— Бэрроуз тоже так говорил, когда забрал меня, — хмыкнул он, немного нагоняя тамплиера. — И он защитил. Из огня да в полымя, так, кажется, говорят? А теперь я с вами, сэр, хотя, конечно, ничего не скажу, шестьсот фунтов греют мне душу куда как больше. Вы знаете, куда мы едем?

Джереми огляделся хмуро, брезгливо сбросил что-то (или кого-то) с плеча.

— Мы едем туда, где отыскались последние следы Бэрроуза. Один мальчишка из местных видел его… Если, конечно, не врет. То есть не врал.

— Вы… убили его? — почему-то поежился Джон.

Ведь знал же про методы тамплиеров! Но не мог понять, зачем нужно убивать источник информации.

— Так получилось, — небрежно пояснил Джереми. — Он уж слишком сильно не желал раскрывать местонахождение… Не знаю, чего. Индусы очень набожны, если подобное слово можно употребить, когда речь о языческой ереси. Никто не хотел его убивать.

Джон промолчал — с трудом. Никто не хотел, конечно же. Убили, потому что сильно не хотели.

— Но раз этот мальчик так ратовал за это, что не пожалел жизни, то, должно быть, Бэрроуз и впрямь обнаружил что-то необычное, — продолжил Джереми и направил коня в самую гущу зарослей. — Скажи, Жу-жу, твой бывший любовник никогда не интересовался историей Индии? Может быть, искал что-то, связанное с нею?

Джон пожал плечами:

— Нет, сэр. Его интересовали политические настроения Европы, а Индия… Индия возникла в его планах внезапно. Отвратительная страна.

— Политические течения Европы меня тоже интересуют… — меланхолично откликнулся Джереми и вдруг приподнялся в стременах. — Я что-то слышу.

Джон, напротив, придержал поводья, чтобы чуть поотстать, и напряг зрение, как учили отец и брат. Это было трудно, наука концентрации легко срабатывала только в привычной обстановке. Здесь слишком многое было незнакомым, опасным и привлекало взгляд.

Усилием воли Джон сосредоточился — и все более-менее ставшие привычными цвета и движение отступили на задний план. Весь мир словно померк, а ярко Джон видел только то, чего следовало опасаться или чем интересоваться. Он заметил в траве и листве текучие очертания змей — но те расползались, почувствовав, очевидно, вибрации от множества лошадиных копыт по земле, а больше не видел ничего в ставшем серым мире, пока не достиг линии, на которой стоял Джереми.

И вот с этого места… Джон прищурился. Где-то впереди действительно что-то было. Он не мог разглядеть, что именно, но что-то мерцало, приманивало. И это «что-то» было относительно близко — видимость в джунглях была никудышной, дальше сорока-пятидесяти ярдов ничего не разобрать.

— Туда, — донесся до него, как сквозь вату, голос Джереми.

Джон машинально последовал за ним, отчаянно напрягая взгляд и отмечая по мере приближения всё больше деталей. Нечто, привлекшее внимание, было как раз на уровне головы сидящего в седле человека. Это во-первых. Во-вторых, оно было круглым, абсолютно ровной идеальной формы, какой просто не могла создать природа, которая — опять-таки по последним изыскания ученых — была более чем несовершенна.

Джереми остановился, и Джон встряхнулся, отводя напряженный взгляд. Еще не хватало выдать себя. Постепенно зрение приходило в норму, и только тогда он смог разглядеть округлый странный предмет, словно вросший в дерево.

Возможно, так оно и было. Без концентрации внимания, «орлиного зрения», как это называл отец, Джон с любопытством оглядел нечто вроде огромной, с кулак, бусины. Или чего-то столь же гладкого и полированного. Бусина была естественного коричнево-бурого цвета, отдающего в охру. Поначалу Джону показалось, что это янтарь…

— Рудракша, — вполголоса напряженно пробормотал Джереми.

Джон нахмурился. Вроде бы он такого слова не знал, но счел уместным проявить интерес:

— А что это — рудракша?

— Рудракша — это дерево, — махнул рукой тамплиер. — Священное дерево индусских жрецов. А вот что в нем — вопрос. Возможно, когда-то в нем было место поклонения. Кому — тоже непонятно.

