– Она уже знала, что больна, но ещё не начала лечиться, – рассказывал Сергею помощник. – Приехала в монастырь, как сказала, сама не зная, зачем. Видимо, за мной. – Он ухмыльнулся в усы. – Сейчас только это понимаю. В общем, – продолжал он, – бродила она по некрополю, а я мимо проходил, не помню уж, за какой причиной шёл.

Он погрузился в свои воспоминания. Словно на машине времени перенёсся и окружил себя той обстановкой, запахами и тем ощущением, когда-то испытанным при встрече. Анна обратилась к нему – «батюшка». Егор ответил ей, что он не батюшка, а честной брат, и указал на подрясник. Так как на самом деле ещё в послушниках ходил. До рясы не дорос. Постриг не принял. Они разговорились, присев у чьей-то могилы.

– Женщина тогда сказала, что покаяться пришла. Говорила, в Бога не верит, но умирать всё равно страшно, хотя по виду было и не понять, что человек в страхе проживает, – рассказывал Егор. – Ещё сказала, что дом строит. Он уже под отделку стоял. Шутила, мол, не успеет продать. И вроде о жизни и смерти говорила, но так бодро, задорно, с юмором. Я тогда подумал, какая же силища в этой женщине! – Егор всплеснул руками.

Он ушёл с ней в тот же вечер. Прямо в подряснике. Паспорт забрал в канцелярии несколькими днями позже. Больше забирать было нечего.

Сергей удивился:

– Странно. А мне она рассказывала, что у вас и где жить есть, и пенсия.

Егор кивнул.

– Есть. Квартира-однушка от покойных родителей осталась в городе Видное. Я её сдаю. Последние жильцы там уже года четыре не менялись. Долги за меня Анна постепенно тоже выплатила, и пенсию она мне назначила. Сказала, что крупные суммы платить не будет. Мол, я всё равно спущу на авантюры. Положила сумму в банк, откуда я ежемесячно получаю выплаты. Небольшие. У меня и сбережения есть. Она мне доплачивала за кое-какую помощь. К примеру, этот дом весь, кроме коробки, – он обвёл взглядом пространство, – я делал. Не то, чтобы руками, – пояснил Егор, – а организовал всё, контролировал. С проектировщиками работал. Сделал всё удобно. До последней розетки всё выверил. Ей нравилось. Ещё кое-какие просьбы от неё получал. Сопровождал. Вид-то у меня большой, широкий, для некоторых грозный. В общем, поддерживал её по необходимости.

Сергей кивал понимающе.

– Но всё равно она вам не договаривала, – размышлял вслух Сергей.

Егор перебирал пальцами бороду. Смотрел на цветы в углу комнаты, что росли в горшках на разноуровневых полках. Глаза его сощурились. То ли от грусти, то ли от чувства обиды на свою умершую подругу. Эта обида, хоть и небольшая, но периодически давала о себе знать.

– Знаете, Серёжа, за те полтора с лишним десятка лет, которые мы с ней прожили, у меня сложилось впечатление, что она и сама себе не договаривала. – Он помолчал. – Знала, наверное, что если с собой разберётся, договорит всё и выскажет, то престанет быть сильной. Станет уязвимой. Она свою человечность где-то на дне себя прятала. Чтобы силы были жить.

Егор взял пустой стакан и повертел его в ладони. Посмотрел на штоф. Сергей наблюдал. Ждал, нальёт он себе снова или нет? Не налил. Вздохнув, поставил стакан обратно на пластиковый круг подстаканника. Посмотрел на Сергея. Улыбнулся.

– Мне кажется, вы с ней этим похожи. Она, конечно, дала бы вам фору, но что-то общее у вас есть. Это не в обиду, – пояснил Егор Ильич. – Это комплимент.

У Сергея завибрировал сотовый. Он поднял трубку. Егор показал жестом, что хочет уйти к себе. Детектив кивнул, соглашаясь, и помахал ему ладонью.

Мужской голос в трубке представился Давлетом Баязовичем и попросил о встрече. По его словам, он находился в семи километрах от дома детектива и настаивал на консультации по очень личному вопросу. Сергей пытался убедить его, что сегодня вечер выходного, пусть и последнего на этой неделе, дня. Объяснял, что встретиться лучше завтра в офисе, но оппонент не хотел его слушать. Он обещал заплатить, даже если Сергей не возьмётся за его дело.

