И это было последним воспоминанием. А сейчас он проснулся не один — кто-то сладко посапывал рядом. Догадка пришла мгновенно, и была неутешительной, но раздражения Фенрис почти не испытывал. В конце концов, куда же еще было этому магистру возвращаться, если в Скайхолде все настолько плохо с пригодными для жизни помещениями?

Нужно было вставать побыстрее, но моральных сил отбросить хоть как-то согревающее покрывало не было. Фенрис долго собирался с духом… Пока над головой не раздался низковатый спокойный женский голос:

— Лорд Павус, вам пришло… О, Создатель милостивый!..

Фенрис прижал пальцы к виску. Задерживаться в гостеприимной Инквизиции и без того не хотелось, а теперь желание сбежать разгорелось совсем ярко. Однако… Однако Хоуку с Инквизитором не меньше нескольких дней пути — и это только туда! А еще столько же — обратно, и не факт, что разобраться со Страудом удастся в один миг.

Эльф поднял взгляд и увидел укоряюще покачивающую головой мать Церкви. Она была немолода, а в голосе ее — эльф понял это только сейчас — звучал отчетливый орлесианский акцент.

— Прошу прощения, господин, — мягко начала женщина, но тут заворочался и Павус.

Фенрис мрачно скосил глаза на тевинтерца. Тот со сна вовсе не выглядел таким лощеным и прилизанным, и это неожиданно заставило эльфа чуть умерить раздражение. По крайней мере, этот, в отличие от Данариуса, не спит с сеточкой на голове, боясь повредить прическу.

— Господин Павус, — тотчас переключилась на магистра святая мать, — простите мне эти слова, но вам не следует тащить в Инквизицию пороки вашего народа. Эльфы здесь — свободные души, и меня, признаться, крайне возмущает… ваше поведение. Этот юноша не раб вам.

— Кто? — хрипло выдохнул сосед Фенриса по «постели», а потом хлопнул ресницами. — Вишанте каффас!

Неожиданно Фенрис ощутил что-то сродни удовлетворению: теперь не ему одному было настолько пакостно этим утром. Услышать ругань на тевене, обращенную не на него, оказалось приятно — это отдавало чем-то сродни мести. Но предположения святой матери, хоть и не лишенные логики, были омерзительны, и Фенрис поднял на женщину тяжелый взгляд:

— Вы все неверно поняли, преподобная мать, — внятно и четко произнес он. — Я прибыл вчера поздно и не хотел нарушить покоя обитателей крепости. Господин магистр, — эти слова так легко, так привычно слетели с губ… — предложил мне ночлег. А я был слишком… усталым, чтобы отказываться.

— Вы можете найти приют в Церкви, — тотчас отозвалась женщина. — Церковь всегда поможет страждущему и не потребует ничего за это.

Тевинтерец, едва поднявшийся на локте и потирающий переносицу, вдруг резко сел и вызывающе произнес:

— Вы хотите сказать, преподобная мать, что я спекулирую половиной матраца? Зазываю к себе на ночлег обездоленных эльфов, чтобы потребовать с них оплаты натурой? Не стесняйтесь, вы же это имели в виду.

Женщина переступила с ноги на ногу и с бесконечным терпением — уже изрядно подточенным, как показалось Фенрису — произнесла:

— Я имела в виду только то, что в Инквизиции Церковь занимается тем, чем ей и положено заниматься — дарует утешение и всю возможную помощь.

Фенрис чуть прикрыл глаза. Очень хотелось сбежать и предоставить магистру самому разбираться с претензиями, но это было бы… не очень честно. В конце концов, Фенрис пришел сюда сам, хоть и будучи пьян. А с другой стороны, стало тошно: в своих выводах насчет имперца эльф не ошибся, раз уж даже преподобная мать…

— Вам больше не придется омрачать ваш светлейший взор созданными вашим воображением картинами, мать Жизель, — резко отозвался тевинтерец. — Думаю, при свете дня наш гость решит вопрос с размещением. Может быть, вы лучше расскажете, что привело вас сюда?

Женщина слегка смущенно отступила и негромко заметила:

— На ваше имя пришло письмо, господин Павус. Обычной почтой, не срочной. Такую корреспонденцию — которой, надо сказать, очень много — разбирают сестры Церкви. Обычно все, что не относится к просьбам о помощи, я передаю леди Лелиане, но я подумала, что это несправедливо по отношению к вам — пользоваться вашей помощью и не доверять одновременно. Возьмите, это ваше.

