В комиссии было три человека, вернее два с половиной – невнятная брюнетка, представившаяся руководителем отдела маркетинга, была задвинута в дальний угол. Главными же здесь были Валерия Леонидовна, красиво стареющая директор по персоналу с замысловатой конусообразной конструкцией из волос, и собственно руководитель отдела продаж, назвавшийся Борисом Сергеевичем, – худой нервный мужчина под пятьдесят с преувеличенно длинными, словно бы ходульными, конечностями. Именно он вчитывался сейчас в мое резюме с таким видом, словно был очень близок к тому, чтобы понять наконец, в чем же здесь подвох.

– Ну хорошо, э-э-э… – Борис Сергеевич скосил глаза в бумаги на столе, – Никита. Давайте начнем. Почему мы? Почему вы? Почему мы должны взять именно вас? У вас три минуты.

Я посмотрел на худое и узкое, изможденное продажами лицо Бориса Сергеевича, встретился с чересчур пристальным взглядом директора по персоналу, затем повернулся назад и внимательно осмотрел стену переговорной у себя за спиной.

– В чем дело? – повысил голос Борис Сергеевич.

– Не, ни в чем. Извините. Просто я подумал – может, вы здесь сериал снимаете? Где-то я все это уже слышал.

Валерия Леонидовна рассмеялась.

– Шутим, значит? Ну-ну. Не слишком удачная линия поведения на собеседовании, – Борис Сергеевич взял со стола лист бумаги. – Хотя, судя по резюме, клоуном вы как раз не работали. Зато работали осветителем в театре, курьером, барменом, доставщиком пиццы, ночным продавцом, сотрудником кол-центра. Что-нибудь еще?

Я скорбно покачал головой: увы.

– Никита, – Валерия Леонидовна перехватила инициативу, ее голос оказался вкрадчивым и бархатистым, – Борис Сергеевич просто хочет понять, сможете ли вы справиться с работой в отделе продаж. Сегодня у нас еще пять кандидатов. И завтра семь. Так что вам нужно постараться нас убедить. Представьте, что мы ваши клиенты, которым вы должны что-нибудь продать.

– Что продать?

– Ну для начала – самого себя.

Я кивнул, взял лежащую рядом куртку, отыскал во внутреннем кармане синюю книжечку политеховского диплома и передал ее Борису Сергеевичу. Высшее образование по специальности «теплотехника» заставило того нахмуриться и еще раз перечитать мое резюме – клоуном я не работал, это он уже выяснил, а вот как насчет фокусника? Валерия Леонидовна вслед за руководителем отдела продаж заглянула в мой диплом, закрыла его и с интересом на меня посмотрела.

– Ну что же, неплохо. Очень неплохо. Профессионально донести до клиента особенности работы систем отопления вы, безусловно, сможете. Думаю, вы только что обошли большую часть конкурентов. Но, боюсь, этого может быть недостаточно. Нужно что-то еще.

– А еще, – я вернул ей заинтересованный взгляд, отметив про себя грудь и неплохо сохранившуюся фигуру (сколько ей может быть – сорок? за сорок?). – А еще у меня самая сильная мотивация, которая только бывает на свете.

– Да? И что же это, если не секрет? – спросила эйчар.

– Мне очень, очень нужны деньги.

Борис Сергеевич кашлянул, Валерия Леонидовна повернулась в его сторону, и он, наклонившись, что-то сказал ей на ухо.

– Ну что же, Никита, – Валерия Леонидовна поднялась и протянула мне руку. – Мне лично вы понравились. Мы с вами свяжемся.

Я тоже встал. Ладонь директора по персоналу оказалась мягкой и обволакивающе теплой, она улыбнулась и на пару лишних мгновений задержала мою руку в своей. Руководитель отдела продаж остался индифферентно сидеть, темноволосая женщина-маркетолог, не глядя, кивнула мне из своего угла.

Ага, свяжетесь вы со мной, кто бы сомневался… На секунду я снова увидел немигающие сине-зеленые глаза, услышал рев вьюги, заметающей следы здравого смысла и тревожную подслеповатую память, и мое обмороженное занывшее сердце тяжело ухнуло в низ живота.

Она здесь.