Джон машинально прикинул — и тоже ничего не мог понять. Отец давно интересовался предметами индийских культов и таковые даже были в доме в Норгберри, но ничего подобного Джону раньше видеть не доводилось. Культовые предметы обычно были покрыты резьбой, символизирующей разные картины из истории и философии, а просто круглый шар из неизвестного материала?..

Позади раздался негромкий говор подъезжающих солдат — и Джона это сразу отрезвило. Как бы ни была любопытна или даже важна находка, не следовало настолько уходить в себя. Если бы Джереми сейчас напрямую спросил, что думает о находке Братство ассасинов… Джон даже не мог быть уверен, что не ляпнул бы какой-нибудь глупости.

— Ну хорошо, поклонялись, — нетерпеливо произнес Джон. — Как это относится к Бэрроузу и что мы будем делать дальше? Кажется, скоро начнет темнеть. Оказаться в таком месте ночью…

— Надо будет — и ночью поедем, — отрезал Джереми.

Джон и сам понимал, насколько важно то, что сейчас происходит, но ему смутно подумалось, что человеку без его умений и знаний здесь было бы очень не по себе. Даже солдаты позади переговаривались как-то встревоженно.

Тамплиер тоже явно это заметил, дернул плечом и первым направил коня дальше в дебри. Джон поспешил за ним, надеясь, что это будет выглядеть как инстинктивное желание быть поближе к человеку, обещавшему защитить. На самом деле Джон опасался, что Джереми обнаружит что-то еще, и пускать это на самотек не следовало. В этом диком лесу были скрыты какие-то тайны — и тамплиерам необходимо было помешать.

Деревья сгущались всё плотней, нависали всё ниже. Джон почувствовал, как что-то — кажется, теплое — мазнуло по плечу — и шарахнулся в сторону вместе с лошадью, сбив коня Джереми с ровного неспешного хода. Тамплиер тоже явно был напряжен и не ожидал нападения сбоку. Джон увидел в его руке тусклый отблеск чего-то острого, но, хвала Создателю, сделать ничего не успел. Джереми выдохнул и опустил нож:

— Что у тебя там?

— Змея, — нервно откликнулся Джон, благо поводов нервничать хватало, и подделывать беспокойство не пришлось. Он уже успел выяснить, что актер из него весьма посредственный.

— Если бы тебя укусила азиатская кобра или бунгарус, ты бы уже бился в судорогах и блевал кровью, — заметил Джереми. — Раз держишься в седле, всё не так плохо.

Джон припомнил слова отца, который говорил о том, что азиатские кобры сначала предпочитают пугать врага своим поистине устрашающим видом, а бунгарус не должен нападать, пока к нему не проявить агрессию или излишнее внимание, но всё-таки слышать это было неприятно.

Джон торопливо размышлял, что бы мог сказать нахальный Жу-жу на такое замечание, однако это не пригодилось. Джереми вдруг сжал бока коня коленями и куда-то столь целенаправленно отправился, что мысли обо всяких глупостях сразу были забыты. Джон собирался было снова сконцентрировать внимание, хотя здесь на это уходило куда больше времени, но не пришлось — он увидел всё и так.

Впереди высилось еще одно дерево с такой же бусиной среди разросшихся веток. Бэрроуз-младший не мог бы сказать, рудракша это или еще что, но на его взгляд отличие было минимальным — разве что дерево, конечно, не могло бы быть абсолютно таким же, как, несмотря на идентичность строения мужчин и женщин, не могло быть двух абсолютно одинаковых людей. Сама бусина выглядела абсолютно такой же.

На этот раз Джереми подъехал ближе и осторожно коснулся рукой в облегченной латной перчатке выпуклого гладкого и блестящего бока. Джон напряженно проследил за движением, готовясь к… чему-то, однако ничего не произошло — молния с неба не ударила и земля не разверзлась. Джереми ощупал бусину, постучал по ней, но никакого действия это не возымело.

— Уже две, — пробормотал он.

Джону тоже было интересно, что это значит, но он промолчал. Не в силах решить, как должен бы был повести себя Жу-жу, он не рисковал проявлять себя, а потому пока не связывался. И так уже становилось понятно, что путь только один — вперед. Джереми не отступится, да и сам Джон хотел побыстрее выяснить, что за этим стоит. А потому Бэрроуз-младший отправился за тамплиером, не проронив ни слова.