– А я все же верю, что он есть. Просто между двумя Вселенными почему-то невозможна связь. Почему? Когда-нибудь мы это выясним. А сейчас что, – пытается улыбнуться, улыбается Элла, – не возводить же в трагедию низкое качество связи.

Удержала слезы. Зажала указательными пальцами уголки закрытых глаз.

– Всё. Эвви, всё. Что-то я разошлась сегодня, м-да. На ночь-то глядя. Правда, всё. Уже всё.

Стали молча пить чай.

– Вот уже и волосы высохли, – наконец сказала Элла. – Кстати, они мои. В смысле, натуральные, только кое-где подкрашиваю седину и всё.

– Вот ты, Элла, соавтор эксперимента, разработчик, прожила в нем целую жизнь – и что, какой главный вывод? Понимаю, конечно, вопрос детский. Извини.

– Я поняла, что так и не разбираюсь толком в таких вещах как смерть, жизнь-смерть. А насчет того, что я соавтор – ты преувеличиваешь, может быть, даже льстишь. Здесь, скорее Коннор, Картер, Обнорин. Кстати, это Артем предложил отправить на Готер и сторонников, и противников «вмешательства» и Землю убедил.

– И кто теперь кто? Кажется, вмешиваются, «ускоряют прогресс» все.

– Триста лет назад всё виделось по-другому. Да и отправляясь на Готер, мы были уверены, что жизнь есть только на Первой Луне. Нас доставил сюда корабль-автомат. Пятьдесят лет лёта. Чтобы не постареть, мы лежали в своих саркофагах-гробиках в глубоком анабиозе. А теперь, пожалуйста, «нуль – пространство» – ты прилетела на практику и улетишь обратно, защищать диплом. Это я к тому, что «да здравствует прогресс».

– Ты уклонилась от ответа.

– Да? Действительно, да. Точно.

– Кажется, уже светает.

Они сидят. Слушают трели лесных птиц за окном.

Все последующие дни они общались сдержано. Видимо, в ту ночь слишком высоко была поднята планка – и попытка повтора, казалось, могла только разочаровать. Впрочем, времени для общения было не так уж и много – много было работы. Коннор и Гарри готовили на Второй Луне, как они говорили Эвви, «нечто» и на всех свалился такой объем «подготовительных мероприятий».

Эвви проснулась раньше обычного. Побежала смотреть восход. Здешнее солнце есть коричневый карлик. Но это в астрономическом атласе и каталоге не слишком-то романтично, а здесь восход был настолько фантастическим и потрясающим.

Травы, тяжелые, налившиеся, студенистые капли росы на травах, что совсем уже скоро преломят, отразят первый луч, пытаясь запечатлеть, удержать суть и душу света, а им не дается толком его мимолетность – и пусть не дается!

По ту сторону живой изгороди шаги. Ну да, это Обнорин, шаркает по гравию. Не спится. Он с кем-то на связи. Неужели это Коннор вызвал его в такую рань? Ладно, потом расскажет.

– Ну как ты там?

С такой интонацией Обнорин вряд ли мог говорить с Коннором или с Гарри.

– Как ты? Как?

Столько тоски, какой-то вины и сдерживаемой боли, и попытка надежды. Значит, он с кем-то с Земли? Какие там родственники только?! Она что, совсем уже? Но потомки, вполне могут быть отдаленные потомки. Только что ему потомки?

– Да. Я всё понимаю. Пусть не всё, конечно не все, не надо цепляться к словам, – говорит Обнорин. – Я не буду тебе больше докучать, обещаю.

Вряд ли так говорят с потомками. Вряд ли потомки будут с ним так.

– Но я не согласен, что так мы лишь мучаем друг друга. Нет, я не думаю лишь о себе. Я… не буду, конечно, говорить такой пошлости, что «я стал другим человеком». Где уж мне, это правда. Да я и не претендовал. Но я много думал. Что? Да, о нас. Ты считаешь, что это тоже штамп? Кажется, да. Действительно, да. – И тут он срывается. – Но пойми, я живой! Я-то живой! Живой и мне плохо! И так нельзя! И не в отношениях наших или в отсутствии отношений дело. Ты упрощаешь. Просто пойми – так нельзя! Пусть ты даже и счастлива. Пусть нашла что искала. Пусть десять раз нашла что искала!

Кажется, с ним прервали связь. Он вызывает вновь. Наконец ему отвечают.

– Если это твой смысл, и гармония, и покой, – кричит Обнорин, – почему же ты так мстительна и раздражена? Нет, я не для того, чтоб доругаться. Но есть кое-что поважнее смысла, гармонии ли, покоя! Что? Говоришь, ты согласна? Только что толку с твоего согласия? – Сбивается:

– Ладно, извини, Галя.

Эвви нашла Эллу в цоколе, в тренажерном зале, показала ей: «сними наушники», тут же сдернула их с нее сама:

– Обнорин сошел с ума!

Элла прекратила крутить педали, вопросительно глянула на нее.

– У него радиосвязь с женой, которая четвертый год как мертва!