Она работает в этом здании, бывает здесь каждый день. Каждый день она паркуется перед бизнес-центром, здоровается с охранниками, заходит в лифт – каждый день. У нее в офисе наверняка промерзшие, покрытые инеем стены, она наверняка ездит на большой белой машине, а главное – она умеет превращать мужчин в ледяных истуканов одним своим взглядом. Я никогда в жизни не видел ничего подобного. И даже не подозревал, что такое бывает.

– Послушайте, – проговорил я, обращаясь главным образом к Валерии Леонидовне, – я понимаю, что у вас регламент и так далее. Понимаю, что вам нужно посмотреть всех кандидатов и выбрать лучшего. Но что если вот он я, уже нашелся – самый лучший?

Все три члена комиссии уставились на меня, я же лихорадочно вспоминал, что мне вчера рассказывал про продажи Гриша.

– Просто испытайте меня. Прямо сейчас. Это ведь вас ни к чему не обязывает, – я перевел взгляд на Бориса Сергеевича. – Вот сколько ваши сотрудники делают звонков в день?

– По-разному, – руководитель отдела продаж даже немного раздулся от собственной важности. – В среднем от ста пятидесяти до двухсот.

– Борис Сергеевич! – эйчар покачала головой, ее высокая прическа опасно накренилась, но почти сразу опять обрела равновесие.

– Ну хорошо, хорошо, – вздохнул Борис Сергеевич, снова худея. – Семьдесят пять – сто.

– Вот и отлично. Просто дайте мне список из пятидесяти контактов, телефон и полчаса времени. Большего я не прошу.

И я посмотрел на Валерию Леонидовну, мысленно превращая свой взгляд в россыпь самых изысканных комплиментов ей и ее неотразимой прическе.

Через сорок минут и полсотни телефонных звонков я предъявил Борису Сергеевичу две назначенные встречи – одна завтра, другая на следующей неделе. Еще через десять минут комиссия, посовещавшись, объявила мне, что я принят на двухмесячный испытательный срок. Валерия Леонидовна, покачивая бедрами, вышла из переговорной, напоследок многозначительно мне улыбнувшись. А мой свежеиспеченный начальник вяло пожал мне руку и выразил надежду, что мы сработаемся.

– Ну, это уж как картридж ляжет, – сказал я и, не дожидаясь, пока глаза руководителя отдела продаж станут как у персонажа аниме, поправился: – Я шучу, Борис Сергеевич. Конечно же, мы сработаемся. А как же иначе?

Это не моя спальня. Я знаю это наверняка. У меня в спальне не может быть ионических колонн. Мне не нравятся колонны. Никогда не нравились. Колонны вообще. А тем более ионические. Я не перевариваю эти дурацкие капители в форме скрученной подушки. Хорошо хоть фриз совершенно гладкий. «Орнамент как преступление». Я напишу это несмываемым маркером на лбу любому, кто скажет, что это не так.

И все-таки это все мое. Несмотря на колонны. Несмотря на чудовищную архаику и помпезность. Потому что на всем вокруг лежит снег. Изморозь. Наледь, иней и наст. А главное – арктический холод. И этот холод постепенно проникает в меня. Прямо из воздуха. Растекается по венам снотворным умиротворением. Сердце замедляет ритм. Работает все медленней. Все медленней и медленней. Еще медленней. Еще.

Не о чем беспокоиться. Нечего ждать. Нечего бояться. Все неподвижно. Заморожено. Незыблемо. Неизменно.

Здесь всегда зима. Внутренняя, окаменелая, не подверженная колебаниям климата. С температурой, которая постоянно ниже нормы. Ниже нуля, ниже любых ожиданий, предчувствий и разочарований. Именно поэтому мне здесь так хорошо. Так спокойно. И хорошо.

Я проснулась в семь утра. Светодиодная подсветка, спрятанная по периметру идеально ровного белого потолка, смягчала острые углы спальни. Белые стены. Белые – от потолка до пола – шторы. Белую, со сглаженными выступами мебель. Продуманно-рукотворный отголосок моих снежных снов.

В комнате не было часов. Но я точно знала: сейчас ровно семь. И еще я знала, что сегодня позволю себе десять лишних минут в постели. Такие сны приходили ко мне нечасто, и я хотела насладиться подзабытыми ощущениями. Казалось, ледяной покой все еще был осязаем. Он поселился в воздухе. Поселился во мне. Только что пережитый сон был еще здесь, у моего изголовья. И я совсем не хотела его отпускать.