Так, стоп! Я, похоже, по жизни не в своём уме.
Ну и ладно.
Всё же я смутилась и решила подниматься с постели от греха подальше. Наша совместная ночь напоминала ружьё, висящее на стене во время спектакля – раз оно есть, то непременно выстрелит.
Геральт не протестовал, и вновь я не поняла по его поведению, насколько далеко зашла ночью. Похоже, поцелуев не было… мало того, если и было что-то подобное, то только с моей стороны, а ведьмак вёл себя, как благовоспитанная институтка…
За завтраком я упорно смотрела в свою тарелку. Геральт помалкивал. Ладимир наблюдал за нами, и чем дальше, тем более недовольным становилось его лицо. Наконец он отбросил вилку, выпрямился и поинтересовался:
– Так, ребят, я не понял. Вы что, всю ночь за ручки держались?
Я едва не нырнула носом в тарелку и покраснела, как помидор. Он сам-то, интересно, где был? Если на кушетке, то всё прекрасно слышал и знал о прошедшей ночи больше, чем я.
Геральт ни капли не смутился. Он тоже выпрямился и насмешливо взглянул на Ладимира:
– Сказать тебе, за что она меня держала, или сам догадаешься?
Я подавилась омлетом и единым духом выпила полчашки чая.
Ладимир бросил на меня взгляд и иронически предположил:
– За нос?
Геральт усмехнулся и преспокойно вернулся к омлету. Ладимир был заинтригован и уставился на меня. От его взгляда мне стало совсем не по себе, и я подавилась вторично.
Так далеко мои мысли не заходили. Я напрочь забыла самую интересную часть?!
Геральта не сразу удалось отловить после завтрака. Сначала он помогал Ладимиру убирать со стола, потом вымыл посуду, а потом возле нас крутился Ладимир, которому ну очень хотелось знать, что же произошло между мной и ведьмаком. Мне тоже очень хотелось это узнать, но не в присутствии же Ладимира заниматься расспросами!
Кончилось тем, что я ушла в огород подышать свежим воздухом. Вскоре подошёл Геральт и сел рядом со , а Ладимира поблизости видно не было. Правда, если Лад не хотел, обнаружить его можно было с большим трудом, но я решила рискнуть. И так до конца завтрака просидела как на иголках, сколько ещё терпеть…
– Геральт, – негромко спросила я, – за что я тебя держала?
Он с лёгким удивлением посмотрел на меня:
– Ты не помнишь?
– Можно просто ответить? Если б я помнила, стала бы я тебя спрашивать!
Геральт ответил. У меня глаза на лоб полезли, и я таращилась на него, не в силах вымолвить ни слова. Через пару минут дар речи ко мне вернулся, а соображение – нет, и я пролепетала:
– То есть как? Прямо за… Нет, молчи!
Геральт, который уже открыл рот для развёрнутого ответа, послушно промолчал.
Я сидела, тупо глядя в поле и пытаясь прийти в себя. Не скажу, что мне это удалось. Самая интересная часть моих ночных приключений бесследно исчезла из памяти. А я ещё думала недавно, какой же стыд, когда не можешь отделаться от мыслей целовать шрамы на его груди! Какие там шрамы…
Когда ко мне прибрели остатки ума, я поинтересовалась:
– Откуда ты знаешь, если ты в эту ночь спал?
– Плохо я спал, – сказал Геральт.
Неудивительно.
– Если ты не спал, не мог просто убрать мою руку?!
– Я надеялся, ты на этом не остановишься.
Вот тебе и весь сказ.
Думаю, вид у меня был далеко не счастливый, потому что он, помедлив несколько минут, нерешительно спросил:
– Мне на кушетку вернуться?
Я посмотрела в его лучистые глаза, и мне нестерпимо захотелось поцеловать его.
– Не надо, – тихо ответила я. – Я… мне кажется, мы и так слишком долго друг друга избегали.
Он, не отводя взгляда, привлёк меня к себе, и сдержаться не получилось. Он порывисто ответил на мой поцелуй и сказал:
– Ты права. Слишком долго.