Элла сказала, почти что по слогам:

– Он не сошел с ума.

Господин Президент позвонил в колокольчик, в свой золотой, инкрустированный брильянтами, с платиновым язычком. Никого. Странно. Они же знают прекрасно, что этим колокольчиком он вызывает их, когда у него хорошее настроение и спешат наперегонки. Господин Президент берет со стола серебряный колокольчик в изумрудах – они знают его голос – Господин Президент раздражен. И они несутся, сбиваясь с дыхания, ибо страшно заставлять его ждать. Никого?! Господин Президент не стал звонить в бронзовый колокольчик «президентского гнева», сорвал трубку с телефона, покрутил ручку – никого. Что за херня! Снова вращает ручку, чтобы ответила «барышня» на станции связи, что в цоколе дворца – никого. Хорошо! Господин Президент встает из-за стола. Еще не сообразил, что он с ними со всеми сделает. До дверей его малого кабинета метров сто, так что успеет придумать по пути.

В приемной секретарь спит, уткнувшись лицом в стол. «Ну-у осёл!» – Господин Президент поднимает за волосы голову верного Орбора и видит, что тот не проснется. Скорее всего, только к вечеру. Но он же в жизни не пробовал никакой дури, даже форгса. Господин Президент отпускает безвольную голову секретаря. «А ведь действительно похож на осла. Всё потому, что он так называет его вот уже тридцать лет. Что ж, он умеет подчинять себе и предметы и вещи, и всех этих…», – кивает на секретаря. Мысль эта приятно пощекотала, так, бывает, супруга щекочет его языком там. «Но куда подевались, черт их дери, остальные?» Господин Президент пинает следующую дверь. Преторианцы спят, облокотившись на свои копья и щиты. Лейтенант спит в кресле, обнявшись с винтовкой. Господин Президент дает ему пощечину. Шляпа падает с головы лейтенанта, а сама голова, отклонившись от удара, не вернулась обратно, так и осталась на плече, точнее, в своей попытке лечь на плечо лейтенанта.

Черт! Чем это они все накурились? Ничего. Когда проснутся – пожалеют, что проснулись.

Господин Президент возвращается в свой кабинет. Зажрались! Страх и нюх потеряли! Где мой Глотик? Господин Президент хватается за трубку, чтобы вызвать Глотика.

Господин Президент услышал какой-то странный механический стрекот за окном. Звук был негромкий и ни сколько не пугающий. Мелькнула какая-то светлая тень и Господин Президент перестал сознавать себя.

Супруга Президента отдыхала после утренних ванн. Лежала с закрытыми глазами. Рабыни, что делали ей массаж, давно уже вышли, но запах остался. Надо будет сказать придворному доктору, чтобы что-то сделал с запахом. Может, следует удалить им потовые железы?

Супруге Президента скучно. Почему? Ей скучно всегда. Привычное, в чем-то даже умиротворяющее состояние. Она думает о собственном теле. Вот так, с закрытыми глазами представляет его – юное-нагое-божественное. Вряд ли у кого еще из смертных женщин живот так чудно переходит в лобок, а уши имеют настолько совершенную, настолько поэтическую форму. А ей, вообще-то созданной для покоя и неги, приходится так тяжело: все эти приемы, балы, банкеты. Ей куда тяжелее, чем «нашему великому народу». Народ что? видит «Господина Президента» высокого, с роскошной пепельной шевелюрой, с гипнотическим блеском бездонных глаз и счастлив, а ей приходится с ним спать. Но разве он в состоянии оценить ее жертвенность! Считает, что переплачивает ей. Ну конечно, статусом супруги, данным ему правом на ее тело. Вот только о праве не надо! Когда он, нажравшись всяких стимулирующих кореньев и пряностей, ложится на нее, у него так разит изо рта. А сперма становится горькой. Доктор говорит, что сперма благотворна для ее организма, продлевает молодость, а уж если говорить о «чудодейственной сперме нашего Президента»! Что же, хотелось бы верить, что так. Скучно, до чего же ей скучно, боже! Часто приходится стоять на четвереньках (Господин Президент предпочитает разнообразие) имитировать страсть и финальные крики – и каждый раз, чтоб был новый оттенок. Тези (один из лидеров оппозиции) в своей клевете на нашу Власть беспощаден не только к Президенту, но и к ней. Думает, всё так легко?! Сам бы попробовал. Сколько раз от стояния на четвереньках у нее натирались коленки и так омерзительно зудела кожа после. Ее нежнейшая кожа! А боли в пояснице от прогиба! У него просто не хватает его убогого оппозиционного воображения. Глотик говорит, что Тези ей просто завидует. Наверное, он прав. Глотик ей сочувствует. Тоже сочувствовальщик нашелся! Он у нас по безопасности или как?! Вчера Тези написал про нее очередную гадость. А она не для себя старается. «Господин Президент», кончив на ней, выходит в зал приемов или же кабинет и творит множество добрых дел на благо родины. Так и говорит, после, говорит, чувствую, как вырастают крылья и такая решимость, мудрость такая и легкость – и бумаги подписываю, будто взлетаю в небеса.