Микаса от удивления вскрикивает, вжимается в стену, прикрывая пострадавшее место, и недоверчиво пялится на мужчину: положение губ того не меняется, однако в глазах читается хитрая ухмылка.

И почему же ты так боялась? Ведь ты всегда чувствовала себя защищённой рядом с ним…

Он никогда не сделает тебе больно… Не должен…

Микаса выходит из комнаты и тут же встречает Нанабу с Тори на руках.

— О-па, так вы в одной комнате? — хитро протягивает Нанаба, увидев Микасу в дверях комнаты, из которой только что вышел Леви.

«Как наигранно, Нанаба. Разве это не то, чего вы все так ждали?»

Девушка кивает. Хистория, успевшая за это время несколько раз заснуть и проснуться, что-то бормочет на своём языке. Микаса с умилением улыбается и наклоняется над девочкой, а Тори тут же пытается поймать её нос.

— Возможно мы будем немного мешать вам ночью спать — предупреждает Нанаба. — Тори выспалась.

— Ничего страшного, если что я помогу, — говорит Микаса гнусавым голосом из-за того, что Тори зажимает ей нос.

— Да не стоит, — заверяет её женщина. —Тебе явно будет не до этого.

Микаса, освободив нос от хватки девочки, кидает на Нанабу убийственный взгляд исподлобья

— Спасибо ещё раз за подарок, — меняет тему Нанаба, и Микаса ей за это благодарна. — Я уже давно хотела купить такой…

— Ты слишком громко этого хотела, — смеётся Микаса.

— Правда? — спрашивает Нанаба. — Я и не заметила…

В это время из ванной выходит Леви. Микаса чувствует, как внутри снова всё слегка сжимается. Он почти неслышно подходит сзади, вставая рядом с ней. Тори тут же переключает своё внимание на него. Аккерман протягивает ей руку, и девочка тут же хватает его за палец. Микаса оборачивается: губы Леви немного изогнуты в полуулыбке, несколько прядей волос намокли и прилипли к лицу, и теперь от него впервые пахнет не кофе и яблоками, а мылом и зубной пастой.

— Ну ладно, Тори, пойдем спать, — говорит Нанаба, слегка оттягивая девочку от Леви и Микасы, многозначительно оглядывая их обоих. Тори хоть и отпускает палец Аккермана, но тут же начинает возмущаться и Микаса целует девочку в лобик в качестве компенсации за причиненные неудобства, хотя сама не веря в то, что это что-то может изменить. Однако Хистория тут же успокаивается, позволяя матери спокойно унести её в комнату. Микаса несколько секунд стоит на месте, прислушиваясь, не заплакала ли она.

— Тебя что, тоже поцеловать, чтобы ты наконец пошла спать? — недовольно протягивает Леви.

— А так можно? — вкрадчиво спрашивает девушка, развернувшись и встретившись с ним взглядом.

— Ещё чего… — хмыкает Аккерман, заходя в комнату.

Кажется, за время их недолгого отсутствия в комнате стало ещё холоднее. Девушка ложится на ледяные простыни, которые будто бы только что достали из холодильника, хранив там всё это время, и невольно вздрагивает. Хотя свет уже выключен, за окном светит неполная луна, настырно пробиваясь сквозь тонкие занавески и, падая на кровать, ярко освещает её.

Леви ложится следом за ней, и девушка инстинктивно отодвигается от него, разворачиваясь к стене и сжавшись в позу эмбриона от холода. Даже толстое, зимнее одеяло не греет, только если посильнее укутаться в него. А это довольно сложно, ведь для этого нужно… быть к Леви ближе… так как одеяло одно.

— Холодно? — спрашивает Аккерман, заметив её сжавшуюся в комочек позу.

— Не сильно, — машинально отвечает девушка. Тут же его теплая рука дотрагивается до её носа.

Попалась…

— Конечно… — бурчит он.

— Сейчас постель нагреется, — заверяет его девушка, сама не особо веря своим словам. С его стороны следует такой тяжёлый вздох, что Микаса пугается. Она поворачивается в его сторону, слегка приподнявшись: Леви задумчиво смотрит в окно, привстав на локтях, а затем, почувствовав пристальный взгляд на себе, встречается своими глазами с её. Точнее… условно…

Потому что Микаса почти не видит его лица, лишь очертания на фоне лунного света. А затем Леви пододвигается ближе к ней и обнимает.

