– Утрируешь. По-твоему, я отрабатывала по сотне контактов за вечер. А на самом деле постоянно общались человек пять-семь. И не каждый день с каждым. Еще двадцать были в поле зрения и слуха. Вот и все, – пришлось защищаться мне. – Насчет шушеры тоже не соглашусь, она отсеялась. Я же не виновата, что большинство моих друзей быстро оценили обстановку и уехали искать счастья за границу. Но из тех, кто остался, я выбрала лучших. И наконец, по поводу твоих трудовых подвигов по превращению нормального, пусть и слегка безалаберного, дома в казарму…

– Не расходись снова, пожалуйста. Я ответил на твой вопрос? Из любви или из ненависти протестовал? – мгновенно закруглился он.

– Ой, это надо обдумать…

– И обсудить с половиной города, – захохотал бывший. – Идем, горе горькое, а то этот карикатурно-сонный портье нас по-настоящему зарежет. Тут не принято возвращаться позже десяти.

Наши номера оказались на одном этаже в разных концах коридора. Его номер был ближе к лестнице, бывший сразу приложил ключ и распахнул дверь. Я остановилась пожелать ему спокойной ночи. И разумеется, подвела итог:

– В общем и целом, мы поторопились. Надо было дождаться, пока отвыкнем от своих семейных укладов и пока разовьются мобильный Интернет и культура электронного общения. Но поскольку терпеть сил не было, случилось неизбежное. И я, как самая безответственная из нас, подала на развод. Ты это доносил до меня весь вечер? Поздравляю, добился своего.

– Как при всем своем уме ты остаешься такой тупой, а? Не этого я весь вечер от тебя добивался, – простонал он и запихнул меня в номер.

– С ума сошел? – холодно поинтересовалась я. И горячо подумала: «Какого черта! Сказочное приключение в командировке. Ведь не с первым встречным, а с бывшим мужем. Дико любопытно, каким он стал». На выезде я твердо отказываюсь от мужских предложений. С тем, кто поразил бы мое буйное воображение, ни разу не сталкивалась. У остальных ребят на лбу написаны только две фразы: «Хочу комфортно перебраться в Москву», «Ты не местная, жена ничего не узнает». Но в этот раз на задворках Праги судьба организовала необычный вариант близости – в постель меня тянул бывший муж. Собственно, только в ней у нас друг к другу претензий и не возникало. Как славно, что мы не были осведомлены об интимной жизни родителей. Иначе и в кровати переделывали бы друг друга под образцы, знакомые с детства.

– Слушай, как бы поизящнее выразиться? Загляни ко мне на чашечку кофе, умоляю.

Все-таки я не вконец озверела из-за развода. Не откликнуться на жалобную человеческую мольбу было немыслимо. Тем более что человек не пытался изнасиловать, но заботился об изяществе формы выражения. Надо же, едва мы встретились, как начали ругаться, что свойственно близким людям. А когда пришли коротать ночь в унылую гостиницу, почувствовали дистанцию. Она, немалая, в итоге и возбудила обоих. Но я сурово напомнила:

– Приглашать надо было в коридоре. Здесь можно только уговаривать.

– Ох, как я готов.

– Всегда, наверное, готов. Слушай, а ты успел вступить в пионеры? Нас даже в октябрята уже не принимали.

– Все, хватит, помолчи минуту, всего минуту.

Ладно, чего там, одинокая женщина, молчать за компом научилась не хуже его. Зато он стал весьма разговорчивым. Пару часов ссорился азартнее меня… И вот утихомирился… Нет, нашел отвлекающее занятие… Для нас обоих…

Утром я сначала ощутила бодрость, а потом открыла глаза. Мой бывший меня покорил. Вчера акцент мысленно делался на слове «бывший», а «мой» было ироничным придатком. Сегодня получалось наоборот. Основания для этого были. Он стал более техничным и нежным. Я бы сказала, заметно более. Чему тут удивляться? Добрые чувства мужчины привязаны к умению, злые – к неумению. Я улыбнулась и повернула голову. Любовника рядом не было, из-под двери ванной сочились свет и тишина. Принял душ, почистил зубы и тихо вышел за кофе и глазированными булочками, которые я вчера ему расхваливала. Как хорошо-то – вечный завтрак в постель. Такой затасканный устно и такой каждый раз новый на практике.

Тут я резко села. Завтрак? Кофе? Булочки? Уже три года не ем мучного и пью зеленый чай. Бог мой, спасаться надо! Немедленно! Я не готова не то что продолжать нашу близость, но даже обсуждать ее возможность. Сейчас куплюсь на его развитые и упроченные с другими бабами навыки, а потом до конца своих дней буду угадывать, какова психологическая подоплека хамского со мной обращения?

