Долохов, связанный, по-прежнему лежал без сознания. Черные кудрявые волосы падали на бледное, худое, уже не кажущееся таким злым лицо. Он даже не имеет права выбора: жить или умереть. Эта мысль наполнила Гарри такой горечью, что он всерьез подумал: а не отнять ли у Люпина палочку? До этого момента он видел лишь как убивали его друзей и близких. Да, это было ужасно, но осознание того, что сейчас ему предстоит увидеть, как один из самых дорогих ему людей сам станет убийцей по его вине, приводила в еще больший ужас. Он знал, что при желании может уйти из подвала, но сделать это сейчас означало проявить трусость и малодушие.

- Подождите... Может, прежде дадим ему возможность прийти в себя?

- Ты думаешь, поняв, что умирает, Антонин Долохов испытает раскаяние? Я сильно в этом сомневаюсь, – Люпин поднял палочку. – Отойди, Гарри, я хочу сделать это быстрее и уйти отсюда.

Гарри молча выполнил его просьбу. Внутренне он продолжал отрицать, что Римус Люпин, друг его отца, человек, который всегда переживал из-за своей болезни, больше всего на свете боясь причинить вред кому бы то ни было, сможет сделать это сейчас.

- Гарри, я должен попросить тебя... – Римус обернулся. – Что бы дальше ни произошло, не говори об этом моему сыну.

Яркая вспышка зеленого света на миг озарила подвал. Луч, вырвавшийся из палочки, ударил Долохова в грудь. Гарри закрыл глаза, содрогаясь изнутри. Через несколько минут он ощутил, что на плечо ему опускается рука.

- Идем... Я не настаиваю, чтобы ты забыл увиденное сейчас, потому что такое не забывают, но постарайся понять и простить.

- Простить? Вас? За что? – Гарри с недоумением посмотрел на усталое, невыразимо грустное лицо.

- Да, меня. Потому что я не хочу, чтобы тебе когда-нибудь приходилось, как и мне сейчас, принимать такое решение. Мир не идеален, но ты не должен теперь ставить меня на один уровень с ним, – он показал в сторону безвольно лежащего Долохова.

- Почему вы думаете, что я это делаю?

- Потому что это написано у тебя на лице. Ты презираешь меня сейчас.

- Единственного, кого я действительно презираю сейчас – это самого себя, – Гарри уже молча взбежал по ступенькам.

Лили пришла в сознание только через пару дней. Все это время обитатели замка жили в напряжении, словно решалась их судьба. Гарри просиживал у постели матери часами, запрещая себе плакать и продолжая молить лишь о том, чтобы она вновь открыла глаза и посмотрела на него. Теперь окружающие жалели его, а это было даже хуже, чем ненависть или осуждение. Даже Снейп, который так и не смог покинуть замок, желая оставаться рядом с Лили, не проявлял по отношению к нему привычных негативных эмоций. Он попросту не замечал его присутствия, словно Гарри не существовало в этом мире. Единственный раз, когда юноша все же решился наконец обратиться к нему с извинениями, которые, как он внутренне понимал, просто обязан ему принести, профессор отреагировал на него словами, после которых всякое желание как-то загладить свою вину у Гарри отпало:

- Мне не нужны ваши извинения, Поттер. Извинить и простить можно кого-то, к кому испытываешь хотя бы какое-то подобие чувств. Чье мнение, а значит, сожаление что-то значит. Ваш поступок лишь подтверждает мое мнение о вас. Вы совершенно не способны на что-либо, требующее участие головы. Можете оставить свое сожаление при себе, потому что меня оно не интересует и мне глубоко плевать на него.

