– Легко.

– Надо попросить, чтобы мне Басю привели. И машину пригнали. Говорил ведь Мстиславу, да без толку.

– Сейчас дома никого нет. Мстислав с Ледом, Равана с Дивом.

– Чтоб им… попробую Белому написать.

– Бася хорошо знает Белого?

– Знает, но он ему не нравится. Ничего, потерпит его полчаса.

Наступила тишина. Я пыталась читать книгу, стараясь забыть о том, что рядом сидит Сваромир (косоворотку он так и не надел), Сваромир упоённо ковырял деревяшку резцом, Ладимир строчил сообщение одному из своих приятелей. Через несколько минут он отложил телефон и взглянул на Швара:

– Ты Ветрану не видел?

Я заметила, что руки Сваромира остановились на секунду, прежде чем он ответил:

– Нет, не встречал.

Ладимир кивнул.

– Значит, подействовало.

– Что за Ветрана? – спросила я.

Ладимир улыбнулся и завёл руки за голову.

– Да так, пустая интрижка, – сказал он. – Расскажу, если хочешь.

– Конечно, хочу.

– Я в то время проходил Испытание Одиночеством у Генерала. Ну и к Швару частенько наведывался. Как-то в июне засиделся у него позже обычного и решил срезать, чтобы вернуться поскорее. Естественно, заблудился. Еду я по чаще, небо светлое, лунное, но под деревьями темно. Травами пахнет, соловьи поют. Потом начало светлеть, выехал я на опушку леса, а передо мной деревня. Мёртвая почти, там если только в трёх избах жили. Посмотрел, развернул Волчка и поехал прочь. Еду и слышу – словно водой пахнет и девушки поют, да так поют – заслушаешься. Я сначала подумал, что мерещится мне – я ведь к тому времени полгода в лесу проторчал и женщин только во сне и видел. Еду дальше – голоса не смолкают, водой всё сильнее тянет, и Волчок стал уши настораживать. Мне-то могло померещиться, Волчку – вряд ли. Естественно, интересно стало, что это за девушки в Сваромировом лесу распевают. Поехал на звук. Выезжаю на лесную полянку. Там озерцо, облака в него смотрятся, а перед озерцом девушки хоровод водят. Красавицы – в длинных белых платьях, волосы распущенные до земли, в волосах цветы, стройные, лёгкие, как те облака, что в озерцо глядятся. Понял я, что это русалки. По-хорошему, надо было разворачиваться и уезжать, пока они меня не увидели, но…

– Но уж больно хорошо пели, – сказал ведьмак. Он, оказывается, выбрался из своего закутка и сидел в кресле у перегородки, прикрыв глаза.

– И это тоже. Я же тогда молодой был и умом не блистал, да и женщины у меня давно не было. Спешился я и пошёл к ним. Они меня окружили, хохочут, обнимают да щекочут… и незаметно к озерцу тянут. Я вёлся до тех пор, пока не оказался между ними и водой, а потом обратился. Визг подняли, порскнули от меня в разные стороны, как зайцы. Я из озорства погнался за одной. Она меня по чаще кругами водила, пока к тому же озерку не вывела, и бухнулась в воду, лишь пояс её у меня в руке остался. Пояс забрал и поехал домой.

Только из головы у меня эта русалочка не выходила. У неё, небось, всего и радости было, что этот шёлковый пояс, камнями вышитый. Жалко её стало. Попросил Швара, чтобы он гребешок из дерева вырезал, и поехал снова к озеру, только на этот раз новолуния дождался. Вижу – сидит моя русалочка у воды, одна-одинёшенька, и плачет. Меня заметила, перепугалась, вскочила и смотрит на меня – глазищи на пол-лица. «Не бойся, – говорю. – Пояс твой принёс, возьми». И пояс ей протянул. Она смотрит, но подойти боится. «Прости, – говорю, – не хотел тебя обидеть». Пояс и гребешок положил на камень и ушёл, но недалеко. Видел, как она этот пояс схватила, нарадоваться не могла, и как гребешок в руках крутила, рассматривала – Швар на славу постарался, гребешок весь резной был. А потом убежала в чащу.

Мне бы из головы её выбросить, но не получалось. Надо мной ребята посмеиваться начали и предлагали с ними в посёлок съездить, нормальную бабу найти. Русалка ведь с мужчиной спать не станет, её сначала расколдовать надо и жениться на ней… Всё это я знал, но понадеялся на своё обаяние и ночью на новолуние поехал к озеру.