Я вскочила, неверными онемевшими пальцами достала блокнот с ручкой, криво-косо выдрала лист и написала: «Все было замечательно. Только я теперь всякий раз буду думать, что именно в твоем прошлом определяет нынешнее твое поведение. Любое, даже распрекрасное, понимаешь? А женско-мужские взаимоотношения ценны непосредственностью реакций друг на друга. Их анализ – занятие на время, когда приходишь в себя после развода. Проанализировала, сделала выводы, решила, что больше не обманешься, и с другим на те же грабли. Это – любовь проклятущая. Иначе надо жить с одним человеком десятки лет – понимать, прощать, приноравливаться. Не мое совсем, прости. И спасибо за то, что дал возможность это осознать».

Я положила записку на его подушку, натянула платье на голое тело, сунула белье и чулки в сумку, кое-как втиснула ноги в лодочки и унеслась в свой номер. Там осуществила ГШРП – гигиена, шмотки, расческа, помада – как называет торопливые сборы на работу моя часто просыпающая лучшая подруга Наташка. За это время я подготовилась к возможному столкновению с бывшим в коридоре, на лестнице, в холле. Надо не останавливаться и бежать мимо, стуча пальцем по запястью, на котором когда-то носили часы. Он сообразит, что за опоздание меня расстреляют либо здесь, либо дома, усмехнется, поднимется к себе, обнаружит записку. Выматерит, наверное, последними словами. Хорошо, что я этого уже не услышу.

Но путь был свободен – ни души. Только выйдя на улицу, я столкнулась с двумя мальчиками из команды бывшего.

– Начальство без помпы выехало из отеля, – сказал один другому.

– Когда?

– В восемь расплачивался внизу с чемоданом.

– Куда?

– Откуда мне знать? В Москву? Или в приличное место в центре? В любом случае сегодня оторвемся.

– Наконец-то!

Я остановилась. Чудо, что успела встать на обе ноги, могла бы застыть на одной и через секунду рухнуть на мостовую. Мой бывший попросту сбежал? Подхватил свой наверняка еще до вчерашнего захода в бар собранный чемодан и был таков? Я хоть записку оставила. А он без прости-прощай обошелся. Ну, и кого из нас мама лучше воспитала? Почему-то именно бумажка, нервно исписанная русскими словами, которую горничная просто бросит в мусорный мешок, доканывала меня. Я в эти слова душу вложила! Я их после лучшей ночи в своей жизни из себя выдавила! Я совершила подвиг, включив разум тогда, когда ни одна нормальная женщина и не вспомнила бы о его наличии у себя! Ничто так не унижает человека, как напрасный героизм. На меня накатил мой эталонный стыд. Уже не чаяла повторения, думала, он так и останется недосягаемым. Но благодаря мужику, который только что сбивчиво твердил о любви и воссоединении, а потом пустился наутек, достигла.

Мне едва исполнилось пять. Мама стала главным инженером, обзавелась небольшим кабинетом и начала раз в месяц работать по субботам. Производство было непрерывным, и руководящие дамы всех мастей по очереди лихо швыряли свой выходной на алтарь карьеры. Там я впервые увидела столы, поставленные буквой «Т», и решила, что это очень некрасиво. Мама усаживала меня в дальний конец, щедро шлепала рядом пачку тонкой чистой бумаги – не то что дома, где все время приходилось выпрашивать листочек. Потом рылась в сумке, сокрушенно бормотала: «Опять фломастеры забыла», вынимала из стакана на своем столе два карандаша – простой и красный – и говорила: «Все, тебя нет, ты рисуешь». Это было восхитительно. Кто не портил бумагу на маминой работе, у того не было детства.

Часа через полтора раздавался стук в дверь, и на пороге возникала какая-нибудь тетя – Тамара, Валя, Лиля – и звала меня пить чай в лабораторию. В этом волшебном месте я узнала, что белый халат носит не только, с моей точки зрения, психически неустойчивая врач-педиатр. Нет, правда, может нормальный человек при каждой встрече требовать, чтобы вы показали язык, даже если у вас не болит горло? Лаборатория была неимоверная – светлая мебель, ряды химической посуды и предметы моего обожания – микроскоп, спиртовки и тонкие длинные стеклянные палочки, которыми смешивали жидкости в колбах. В самую большую прозрачную засыпали заварку и лили кипяток. И она не лопалась. Это уже было цирковое представление, самая интересная его часть – фокусы.