Лицо цыгана нервно передернулось:

— Собака-пасечник до крови изувечил.

— За что?

— Спроси собаку!

Бирюков повернулся и зашагал к райотделу.

Слава Голубев к этому времени успел обзвонить все фельдшерские пункты, расположенные вблизи Серебровки и в райцентре. Ни в одном из них медицинскую помощь подозрительному раненому не оказывали.

Решив немедленно ехать в Серебровку, Антон надел форменный пиджак и фуражку.

В разгар уборочной страды поймать попутную машину легче всего у районного элеватора. Именно туда и «подбросил» Бирюкова шофер ровдовского «газика».

От ворот хлебоприемного пункта тянулся чуть не километровый хвост груженых «Колхид», самосвалов, бортовых автомашин, армейских трехосок и «Беларусей» с прицепными тележками. Бирюков показал вахтеру удостоверение, прошел на территорию элеватора, тоже забитую машинами, и огляделся. У весовой площадки, в кузове очередного ЗИЛа, пухленькая лаборантка в белом халате, запуская длинный металлический зонд в золотистый ворох зерна, брала пробы. Подойдя к ЗИЛу, Антон спросил:

— Девушка, с кем бы мне в Серебровку уехать?

Лаборантка, стрельнув подкрашенными глазами, оглядела с высоты многочисленные машины и звонко крикнула:

— Тропынин!.. Иди-ка сюда, родненький!

— Поцеловать на прощанье хочешь? — послышалось издали.

Лаборантка, как пикой, погрозила блеснувшим на солнце зондом:

— Вот этим поцелую — долго помнить будешь.

— Ради этого не пойду.

— Иди, родненький, попутчик тебе есть.

— А не попутчица?..

— По-пут-чик!

— Я больше попутчиц уважаю, но на безрыбье, как говорится, и рак рыба.

— Болтун, человек тебя ждет.

— Скажи, чтобы пятерку готовил.

— Не дороговато ли?

— Овес, Верочка, ноне подорожал…

Из-за кузова ЗИЛа вышел веселый парень в нейлоновой куртке на многочисленных замках-молниях. Увидев одетого по форме Бирюкова, он опешил:

— Здравия желаю, товарищ капитан!

— Здравствуй, земляк, — улыбнулся Антон. — Может, скидку с тарифа сделаешь?

— Об чем речь! — Парень смутился, но не стал ронять марку перед улыбающейся лаборанткой: — Членов профсоюза, участников войны и сотрудников милиции вожу бесплатно… Вам куда?

— До Серебровки.

— С ветерком прокачу!

Промчавшись по окраине райцентра, парень вырулил на магистральную дорогу и повел свой трехтонный самосвал так лихо, что за приспущенными стеклами кабины и впрямь запел ветер. Разгоняясь на спусках, машина легко взбегала в гору, и встречные грузовики пролетали мимо, как пули.

— Не залетишь на крутом повороте? — спросил Антон.

— По семь ездок в день на элеватор гоняю. Не только повороты, каждый камешек на дороге изучил.

— Тебя как зовут?

— Торопуня… — парень смущенно поморщился. — То есть фамилия моя — Тропынин. А по имени-отчеству я полный тезка академика-космонавта Королева.

— Сергей Павлович, значит?

— Угадали. А вы не родня нашему председателю?

— Сын его.

— То-то смотрю, вылитый портрет Игната Матвеича, с той лишь разницей, что лет на тридцать моложе. — Тропынин, гуднув в знак приветствия встречной машине, помолчал. — А что в Серебровку едете, а не в Березовку, к родителям?

— Дела ведут, Сергей Павлович.

— По убийству пасечника, наверно?..

— По нему. Что в Серебровке об этом говорят?

— А чо говорить?.. Укокошили цыгане ни за грош, ни за копейку, — Тропынин скосил глаза на Антона. — Слышал, в райцентре возле прокуратуры табор осел. Наверно, прокурор за цыган взялся?

— Допустим, — ответил Антон.

— Козаченку жалко — дядька толковый. Да, собственно, и не он убил Гриню.

— Кто же?

— Левка или Роза.

— Какой Левка?

— Чубатый гитарист из табора.

— Почему так думаешь?

— Предполагаю на основе фактов…

Самосвал стремительно спускался к мостику через узкую, поросшую камышом речку, названную из-за крутых спусков к ней Крутихой. Перед самым мостиком Тропынин резко тормознул и, прижав машину к правой кромке дороги, заглушил двигатель. Достал из-под сиденья резиновое шоферское ведро, склеенное из куска старой камеры.