Подруг её не было, но она была. Ждала меня. За гребешок поблагодарила, голосок нежный, хрустальный, на песенку щегла похож. Слово за слово… уговорил я её, в общем.

Звали её Ветраной.

Всё лето я к ней ездил. Не на каждое новолуние, я ведь не в отпуске был. По-хорошему, надо было мне одной ночью обойтись, самое большее – двумя. Но не получилось. Уговаривал себя каждый раз, что уж эта-то ночь непременно последняя, да так до осени и протянул. Осенью русалки в озере укрываются и спят до весны. Она к этому времени влюбилась в меня не на шутку, плакала, не хотела отпускать. Весна у нас выдалась горячая – браконьеров полно, Твари изо всех щелей лезли, не до прогулок к озеру мне было. А в начале лета закончилось моё Испытание, и я вернулся в Москву. Её больше не видел.

Потом, уже после возвращения, Швар мне сказал, что она меня ждёт, даже к сторожке его приходила, искала меня. Не думал я, что так получится, знал бы заранее, не стал бы с ней связываться. Решил наведаться к озеру.

Ладимир помолчал.

– Она не узнала меня. Испугалась до смерти, насилу я её удержал. Сказал, что это я. Долго она в меня вглядывалась, а потом долго плакала…

Ладимир снова замолк. Всё-таки эта история отнюдь не была для него «пустой интрижкой»…

– Вы расстались? – спросила я.

– Конечно, по-другому и быть не могло.

Я задумалась. Жалко было Ветрану – угораздило её влюбиться в оборотня-рысь! – но почему-то ещё жальче было Ладимира. Понятно, что он её соблазнил, но всё же…

От грустной истории Ладимира мои мысли незаметно перетекли в другое русло. Сваромир сидел близко – ближе некуда, и отодвинуться у меня не было никакой возможности. Правда, отодвигаться не хотелось – уж очень уютно я устроилась. Если бы привалиться к его плечу, совсем хорошо было бы…

Собственно, если рассматривать ведьмака и Сваромира в далекоидущих планах, безнадёжны были оба. Ведьмак должен был вернуться в свой мир, да и в его пригодности к семейной жизни я сомневалась. Швар как муж был бы идеален, но… он был оборотнем, причём рысью, то есть по природе своей, как и Ладимир, к моногамии не склонен, да вдобавок воином Дива. А в войске женатых не было вообще. Если воин имел неосторожность связать себя узами брака, он в лучшем случае переводился из войска в хозяйственные службы, в худшем – покидал Братство…

Вечером дождь прекратился. Как это часто бывает после ненастного дня, небо расчистилось и вспыхнул необыкновенно красивый закат. Только холодно и сыро было ужасно. Я всё-таки взяла фотоаппарат и пошла за огород, надеясь сделать из десятка хоть одну приличную фотографию. Снимать закат оттуда было неудобно – мешали крыши домов и столбы электропередач, но за поле пролезть нечего было и думать, не говоря уж о том, что заняло бы это кучу времени.

Сваромир, убедившись, что я ушла, сделал незаметный знак Ладимиру, и они вышли на полянку перед домом. Оттуда тоже можно было любоваться закатом, но нормальные (с моей точки зрения) фото сделать почти невозможно.

– Этот… ведьмак, – сказал Сваромир, не отрываясь от своего излюбленного занятия. – Ты о нём знаешь что-нибудь?

– Конкретно о нём? Почти ничего. Див мне только его имя назвал, а сам Геральт, как ты мог убедиться, не очень-то разговорчив. Впрочем, я уверен, что это именно тот ведьмак, которого нанимал Авель.

– Белый Волк…

– Возможно. Только непонятно, зачем Див жизнью рисковал, спасая его.

– Мстительность не в характере Дива.

– Ну знаешь! Он ни одного мага из тех, кто учинил над ним расправу, в живых не оставил.

– Это скорее была… предупредительная мера.

– Называй это как хочешь, только маги мертвы. Ладно, Бог с ним, тут даже не в мести дело. Можно же было просто вправить переломы и на этом остановиться. Скорее всего, ведьмак бы помер, но тут уж… от судьбы не уйдёшь. Зачем было его исцелять? Ты Дива после этого не видел. Ей-богу, я боялся, что у нас два трупа будет.

Сваромир повёл головой и пожал плечом.