— Пока постель нагреется, ты окоченеешь, — произносит он, прижимая девушку к себе и зарываясь носом в её волосы.

Микаса резко забывает, как нужно дышать. Каждая её мышца затвердевает, а легкомысленное сердце снова пытается покинуть хозяйку.

Это ведь не первое ваше объятие, Микаса… прекрати это…

— Ты боишься меня? — тихо спрашивает Леви.

— Нет, — неубедительно отвечает девушка.

— А почему тогда твоим сердцебиением сейчас можно спокойно заменить любой ударный инструмент?

Микаса нервно выдыхает. Сложно скрыть то, что сильнее тебя.

— Я боюсь не тебя… — начинает девушка.

— А чего?

Микаса тяжело вздыхает:

— Не знаю…

Леви мягко зарывается пальцами в её волосы.

— Тогда расслабься, — девушка подчиняется. Как только её мышцы расслабляются, Микаса чувствует тепло его тела. Он ведь тоже в тонкой футболке, почему он не замерзает? Микаса выдыхает и утыкается носом в его шею.

Да… это действительно то, чего она хотела всё это время. Его тепло.

Удивительно, как одно лишь его слово вправило ей мозги на место…

— Всё? Больше не боишься? — спрашивает Леви.

— Не боюсь, — отвечает Микаса.

— Точно?

— Да…

— Докажи, — внезапная просьба.

Девушка находит губами его губы и коротко касается их. Леви, недолго думая, затягивает её в медленный, но глубокий поцелуй.

Она действительно расслабилась.

Но он все равно слышит, как сильно бьётся её сердце. Или теперь не только её сердце стучит так сильно?

Леви лениво отстраняется и целует Микасу в лоб:

— Вот, как и просила. А теперь спи.

— Есть, капитан, — отзывается девушка и снова утыкается носом в его шею.

Нос и щёки всё ещё холодные.

Еще три года назад, даже уже встретив эту девушку, Аккерман не думал, что когда-нибудь позволит кому-то быть так близко к нему. Во всех смыслах. Что будет засыпать, крепко прижимая кого-то к себе. Что будет делить своё личное пространство с другим человеком. Он был уверен, что никто не полюбит его таким. Ему это и не нужно было. Леви никогда ни к кому не тянуло, он не замечал за собой потребности в человеческом тепле… или просто так непримиримо игнорировал её, что сам поверил в её отсутствие.

Когда-то его дядя сказал одну фразу, которая миновала уши Леви в то время, потому что он был точно уверен, что ему не пригодятся эти советы: «любовь находят те, кто смог умерить гордость. Именно поэтому некоторые сильнейшие, как они себя называют, живут в гордом одиночестве».

И именно поэтому в жизни его дяди никогда не было любви. Леви был уверен, что и в его жизни её никогда не будет.

Он просто считал себя сильнейшим.

В то время, как сильнейшие — это те, кто знает, что даже если они уступят чему-то, слабее они не станут.

Сейчас фраза дяди всплыла в его сонном сознании, и осталась там до того момента, пока его глаза окончательно не закрылись, и он не уснул… впервые в жизни уступив место чему-то в его жизни.

***

А когда Леви открывает глаза, первое, что он видит, это её лицо, немного утонувшее в мягкой подушке и озаренное ярким солнечным светом за окном. Теперь оно не скрывается за его тенью. Теперь оно ясно предстаёт перед ним. Он по-прежнему обнимает её, но за ночь девушка немного отодвинулась от него.

Свободной рукой Леви невесомо касается её носа: он тёплый. За ночь она не замёрзла.

Какой заботливый…

Леви никогда не любил эти проявления чрезмерной заботы в фильмах и, особенно, в книгах. Поэтому было так неоднозначно читать о том, как книжная Микаса пытается всеми силами защитить Эрена. Одновременно естественно, но вместе с этим наигранно…

В реальной жизни она пытается защитить всех, жертвуя самой собой. Как и сказал Майк, она не может поставить себя выше других. Вечная рабыня людских просьб и проблем, неуверенная в себе, перфекционистка…

Она никогда не покажет людям что-то, если это не сделано на сто процентов.