— Водички надо подлить…

Бегом спустился под мостик, зачерпнул воды и так же быстро вернулся. Наливая воду в горловину дымящегося паром радиатора, заговорил:

— Вот, товарищ капитан, чтоб в рубашках двигателя не образовывалась накипь, воду на охлаждение беру только в Крутихе. Речка вроде как все другие, но вода в ней будто с антинакипивом…

Тропынин одной рукой ловко закрыл крышку на горловине, выплеснул на дорогу остатки воды и, сунув заклеенный кусок камеры под сиденье, лихо вскочил в кабину.

— Так какие же у тебя, Сергей Павлович, факты по убийству Репьева? — спросил Бирюков, когда самосвал угрожающе зарычал и, разгоняясь, рванулся через мостик в гору.

— А на основе фактов, товарищ капитан, такое кино выходит… Левка-гитарист без ума любит Розку, но, по каким-то цыганским обычаям, ему на ней жениться нельзя. Обычай — обычаем, а цыганская кровь кипит… Гриня Репьев, понятно, от скуки за цыганочкой ухаживал, но Левка всерьез это принял. Лично мне говорит: «Зарежу собаку-пасечника, если к Розке приставать не перестанет». Я, понятно, Гриню предупредил, но Гриня ж — баламут. Зальет, бывало, глаза водкой и — все ему до фонаря. Вот добаламутился…

— Когда убили пасечника. Левка с другими цыганами в мастерской работал, — сказал Антон.

— Не было его там.

— Кузнец Половников говорит, что утром все цыгане вышли на работу.

— Может быть, в восемь утра и все, но полчаса девятого Левки в мастерской не было. В это время я туда подъехал фару подлатать. Козаченко за час ее выправил, и мы с Андрюхой Барабановым укатили. Левки все еще там не было.

— По пути его не видел?

— Нет. Я сразу рванул к комбайнам на Поповщину. Так по старинке у нас зовется пшеничное поле, которое правее пасеки.

— Знаю это поле.

— Ну, значит, загрузился я от комбайнов и по старому тракту газанул к шоссейке. Поравнялся с пасекой — сигналю… — Тропынин внезапно осекся. — Стоп, машина, задний ход… Пропустил одни факт. Когда ехал к комбайнам, у пасеки высадил Андрюху Барабанова. Меду тот хотел прихватить для родственников — в райцентре живут. Договорились, что Андрюха будет ждать меня против пасеки на старом тракте. Подъезжаю — нет его. Посигналил — глухо. Тормознул, еще посигналил — ничего. Значит, думаю, махнул Андрей на шоссейку пешим ходом и на другой попутке укатил…

— В какое время ты сигналил у пасеки? — спросил Антон.

— Ровно в одиннадцать, — посмотрев на часы, ответил Тропынин. — Андрей завтра прикатит из Новосибирска на новой «Ладе». Вы его порасспрашивайте толком. Может, он потому и не дождался меня, что на пасеке ЧП случилось.

— Барабанов в Новосибирск за машиной уехал?

— Ну! Машины-то оформляют на оптовой базе облпотребсоюза, которая в Клещихе находится.

— Почему он через райцентр поехал? Проще было сесть на электричку в Таежном.

— Пятьсот рублей у Андрея не хватало на «Ладу», хотел в райцентре перехватить у родственников.

Бирюков вспомнил, как следователь Лимакин рассказывал об автомобильном следе, пригладившем след телеги. Спросил.

— Цыганскую подводу, Сергей Павлович, не видел, когда ехал по старому тракту?

— Подводу — нет, а самих цыган видел, когда порожняком возвращался с элеватора. На шоссейке они «голосовали». Это уже в половине первого было.

— Левка и Роза были среди цыган?

— Не разглядел. — Тропынин резко остановил самосвал и показал на жнивье влево. — Вот, как раз на этом месте весь табор гуртовался.

Бирюков вылез из кабины и перешел через дорогу. Судя по затоптанной стерне, на ней не раньше, как вчера, топтались десятка два человек. По разбросанным консервным банкам можно было догадаться, что люди здесь даже обедали. Пыль от беспрестанно проносящихся по дороге машин успела прикрыть жнивье, поэтому искать что-то характерное было бесполезно.