Короче говоря, мы просидели на скамейке весь день, и было нам не до разговоров. В те редкие моменты, когда мы не целовались и я не любовалась Геральтом, я удивлялась про себя. Начать хотя бы с того, что после перелома кисти я чувствовала себя королевой, потому что почти ничего не делала. Для меня это было в новинку. Дома, если случалось заболеть, я заботилась о себе сама, как бы плохо себя ни чувствовала. Готовила лекарства, заваривала чай, мыла посуду и тому подобное. На своё счастье, ничем тяжелее простуды я не болела. Здесь же меня окружили такой заботой и вниманием, какие мне довелось испытать, наверное, лишь в младенчестве. Даже для Ладимира подобное поведение было странным, но всё же его можно было объяснить – отношения у нас были скорее не как у друзей, а как у брата и сестры. Ведьмак же меня шокировал. Угрюмый, вечно всем недовольный Геральт, который думал лишь о том, как бы поскорее вернуться, и две недели изводил нас с Ладимиром… и вдруг этот же самый Геральт делит с Ладимиром работу по дому, причёсывает меня, помогает одеваться и раздеваться, стелет мне постель, не отходит ни на шаг и только что не кормит с ложечки… мало того, этот же самый Геральт, который раньше не особенно мной интересовался (да, были у меня на этот счёт сомнения, но моя самокритичность обольщаться не позволяла), вдруг оказывается со мной в одной постели, и, что бы ни было после этого, затащила его туда не я. А потом Геральт ведёт себя так, что даже моя самокритичность позволяет счесть его ночное признание в любви явью.
Мало того. Утром, то есть после того, как я проснулась, мне удалось перекинуться парой слов с Ладимиром наедине. Он-то и сказал, что на рассвете за Геральтом приезжали князья (я слышала незнакомые голоса на терраске, но тогда подумала, что это друзья Ладимира, которые привезли провизию от Брацлава и решили попить чайку). Ведьмак две недели выносит Ладимиру мозг, требуя вернуть его назад, и вдруг, когда за ним наконец-то приезжают, отказывается возвращаться под не то чтобы выдуманным, но преувеличенным предлогом – бедро у него почти не болело и хромота вскоре должна была исчезнуть, а лихорадка прошла так же внезапно, как и появилась.
Что произошло?
Если рассуждать логически, то надо было мне не заниматься гаданием на кофейной гуще, а спросить Геральта напрямую. Сделать это мешал страх. Я боялась, что его признание в любви окажется плодом моей фантазии. Я была почти в этом уверена. С чего бы вдруг он в меня влюбился? Ещё можно было допустить, что он захотел со мной переспать – на безрыбье и рак рыба, но чтобы он меня полюбил… это уже было из области сновидений. О любви он мне больше не говорил, и это лишь подтверждало мои сомнения. Но неужели ведьмак отказался от возможности вернуться в свой мир только из-за похоти?
Нет, скорее всего, как подсказывала моя самокритичность (частенько она здорово напоминала неуверенность в себе), есть другая причина, со мной никак не связанная. Может быть, он хочет сначала увидеть князя Дива… хотя эта версия тоже была малоубедительной. Причина могла оказаться какой угодно, и то, что я не могла её вычислить, вовсе не отменяло её существования.
А вообще, не лучше ли вовсе отказаться от размышлений? Я всегда подозревала, что слишком рассудочна и то, что решается чувствами, пытаюсь решить мозгами. Мне нравится… хорошо, я влюблена в Геральта, он отвечает мне взаимностью, и какая разница, из-за чего он это делает? Как бы то ни было, он вскоре исчезнет навсегда, и не надо портить счастье самой себе. Тем более, что вряд ли мне выпадет испытать его снова.
Я расслабилась, отключила разум и пыталась просто наслаждаться. Однако помешали мне вовсе не неугомонные мозги. К вечеру заныла рука и вскоре разболелась не на шутку. Боль была терпимой, но выматывающей, и отвар Геральта на этот раз помог мало. Ладимир плюнул на все мои возражения и умчался в аптеку за обезболивающим. Только ездил он зря, не помогли даже таблетки.
И хуже всего было то, что я никак не могла найти для руки удобное положение. Боль становилась меньше, только если Геральт держал мою руку на своей груди. Стоило мне поменять позу, и я просыпалась. Утром я чувствовала себя побитой совой, а Геральт, по-моему, и вовсе не спал.
Однако после чрезвычайно раннего, по нашим меркам, завтрака – было только около семи утра, – боль стихла, а когда я выпила чашку травяного настоя (результат совместных трудов Геральта и Ладимира), мне стало совсем хорошо, и я начала клевать носом. Геральт уложил меня в постель и лёг рядом. Заснула я в его объятиях, и проспали мы до вечера.