Детектив, за очень редким исключением, никого не принимал дома. Только в офисе. Уже втором за год. В первом после дела Анны он обитать не мог. Или не хотел. Другое помещение Сергей снял прямо на улице Петровка, чтобы его визитки производили впечатление даже на подсознательном уровне.

Но клиент рвался к нему домой. Его адрес знало мало людей. Детектив его не афишировал. Значит, кто-то из этих избранных направил к нему Давлета. «Татарин, что ли,» – подумал про себя Сергей. – «Скорее всего, да. Настырный. Не отвяжется».

– Хорошо, Давлет Бая-мм-м, – Сергей сделал вид, что забыл отчество.

– Можно просто – Давлет, – услышал детектив в трубке.

– Да. Давлет. Хорошо. Приезжайте. Через сколько вы будете?

– Минут через десять, – услышал в ответ Сергей.

– Точный адрес знаете?

– Конечно, знаю, – раздражённо ответил голос.

Сыщик отключил незваного гостя и набрал Егора Ильича.

– Егор Ильич, вы рано ушли, – сказал он. – Сейчас к нам приедет какой-то деловой и упрямый товарищ. Вы ему ворота откройте. В дом проводите и посидите с нами. Вы же ещё не легли, надеюсь? – спросил Сергей.

– Да если бы и лёг. Мне же встать не трудно. Книжку пытался читать, – стал рассказывать Егор, – про современные биржи. Вижу, ничего не поменялось с тех пор, когда я был там последний раз.

Сергей закатил глаза.

– Егор Ильич, это вы мне потом, на досуге, расскажете. Клиент через полминуты будет у ворот, если уже там не стоит. Я пока быстро уберу следы наших с вами сегодняшних посиделок.

– Понял, – быстро ответил Егор в трубку.

Но Сергей его уже не слышал. Он убрал штоф со спиртным на каминную полку. Унёс на кухню стаканы и подставки к ним. Посмотрел на себя в зеркало. Он собирался побриться только утром следующего дня. И одет был в джинсы и футболку. Ходил по дому босиком. «Не слишком презентабельно, конечно», – думал он, поправляя волосы. – «Но не хреначить же сейчас в спальню и втискиваться в костюм с рубашкой». Он махнул рукой на своё отражение. «В конце концов, кто для кого?» – подумал Сергей.

В самолёте из Казани объявили посадку. Попросили пассажиров занять свои места и пристегнуться. Ёзге, такое имя она себе выбрала на манер турецкого, смотрела в иллюминатор. Там, в семи километрах под крылом, расстилались поля, горы, море. Небо было безоблачным. Солнце ярким. Мысли ясными и добрыми. Ёзге не верила своему счастью. Или верила, но не хотела быть слишком счастливой. Боялась спугнуть это ощущение избыточной восторженностью.

Она провела в полёте больше трёх часов. Большинство пассажиров стараются скоротать время сном, чтением книги, просмотром фильма. Она – нет. Она просто смотрела в иллюминатор всё это время и думала. Вспоминала прошлое. Заглядывала в будущее. Она понимала, что препятствий на её пути будет множество. Не меньше, чем ей пришлось преодолеть. А, может быть, и больше. Но продолжать жить прежней жизнью она не могла.

В пятнадцать лет, когда её звали Сабир, это имя, кстати, и сейчас в паспорте, когда она была мальчиком и училась в старших классах школы, Ёзге почувствовала, что живёт не своей жизнью. Что люди не видят её настоящей. Более того, настоящей она им отвратительна. Это понимание пришло не сразу. Исподволь. Постепенно. Через боль размышлений и юношеских страданий.

Она долгое время не могла разобрать, что с ней не так. Сначала Ёзге заметила, что чувствует себя неловко в компании мальчишек, таких же, каким была сама. После школы они собирались в условленном месте. Чаще всего дома у тех, чьих родителей на момент встречи в квартире не было. Собирались по пять-шесть человек, своими, устоявшимися компаниями. Лишь иногда кто-то перекочёвывал из одной в другую. Из-за смены приоритетов в компьютерных играх или изменений в предпочтениях спортивных команд. Но это случалось нечасто, безболезненно и практически незаметно.

Раз в неделю, а, может, два, в компании появлялась бутылка вина. Белого или красного – неважно. Была та, которая доставалась. За подростковой болтовнёй бутылка передавалась по кругу из рук в руки. Каждый делал из неё глоток. На следующий круг – второй. Потом третий. Друзья хмелели. Смех становился громче. Темы для разговоров переходили в плоскость отношений. Выбирали королеву класса. Школы. Потом обсуждали порно, свои мечты и фантазии.