земле и одарить её своей улыбкой. Ясное небо отражалось в Москве-реке, и вода казалась голубой. Парк был прозрачен и пуст; только на набережной нам повстречалось двое прохожих.