Вообще необходимость им сосуществовать вместе в одном доме сильно нагнетала обстановку. Создавалось впечатление, что всем вокруг стало бы легче, исчезни они оба теперь. Конечно, известие о том, что Снейп не является предателем, немного поменяло отношение к нему в лучшую сторону, но было в этом какое-то странное сожаление, будто бы он разочаровал или не оправдал их ожидания представить себя в роли злодея. Тонкс вообще считала, что он виноват в случившемся не меньше Гарри, хотя и не могла не признать, что его отношение к Лили более чем заботливое. Снейпу будто бы было все равно, какого мнения придерживаются о нем или его поступках окружающие. Пока Лили не пришла в себя, мир перестал существовать для него вместе со своими обитателями. Он практически поселился возле ее постели, словно забыв обо всех других делах и поручениях. И как неохотно было это признавать, но без его знаний и помощи они бы вряд ли вытянули ее. Гарри пугало и смущало такое отношение, более того, он вдруг испытал новое и непривычное чувство ревности. Мысль о том, что Снейп может испытывать сильные чувства к его матери, напугала его еще сильней, чем боязнь, что он будет обижать ее. Как-то не укладывалось это в голове, и, похоже, не только у него. Рон высказывал догадки, одну нелепее другой:

- Ну, давай рассуждать логически... Твоя мама – очень красивая женщина... Помнишь, что Хагрид говорил? В нее пол школы влюблено было! К тому же, ты сам рассказывал, она за Снейпа еще и заступалась... Трудно тут устоять.

- Я не желаю это слушать, Рон! Еще раз скажешь про нее и Снейпа, получишь кулаком в нос! – огрызнулся Гарри.

- Ну, это для тебя она мама, а для других... Ну, ты сам ведь понимаешь... Ты гордиться должен, если даже такой, как Снейп, не устоял...

- Я сейчас тебя точно стукну!

- Да это же фиктивный брак! Если бы не Дамблдор, она бы за него не пошла, сам подумай!

Гарри вообще не хотел думать на эту тему. Даже понимая теперь мотивы, он при всем желании не мог избавиться от чувства, что все равно осуждает ее. Не важно, что Снейп там что-то к ней чувствует, гораздо важнее, что должна чувствовать к нему она. И Гарри скрючивало при мысли, что после отца она могла бы стать женой не кого-то, а его злейшего врага, не прекращающего делать мерзкие гадости просто в память о нем, даже умершем. Он хотел, чтобы она пришла в себя, и боялся этого. Гермиона сказала, что после случившегося ему ни в коем случае не надо ссориться со Снейпом, и Гарри пообещал, что не будет. Но разве он виноват, в конце концов, что тот так ненавидит его просто потому, что Лили когда-то предпочла другого, ставшего Гарри отцом. Он не представлял себе, как они могли бы жить, доживи до победы в этой войне. Рон в шутку заметил, что Гарри боится быть пасынком Снейпа еще больше, чем встречи с Волдемортом, что не могло не выбесить сильнее. Неужели Дамблдор настолько уважал и сочувствовал профессору, что выбрал именно его как кандидата на пост защитника? И это – зная о его бесконечной вражде с Гарри. Полная околесица. Хотя логика директора всегда оставалась для него непостижима. Зато за всеми этими происшествиями у него совсем не было времени переживать и расстраиваться по поводу смерти старого волшебника, разом обрекшую их на пугающую неизвестность.

- Она пришла в себя, – Снейп подошел к стоящему на каменном балконе второго этажа Люпину. – Я должен уйти.

- Ее жизни теперь ничто не угрожает, и тебе здесь нечего делать?

Снейп нахмурился.

- Я и так провел здесь недопустимо много времени. Не ожидал, признаться, что придется защищать Лили от ее собственного сына.

- Гарри очень сожалеет о содеянном.

Губы Северуса исказил презрительная усмешка.

- Его сожаление вряд ли поможет мне дать вразумительные объяснения Беллатрисе. Мне придется отвечать за каждый прожитый день.

- Уже решил, что ответишь про Долохова?

- Еще нет. Но я придумаю.

Люпин повернулся к нему и слегка улыбнулся.

- Скажи им правду. Пожирателя Долохова убил оборотень Римус Люпин.

На лице Снейпа что-то дрогнуло, и он с удивлением посмотрел на него.

- Пожалуй, неплохая идея.

- Я думаю, оборотень, бегающий по окрестностям Шотландии, их вряд ли насторожит. Они не смогут найти нас так быстро.

- Но они найдут. И мое пребывание здесь опасно прежде всего для всех нас. Найти меня благодаря Черной метке гораздо проще.

- Почему же тогда они еще не сделали этого?

- Просто потому, что Темный лорд сейчас занят... еще одним, не менее важным делом.