Фенрис посторонился, окончательно сползая с импровизированной постели, и торопливо оправил смятые одежды. Перед дамой было немного неловко, но он невольно отметил, как смягчился взгляд преподобной матери. И сам испытал облегчение — ворот рубахи не сбился, скрывая покрытую узорами кожу. Видимо, от холода ночью эльф неосознанно натягивал одежды плотней.

Магистр тем временем покрутил в руках конверт из дорогой и толстой желтовато-кремовой бумаги и недоуменно пожал плечами:

— Я не ждал писем. А послания из отчего дома пестрели бы гербами и печатями. Благодарю за доверие, мать Жизель. Если в этом конверте отыщется что-то, что может помочь Инквизиции…

— Оправдайте это доверие, господин Павус, — женщина чуть склонила голову. — И я прошу прощения, что потревожила вас и вашего гостя.

Она ушла — неспешно и не медля одновременно, и Фенрис мрачно перевел взгляд на вчерашнего знакомца. Тот ответил не менее мрачным взором.

— Я не магистр, — веско и тяжело уронил Дориан. — Понимаю, не-уроженцу Тевинтера разница непонятна, но смею вас заверить…

— Мне известна разница, — резко перебил его Фенрис.

Несмотря на то, что тон разговора вовсе не был дружелюбным, эльф чувствовал, как становится легче. Сдерживать ненависть к кому-то, кто помог; к кому-то, кто, вероятнее всего, даже не понял бы, за что его ненавидят, — было трудно. Вести беседы на уровне магов альтуса — то есть с неискренней вежливостью и лестью — и вовсе почти невыносимо, да Фенрис и не умел этого толком.

Но на вызов можно было ответить вызовом — и все великосветские выкрутасы оставались позади. Правда, многие из магов альтуса умели выводить из себя, абсолютно не теряя при этом контроля, но сам Фенрис уже мог не считать себя обязанным. И как же от этого было хорошо…

Эльф сощурился и жестко произнес, глядя прямо в светлые глаза тевинтерца:

— Мне известна разница, — повторил он, хотя тот молчал. — Магистр вы или потенциальный магистр — для меня не имеет значения. С лаэтанами вас не спутаешь при всем желании.

Дориан сверкнул глазами и усмехнулся, хотя взгляд его оставался открытым и цепким:

— Мне следовало догадаться. Вы не похожи на долийских эльфов и не похожи на местных городских. Бежали из Империи?

То, что маг продолжал обращаться на «вы», Фенриса несколько озадачило, но ярость, капля за каплей прорывавшаяся в кровь, не позволила ему обратить на это должное внимание. Он отступил, гордо вскидывая голову, и смерил собеседника презрительным взглядом:

— Верно. А от чего бежали вы, похоже, ни для кого в Инквизиции не секрет.

Неожиданно тевинтерец рассмеялся. Фенрис прожигал его взглядом, но тот и в ус не дул. Точнее, как раз в ус он дул — стянул с полки небольшое круглое золоченое зеркальце и старательно привел в порядок внешность, после чего с показной небрежностью пояснил:

— Собственно, я и не делал из этого особого секрета. Я нередко в жизни оступался, но не отрицаю ничего из того, что было. Да, я Дориан Павус, единственный наследник рода Павус, дипломант Круга Минратоса, отщепенец и скандалист, волочащийся за симпатичными задницами. А теперь, может быть, вы хотя бы представитесь? Или предпочтете остаться для меня одним из десятков безымянных эльфов?

Фенрис сжал кулак с такой силой, что ногти до боли впились в ладонь, но не помогло — ярость полыхнула в груди настолько ярко, что он с трудом удержался, чтобы не толкнуть имперца к книжным полкам, пропоров ему грудь. Голубой отсвет на золоченых тиснениях книжных корешков Фенрис заметил не сразу.

Маг шире распахнул глаза. Лицо его на мгновение приняло беззащитное выражение — на то самое мгновение, которого обычно хватало, чтобы заставить замолчать навсегда, — но собрался он почти молниеносно.

— Кажется, больше нет нужды в именах, — произнес Дориан любезно и насмешливо. — Я слышал о вас. Хотя меня эта история, признаться, больше забавляла.